Таким образом, становится ясно, что в то время другого держания князь Василий Толочинский не имел, да и не мог иметь, так как должен был постоянно находиться в одном месте. Но все же зимой — весной 1538/39 г. было принято окончательное решение о переводе князя в Оршу.
Весной 1539 г. В.Ю. Толочинский находился в Орше. При этом, согласно королевскому привилею от 30 апреля 1539 г. на держание замка Орши «до жывота», князь не выслал королю аналогичную грамоту на держание замка Гомельского, то есть, по сути, намеревался им по-прежнему управлять. Своим новым распоряжением король аннулировал привилей Толочинского на Гомель, а также обозначил некоторые новые условия управления князя в Орше. Державца обязан был «своимъ накладомъ и людми своими» восстановить и обеспечить замок («добре заробити и его справити такъ, яко того есть потъреба»). В противном случае князь лишался должности[646]. Судя по всему, Толочинский выполнил распоряжение короля, так как оставался оршанским державцей до 1546 г., когда и умер[647].
После Василия Толочинского гомельским державцей стал пан Ян Дорошкевич. Впервые на этой должности он был упомянут в начале 1541 г.[648], но, видимо, Гомель не оставался без управления на протяжении почти двух лет. К весне 1538 г. был либо назначен какой-то другой, остающийся пока неизвестным державца[649], либо им уже тогда стал Ян Дорошкевич. Последний держал Гомель до своей смерти (в грамоте 1549 г., адресованной его преемнику, упомянут как «небожчик»). В источниках между летом 1543 — началом весны 1549 г. назывался уже другой гомельский державца — пан Ян Хрщонович (Хрещенович)[650]. В хронологию его упоминаний вклинивается указание ряда исследователей на появление в Гомеле в 1547 г. (даже с точной датой — 6 сентября) нового державцы — Оникея Горностая[651]. Последний «добровольно» поменялся местами с Яном Хрщоновичем после конфликта с черкасскими боярами и мещанами[652]. Однако в грамоте от 15 марта
1549 г. король Сигизмунд-Август обращался еще к «державцу Гомейскому пану Яну Хрщоновичу»[653]. К декабрю
1550 г. последнего снова сменил Оникей Горностай[654]. Ян Хрщонович последовательно именовался старостой черкасским и каневским в 1551 г.[655] Произошла ли в действительности чехарда занятия должности гомельского державцы или налицо хронологическая неточность одного из источников — сказать трудно. Наконец, к 1560 г. — времени составления «Реестра ревизии замка, места и волости староства Гомейского», Гомель находился в управлении пана Каленика (называл себя Каленицким) Васильевича Тышкевича[656].
О столкновении интересов гомельских мещан и жителей волости со стремлениями державцев после князя Василия Толочинского пока известий не обнаружено, однако при Яне Дорошкевиче и Яне Хрщоновиче происходил конфликт со священниками — владельцами земель в Гомельской волости. Так, Ян Дорошкевич не допускал священников церкви Святого Николы в Гомеле за данью к их бортным землям, пожалованным еще князем Семеном Можайским, и отобрал 10 пудов меда из той дани[657]. Кроме того, как выясняется из грамоты, адресованной уже другому державце — Яну Хрщоновичу, «небожчик» Ян Дорошкевич беззаконно распоряжался землями той же церкви Севостьяновщиной и Богдановщиной, полученными от того же князя Семена Можайского[658]. Также и Ян Хрщонович священникам церкви Святого Николы запрещал въезжать в свои земли, а «пожитки» с них брал на себя[659]. Господарь встал на защиту прав местных землевладельцев и своими распоряжениями оградил церковную собственность от посягательств наместников.
Одним из направлений политики королей и великих князей Литовских в пограничной Гомельской волости (активно проявившемся, правда, уже в XVII в.) стало поощрение и развитие шляхетского землевладения.
