которую он употреблял, перейдя на службу польскому королю; на ней изображен лев, стоящий на задних лапах.
Опубликованное недавно исследование И. Грали, где автор изучает печати, употреблявшиеся русскими людьми, переехавшими с XVI в. на службу в Польшу и Литву, позволяет расширить круг печатей в связи с утверждением Папроцкого о том, что некоторые русские князья «употребляют древние гербы».
В своем исследовании И. Граля среди других приводит и печать, которую в Польше XVI в. употреблял князь Иван Дмитриевич Шуйский, называемую в сфрагистике «Русская Погоня»; на ней фактически помещено изображение св. Георгия, убивающего дракона, но повернутое вправо, а не влево, как на русском гербе[1116]. Н. А. Соболева указала, что еще в XV в. князь Иван Васильевич Шуйский прикладывал к грамотам свою печать с изображением стоящего льва с головой, повернутой вправо[1117]. Если изображение льва на печати князя Шуйского ассоциируется с эмблемой Владимирского княжества (Шуйские вели свой род от владимиро-суздальских князей), то св. Георгий на их польской печати служит подтверждением словам Папроцкого об употреблении русскими князьями древних печатей киевских князей (в Польше лев стал эмблемой галицких князей). Естественно, что русские князья, недавно появившиеся в Польше и Литве, претендовали на государственную русскую символику, подчеркивая тем самым свое происхождение от киевских Рюриковичей. Следует отметить еще одну русскую печать, принадлежавшую князю Ивану Ивановичу Шуйскому, приложенную уже к грамоте 1633 г. Ю. М. Эскин, опубликовавший этот интереснейший материал, полагал, что из приложенных на грамоте 1633 г. печатей, Шуйскому принадлежит частично утраченная, с изображением грифона[1118]. Однако, такая печать скорее могла принадлежать Ивану Никитичу Романову, также приложившему свою печать к грамоте: изображение грифона входило в родовую печать этой семьи. Указанная Эскиным печать Романова: «небольшой щиток с неким западно-европейским гербом», не может быть идентифицирована, как полагает автор, с печатью на изумруде, перешедшую по наследству от И. Н. Романова к царю Алексею Михайловичу. В описи имущества царя она определена как «изумруд четвероуголен, на нем вырезано: персона человеческая на лошади с саблею, под лошадью змей»[1119]. Как видно, здесь изображена вариация св. Георгия, убивающего змия.
Наиболее интересно у Папроцкого упоминание о печати с изображением нагого человека на коне, которую имели государи, жившие «почти на море среди великих болот». Русские печати не знают такого изображения, его, как герб московских князей, трижды привел в своем сочинении Сигизмунд Герберштейн.
Еще в XVI в. новгородский архидьякон Геннадий объяснял александрийскому патриарху, что на печати Ивана IV изображен всадник на коне, и это «государь на коне». В XVII в. изображение св. Георгия на печати неоднократно интерпретировалось русскими послами как «великий государь на аргамаке», «царь на коне победил змия». В подобных высказываниях царь идентифицируется со св. Георгием. Как показал А. Б. Лакиер, на листе Библии 1663 г., изданной в Москве, на изображении московского герба помещено именно изображение царя на коне, пронзающего копьем змия[1120]. Такое же изображение Ивана IV есть в рукописях Казанской истории, написанных в XVII в. В связи с этим следует вспомнить об одной традиции конца XIV в. К этому времени в европейских странах на монетах и печатях существовал обычай изображать государя в воинском обмундировании, в виде рыцаря на коне, что подчеркивало функции правителя как воина и вождя[1121]. Византийские изображения императоров не знали такого типа: на монетах и печатях подчеркивалась лишь сакральность власти императоров. Но в конце XIV в. на византийских монетах появляются конные изображения императоров и часто их сопровождают святые всадники (Дмитрий, Георгий, Архангел Михаил), которые подчеркивали сакральность воинских функций государя[1122]. Не исключено, хотя и нуждается в дополнительном специальном исследовании, что в русском изображении всадника на коне, поражающего копьем змия, в XVII в. также слилось представление о святом воине и государе-вожде.
Вооруженный всадник на коне в различном обличии – сюжет, встречающийся на печатях и монетах русских князей конца XIV – XV вв. пока к XVI в. не сформировался окончательно в виде св. Георгия, побеждающего змия[1123].
