.
Судя по действиям князя Толочинского, он воспринимал свою должность как источник личного обогащения, совершенно не задумываясь о необходимости бережного отношения к территории, совсем недавно отнятой у Москвы. Впрочем, поведение князя можно понять. В то время еще шла война, результат которой был неясен. В ходе ряда предыдущих войн с Москвой ВКЛ в основном только теряло свои территории. Естественным стремлением новоявленного наместника было извлечь наибольшую выгоду из волости, которая, вполне возможно, снова вернется под московскую власть. В подчиненных землях князь Василий старался не задерживаться, а уезжал «з Гомя до именей своих»[624], чего согласно обязанностям державца ни в коем случае не должен был делать. Прежде всего, новый державца, вероятно, в первые же дни своего приезда в Гомель отобрал у пришедших к нему мещан грамоты, освобождавшие жителей волости от грошовой, медовой, бобровой и куничной даней, подвод, серебщизны и других плат и повинностей на десять лет (очевидно, предназначенных господарю), а также от работ на замок (кроме совсем мелких) на один год[625]. Очевидно, в намерения Толочинского входило собирать, использовать и присваивать те платы и повинности, которые должны были идти в доход великого князя! В тот же год державца стал требовать выполнения различного рода работ, на некоторые из которых мещане вынуждены были нанимать людей. Так, установка еза (перегорода частоколом русла реки) стоила им 30 коп грошей, постройка гридни и стайни, соответственно, 5 рублей и 4 копы грошей[626]. Князь присвоил бобровые берега и озера, а также 100 битых бобров, отнял «отчизныи» бортные земли, из-за чего их владельцы «проч оттол пошли»[627]. А когда князь Василий «в объезде ездил и дан(ь) и тивуновъщину з них брал» (то есть собирал по волости традиционные поборы), было отнято 12 коп грошей и меда пресного на 10 коп грошей, из-за чего «семъ сел людей от того для великого обътяженя прочъ пошло»[628]. Неслыханным нововведением было требование поставок сена, которого «тамошние» люди накосили 500 возов «и незносную тяжкость в том приняли»[629]. Тяжелые условия были созданы для приезжающих в Гомель с зерном («зъбожем») и «з ыншыми речми» купцов (гостей). Для них были введены высокие торговые пошлины («мыта великие»), и в итоге они попросту перестали ездить в Гомель, а жители стали испытывать недостаток в «живностях»[630].
И тогда к королю и великому князю было отряжено несколько человек с жалобой на державцу. Но по дороге их переняли, побили, ограбили и посадили в вежу, отняв 16 коп грошей и двадцать бобров (которые, очевидно, были взяты с собой) и возложив вину аж на 200 коп грошей[631]. Узнав об этом от других челобитчиков, но не желая принимать поспешного решения, Сигизмунд отправил в Гомель дворянина Ивана Григорьевича, целями поездки которого был сбор сведений о «кривдах и тяжкостях и грабежох» державцы и содействие возвращению отнятых денег и вещей и — главное — «вызволеных» грамот[632]. Последней своей цели королевский дворянин не добился и даже еще более усугубил ситуацию, так как князь Василий не только ничего не отдал, но еще и захватил жен и детей сидящих в заключении челобитчиков и потребовал с них дополнительно 120 коп грошей. В то же время вернулся ко двору Иван Григорьевич со списком («реистром») дел державцы, а также подоспело и второе посольство от мещан и волостных людей[633].
Король намеревался было «тот замок н(а)шъ зъ рукъ его (князя Василия. — В. Т.) взяти и инъшого державцу хто бы ся нам на то годный бы видел там послати», однако, согласуясь с волей панов рады и мнением виленского воеводы, решил пока оставить прежнего державцу. При этом Сигизмунд указал Гаштольду на то, что «тот замокъ за великимъ накладом къ рукамъ н(а)шимъ пришол», а державца, невнимательно отнесясь к господарскому имуществу («на реч н(а)шу г(оспо)д(а)ръскую и земскую бачности не маеть»), начал разорять людей, отбирать их земли и грамоты, привлекать к замковой работе, хотя стоило подождать год и гомельские люди должны были эти работы выполнить «водле слушног(о) обычаю». При этом сам король, заботясь о населении приграничной зоны, чтобы оно оправилось и пополнилось новыми пришлыми людьми, на 10 лет отказался от всех плат в свою пользу («мы сами им фолкгуючи вси платы н(а)шы до десяти год отпустили»)[634]. Конечно же, под управлением князя Василия люди, которых довольно много осталось в волости после военных действий, не только не оправились, но и пошли прочь. Из уст короля и великого князя Сигизмунда Старого прозвучало поучение, предназначенное державце: «Сам он могъ бы тому розумети, иж тот замок на украине есть, а к людемъ украиннымъ треба ся ласкаве заховати и не годиться им ни в чомъ обътяженя чинити. Нижли коли бы ся они запомогли и добре там укгрунтовали, мог бы тымъ намъ г(оспо) д(а)ру пожиток привлащыти и собе теж знаючи по часу пожитокъ з них мети»[635].
