8 августа 1529 г. литовские послы Матвей Янович и Василий Чиж рассказали великому князю Московскому Василию III о действиях гомельского наместника, который разорял села Речицкой волости, приводил оттуда в Гомель семьи и брал за пленных выкуп («и многие пенези с них побрали»). Затем этот же наместник снова повоевал засожские речицкие села, посадил в тюрьму местного старосту, а людям тех сел приказал «к городу Речитцкому не ходити», и «привернули» их к Гомелю[438]. Таким образом, попытки закрепиться на доднепровской территории (за Сожем, то есть до Днепра) не были оставлены московской стороной. В конце 1532 г. стародубский наместник князь Федор Васильевич Телепнев-Оболенский получил письмо от гомельского наместника Федора Плещеева о нападении со стороны Речицы и разорении Гомельского уезда («по самыи город Гомевъ повоевали»)[439]. Очевидно, к этому времени речицкие земли к востоку от Днепра были отвоеваны литовской стороной. В регионе стало преобладать влияние властей ВКЛ, которые оказывали давление на территорию, прилегающую к Гомелю.
В 1527 г. упоминаются также стрешинские села, являвшиеся объектами притязаний московской стороны. Еленци (современный Еленец), Губичи, Скепно (современная Скепня) и Пыреевичи (современные Пиревичи), все размещались с левой стороны р. Днепр напротив Стрешина и заполняли пространство к востоку до истоков рек Уза и Липа, где с 1500 г. были московские владения.
Сохранилось уникальное известие о том, что после занятия Гомеля «село капитульное» Скепно, также «в руки неприятельские зашедши», вынуждено было осуществлять работы на Гомельский замок («тот замок робыти мусило»)[440]. В дальнейшем, уже под властью ВКЛ, люди села Скепно по-прежнему приводились на работы в Гомель. Только в результате обращения управляющего Стрешинским владением Виленской капитулы Павла Кгедройта к находившимся в Гомеле ревизорам Григорию Воловичу и Миколаю Нарушевичу Скепно, очевидно, было освобождено от повинности и окончательно возвращено в состав Стрешинской волости[441]. Представляется, что наряду с селом Скепно аналогичные работы требовали с соседних сел, названых в перечне 1527 г., но не входивших во владение Виленской капитулы, а потому не упомянутых в обращении «врадника» Павла Кгедройта. Таким образом, Еленцы, Губичи и Пыреевичи в период до 1527 г. и вплоть до освобождения в 1535 г. также подчинялись Гомелю.
Неудивительно поэтому, что левобережные по отношению к Днепру земли волостей Стрешина и Горволя вошли в состав образованного в 1535 г. староства. Только речицкие села остались в подчинении своего центра, и Липиничи, в 1527 г. заявленные в совместном московско-литовском владении (по половинам), были возвращены в состав Чечерской волости (граница последней, очевидно, вернулась к р. Липе)[442].
Таким образом, московская граница имела тенденцию к распространению от верховья р. Липы к Днепру и вдоль последнего (с заходом в некоторых местах на правую сторону) до территории Любечской волости. С 1500 по 1508 г. Любеч находился в составе Московского великого княжества, и, таким образом, Москва контролировала течение р. Днепр, а также важнейшую сухопутную дорогу на Киев и в глубину ВКЛ. По словам К.В. Базилевича, «с присоединением Любеча была перерезана Днепровская водная магистраль, имевшая первостепенное значение в экономической жизни русских и литовских земель. К Москве отошла почти на всем протяжении сухопутная дорога на Киев через Брянск, Радогощь и Новгород-Северский, что, несомненно, укрепляло экономические связи с правобережьем Днепра и облегчало торговые сношения с Крымом через Киев»[443].
Очевидно, контроль над Днепром мог осуществляться только в том случае, когда оба его берега принадлежали Москве. В период владения Любечем так и было. Кроме того, важным было владение устьем р. Сож. Впрочем, и после потери Любеча в 1508 г. часть нижнего течения Сожа оставалась на московской территории (Гомель), но потеря выхода к Днепру была ощутима. Поэтому распространение до Днепра и занятие обоих его берегов имело для Москвы огромное стратегическое значение. Как выяснилось, это было достигнуто уже между апрелем 1503 и апрелем 1504 г. Тогда в состав Гомельского уезда были приняты территории до Днепра (за счет Горвольской и Речицкой волостей), заняты некоторые села на правом его берегу, а сама река перегорожена деревянным частоколом (езом). Выход к Днепру сохранялся и после потери Любеча в 1508 г. Представляется в связи с этим, что утрата Москвой Гомельской земли в 1535 г. стала концом московского доминирования в значительном регионе. Московское великое княжество лишилось здесь выхода к Днепру, и, кроме того, течение реки Сож также становилось свободным для использования жителями ВКЛ (некоторое время еще сохранялось соседство московской территории с Сожем в районе Чечерска).