Причины появления у Сигизмунда Герберштейна представления о том, что на государственной печати государь изображался как голый человек, требуют специального сфрагистического исследования. Это представление не находит аналогии в русской сфрагистике, оно и не отразилось в европейских справочниках XVI в., содержащих описания государственных гербов и печатей разных стран: здесь гербом московских государей назван св. Георгий, поражающий змия. По существовавшим в XVI в. традициям русской жизни невозможно представить государя в виде голого человека: русский царь всегда изображался на иконах и миниатюрах, а также выступал на официальных церемониях в полном маестате, при всех регалиях.
Изображение государя как голого всадника на официальных печатях не соответствует и нормам европейской геральдики, где правитель олицетворяет сакральность власти или различные ее функции, в том числе и функции воина-вождя. Основной его одеждой на средневековых печатях было воинское обмундирование, которое подчеркивало функции воина и вождя. Позднее эта одежда постепенно приобретает символичные и демонстрационные черты: появляются парадные панцири и шлемы вместо воинских[1124]. Императоры, правившие в XI в. – Константин IX Мономах и Исаак I Комнин, иногда изображались на монетах в короне, панцире и короткой тунике с мечом на боку.
Именно в такой одежде, но без меча, а с крестом в правой руке изобра-жен великий князь Василий Дмитриевич, чей портрет вышит на саккосе митрополита Фотия. А в конце XV в. уже русский летописец написал об отце Василия – Дмитрии Донском: «на престоле царьстем седе, царскую багряницу и венец нося… а крест Христов на рамо ношаше»[1125]. Описание одежды Дмитрия Донского в летописи полностью совпадает с той, что изображена на портрете его сына и близка к императорской на византийских монетах XI в. Можно полагать, что уже с XV в. постепенно русским князьям приписывалась символика, близкая к той, которая отражала власть византийских императоров.
Папроцкий, очевидно, заимствовавший изображение голого всадника на коне у Герберштейна (ближе всего – изображение на портрете Василия III в издании 1556 г.) или польского хрониста Стрыйковского, и отнесший его ко временам киевско-константинопольских отношений, не указал, в отличие от других русских гербов, каким именно русским князьям оно принадлежало: это «те (князья), которые (правили) почти на море среди великих болот», то есть каким-то северным народам.
Польские хронисты XVI в. вслед за Матвеем Меховским писали о северных землях, примыкавших к Московии, как о болотистых, заселенных язычниками, дикими народами. Профессиональный геральдист, каким был Б. Папроцкий, хорошо знакомый с нормами европейской геральдики, очевидно знавший труд Герберштейна не смог связать герб, изображавший нагого человека с христианским государем и связал его с язычниками, жившими в его стране.
Среди работ других польских авторов XVI в. труд Б. Папроцкого интересен тем, что в нем приведено и профессионально проанализировано наибольшее число русских геральдических предметов; отсутствие анализа государственного символа того времени – двуглавого орла, который был хорошо известен в Европе, можно объяснить тем, что Папроцкого прежде всего интересовала геральдика, относящаяся к землям, входившим в состав Польши и Литвы. Однако важно то, что к киевскому периоду автор относит и появление гербов Москвы и Русского государства – св. Георгия, убивающего змия, тем самым признавая права московских государей наравне с великими князьями литовскими на киевское наследие.
Двуглавый орел в российской государственной символике конца XV–XVII вв.[1126]
К концу XV в. положение России среди других европейских государств существенно изменилось. «Стояние на Угре», завершило падение татарского ига, несколько позже закончилось объединение русских княжеств вокруг Москвы, и вместо разрозненных русских земель на карте Европы появляется независимое государство, которое приобретает все признаки суверенности.
В 90-е гг. XV в. в документах появляется термин «Государев двор», свидетельствующий о консолидации феодальной верхушки Русского государства, пришедший на смену «боярам» различных великих князей. Судебник 1497 г. не только отмечает различные функции государственных чиновников – дьяков, но и казначеев, печатника. Тот же Судебник зафиксировал единые для всего государства нормы судопроизводства, пришедшие на смену региональным судным грамотам. В это же время придворные чины постепенно преобразуются в государственные должности.
Параллельно с этими процессами происходит и идеологическое оформление великокняжеской власти. Родословная легенда о происхождении династии Рюриковичей в своей первоначальной редакции – Чудовская повесть – доказывает происхождение родоначальника династии от римского императора Августа в соответствии с генеалогическими традициями, распространенными в соседних с Россией странах.
В Москве разрабатывается новый обряд возведения на великокняжеский престол, в основу которого был положен византийский ритуал. По этому обряду в феврале 1498 г. был возведен на престол наследник Ивана III Дмитрий Иванович Внук, что должно было способствовать введению в России наследственной формы правления.