Чтобы исправить положение, сложившееся в Гомельской волости, туда был направлен дворянин королевы Боны Мартин Пацотковский. Также виленский воевода обязывался «дать науку» князю Василию, который должен был впредь быть дальновиднее, отказаться от злоупотреблений («уперод лепшую бачность на нас г(оспо)д(а)ря и на реч земскую мелъ, ослушне а радне на томъ справовал и такового обътяженя людем тамошнимъ украиннымъ не делал»), отдать грамоты «на вызволене даней и платовъ», отобранное возвратить, за построенные «хоромы» заплатить и больше их не делать, жен с порук освободить и «вин» с них не брать, земли и озера вернуть. По всем этим делам державца отчитывался перед дворянином королевы Боны[636]. Фактически деятельность князя Василия была поставлена под прямой контроль со стороны королевского представителя.
Но, кроме того, еще два действия в общем-то ограниченного в своих возможностях короля Сигизмунда могли в значительной степени умерить произвол гомельского наместника-державцы.
В качестве особой привилегии Гомельской волости для ее населения было сохранено право самостоятельно избирать старца — главу общинной организации[637]. («А што ся дотычетъ старца, хто бы мел старчество у той волости заведати, ино которого ч(е)л(о)в(е)ка волост на старченьство выберетъ, тот нехай старцомъ у них будетъ»[638].) Таким образом, из рук державцы изымался контроль (через своего ставленника) за жизнедеятельностью общины.
Оставив на месте не справлявшегося со своими обязанностями урядника, король обеспечил своеобразную гарантию от дальнейших его злоупотреблений. За возможные «шкоды» Гомелю, причиненные князем Василием, должен был отвечать виленский воевода Ольбрахт Гаштольд.
(«И того б(о)же не дай, если збытъки а неслушною справою его мел оный замок н(а)шъ, который за немалым накладомъ нам ся достал ку якой шкоде прийти, мы того всего хочемъ на твоей м(и)л(о)сти смотрети»[639].)
Как долго еще оставался гомельским державцей князь В.Ю. Толочинский, сказать трудно, однако 13 февраля 1538 г. он как будто получил другой уряд — оршанского (рошского) державцы. К тому времени прежний державца князь Федор Иванович Жославский находился при смерти и не мог исполнять свои обязанности. Он дал знать о своем состоянии князю Василию, чтобы тот ходатайствовал о получении его должности. Паны рада и сами видели, что украинный замок Орша (Рша) требует «державцы чуиного и справъного», а узнав, что Толочинский готов занять эту должность, стали просить о ней короля[640]. Так, невзирая на предыдущую деятельность, князь Василий получил в держание еще и Оршу. В ней он был обязан «верне а справедливе нам (королю. — В. Т.) служыти, и к подданым нашымъ тамошънимъ без ихъ обтяжъливости заховати»[641]. Князь получал те же функции, права и доходы, что и предыдущие державцы.
Что касается Гомеля, то король намеревался «его по тому в держанье дати, кому будь воля наша г(о)с(по)д(а) ръская»[642]. Очевидно, город Василий Толочинский должен был оставить. Однако еще в августе 1538 г., то есть спустя более чем полгода, он по-прежнему воспринимался как гомельский державца.
20 августа 1538 г. король и великий князь Сигизмунд I Старый отправил Василию Юрьевичу Толочинскому грамоту, в которой заявил об очередных проступках князя и даже о назревании среди гомельских пушкарей заговора, грозившего возвращением замка под московскую власть[643]. Как стало известно королю от пана виленского, наивысшего гетмана Юрия Миколаевича Радзивилла, князь Василий получил деньги, чтобы нанять роту в сто коней, но этого не сделал и при том стал жить в войске, «пробачивши тот замок наш украинны, который завжды того потребует, абы державцы нигде с него не з(ъ)ежал»[644]. В то же время из-за «непильности» державцы некоторые гомельские пушкари задумали «здраду», стали собираться и совещаться со стародубцами и, прежде всего, с каким-то стародубским попом. В связи со всем этим король «под великою немилостью» приказывал, чтобы князь В.Ю. Толочинский деньги пану виленскому «з рук своих здал», а сам «днем и ночью на тот замок н(а)шъ ехал», разобрался с заговорщиками и наказал их. В Гомель должны были быть набраны другие пушкари. Сигизмунд настаивал, чтобы впредь князь «с того замка н(а)ш(о)го николи не зъежчал а обецны на нем мешкал и послуг г(оспо)д(а)рских там пилен был»