Стремление достигнуть и закрепить за собой территории, примыкающие к естественным природным рубежам (крупным рекам), было характерным для московских властей и в направлении к северу от Гомеля. Борьба велась за земли, примыкающие с левой стороны к р. Сож.
В 1500 г. вместе с Гомелем московскими войсками была занята территория от устья р. Беседь к северу вдоль р. Сож до города Чечерска и даже за него. О распространении московских владений вдоль Сожа дальше Чечерска свидетельствует следующий факт.
Севернее Чечерска находилось село Туришчевичи (современные Турищевичи), утвержденное в 1510 г. за Костей Пишчиковичем[444]. К селу относились земли не только на правой стороне р. Сож, где оно и стояло, но и на противоположной стороне реки. Но к 1510 г. «того села земли много отошло за Сожъ, в сторону великого князя московъского»[445]. Произошло это, видимо, еще в 1500 г.
По перемирию 1503 г. села к востоку от р. Сож Скарбовичи, Залесье, Бабичи, Светиловичи, Голодно, Лапичи были закреплены за Москвой[446]. За исключением Скарбовичей и Лапичей все остальные населенные пункты уверенно локализуются между р. Сож и ее притоком Беседью. Скарбовичи лишь с малой долей вероятности можно отождествить с известными уже с XVI в. Себровичами[447]. Залесье находилось недалеко от Чечерска, на противоположной стороне р. Сож; Бабичи — посредине между реками Сож и Беседь, у берега еще одного притока Сожа — Покоти. Светиловичи и Голодно стояли у правого берега р. Беседь, причем последнее село — недалеко от устья этой реки[448]. Таким образом, места локализованных поселений по периметру охватывали часть территории Чечерской волости, с 1500 г. присоединенную к Гомелю. Есть вероятность того, что новые московские владения заходили в этом районе на правую сторону р. Сож. Согласно Инвентарю Чечерского староства 1704 г. к Залесью относился отдельный массив земель («osobliwa służba»), занимавший территорию на противоположной от села стороне Сожа вплоть до р. Чечеры и вниз по ней до Сожа, то есть вплотную подходил к г. Чечерску[449]. Также чечерские земли могли остаться на левом берегу, вклиниваясь между теперь уже московскими владениями.
Возможно, на «московской» стороне Сожа у самого берега стояло чечерское село Оношковичи, которое с некоторой степенью вероятности можно связать с современной деревней Оношки, отмеченной также на картах XVIII–XIX вв.[450] Если локализация верна, то к северу от Оношковичей оказывалось московское село Залесье, а к востоку и северо-востоку — чечерские же села Пукличи (современные Кукличи) и Навилавка (современная Новиловка). Оношковичи, таким образом, были с трех сторон окружены московскими землями, если, конечно, Залесье не являлось московским эксклавом.
Вернемся к «Списку о порубежных землях и о жалобах» 1527 г. В нем заключен уникальный перечень пограничных сел («села, которые по рубежу сидят») с указанием их административной принадлежности. Цель составления «Списка» очевидна: показать, «во што ся не вступати великому князю по перемирным грамотам»[451]. При этом и по отношению к тем селам, которые по перемирию были закреплены за московской стороной, указывается центр их прошлого подчинения. Именно из «Списка» 1527 г. становится известно, к каким волостям относились те или иные села, перешедшие на рубеже XV–XVI вв. в состав Московского великого княжества. Представляется, что рассматриваемый документ составлен на основании данных, предоставленных непосредственно наместниками из пограничных регионов, и его информации можно доверять. Значение «Списка» 1527 г. приближается к «Реестрам» 1522 г. Оба источника, по сути, определяют границы, где-то путем описания ее протяженности, а где-то с помощью фиксирования приграничных населенных пунктов.
Меньше заслуживают доверия встречающиеся в посольских книгах указания на то или иное административное подчинение некоторых волостей и сел. Они подвержены сознательным искажениям или же вовсе составлены без знания реального положения на местах. Так, например, в ходе переговоров 1537 г. села Залесье и др. из северного массива земель, присоединенные в 1500 г. к Гомелю, один раз названы чечерскими и пропойскими, а другой — чечерскими и кричевскими[452]. Между тем, согласно «Списку» 1527 г., все они являлись чечерскими. Московская сторона никогда не отрицала былой принадлежности большого числа своих поселений тем центрам, которые остались в составе ВКЛ, но постоянно ссылалась на тот факт, что они были «писаны в великого князя сторону в перемирных грамотах»