Так, вскоре после освобождения Гомеля были возвращены владения дворянам Халецким. Согласно листу короля и великого князя Сигизмунда I Старого от 10 сентября 1537 г. имение «отчизное на имя Халчо и з иншими селы к нему прислухаючими со всимъ, яко ся оно здавна в собе мело» должно было быть передано гомельским наместником князем Василием Юрьевичем Толочинским (а он не хотел его уступать) дворянам Есифу и Остафею Халецким, сыновьям овручского наместника Михаила Михайловича Халецкого[660]. Согласно информации, отразившейся в новогородских гродских книгах, «иншими» селами, которые получили в 1537 г. братья Есиф и Остафей, были Новоселки и Юрковичи[661]. Однако в 1560 г. указанные два села относились к господарской Гомельской волости и Халецким не принадлежали[662]. У тех же братьев в районе Гомеля кроме Хальча были названы: Сидны (?), Кузмичи, Глыбов, Чарны (Черный), Пененжовичи (Пыреевичи?), а также в Киевском воеводстве Ржищев[663]. Компактного владения все села не создавали. У Хальча выше по р. Сож лежали Новоселки и Юрковичи. Глыбов и Черный находились рядом, но по разные стороны р. Днепр между Горвалем и Речицей. Кузьмичи располагались далеко за Сожем в восточной части Гомельской волости (к моменту составления «Реестра» 1560 г. это, безусловно, господарское село).
К 1560 г. в районе Горваля и Речицы, за пределами исторической Гомельской волости, сложился комплекс владений Халецких. Василию и Андрею принадлежали «в одном обрубе сел чотыри»: Чоботовичи, Засовье, Кольскевичи и Черные[664]. Выдержки из новогородских книг добавили к этому массиву близлежащее село Глыбов (см. выше), а также назвали у Андрея, Дмитрия и Яна Халецких имения Ржищев (в Киевском воеводстве), Хальч, Черные, Чоботовичи, Черников (?), Пененжевичи (Пыреевичи?), Котры Келбасины (?)[665]. В 1581 г. между Андреем и Яном Халецкими осуществлялся обмен Черным, Чоботовичами и Телешовым на Хальч и Глыбов[666]. Значит, по крайней мере еще одно село (Телеши-Телешевичи) присоединилось к комплексу владений Халецких. А возле Хальча, видимо, не так много земель принадлежало его старым владельцам. Грамота неизвестному Юрию Богдановичу Халецкому 1514 г., в которой он был якобы пожалован королем Сигизмундом-Августом Старым Селом (возле Хальча), является очевидной подделкой, хоть С.М. Кучиньский и приводит различные варианты ее появления[667].
Утверждение в Гомельской земле землевладения Халецких, безусловно, способствовало более прочной ее интеграции с остальными территориями ВКЛ. Однако в административном плане земли Халецких были выведены из состава Гомельской волости.
Халецкие могли содействовать укреплению обороноспособности Гомельской земли, безусловно заботясь о своих владениях. Однако основная военная организация Гомеля возлагалась на державцу. От него зависели состояние замка, комплектация и обеспечение войска, пограничная служба. В случае с Гомелем свои основные обязанности державцы выполняли небрежно, вовсе оставляли город на произвол судьбы и своей беспечностью способствовали назреванию заговора. Впрочем, судя по материалам московско-литовских посольских книг, ситуация на границе была относительно спокойной. Ни одна ни другая стороны не предпринимали масштабных действий, способных нарушить сложившееся равновесие мирного времени.
Московско-литовская граница, с трех сторон окружавшая Гомельскую землю, выделялась своим особым «глухим» характером. Леса, болота, почти повсеместное отсутствие дорог затрудняли наблюдение и контроль за линией границы (которая вряд ли вообще была точно определена), создавали возможности для постоянного проникновения на чужую территорию, грабежей, уводов в плен и т. д. Основная масса пограничных «обид» была связана с захватом и грабежом лесных промыслов и близлежащих поселений. Небезопасной Гомельщина была для купцов и всех, кто следовал по ее лесным дорогам. Свои, гомельские, преступники скрывались в пограничных московских землях и оттуда продолжали тревожить территорию Гомельской волости. Наконец, на пограничье с обеих сторон постоянно происходили «кривды, зачепки и шкоды», за которыми скрывается повседневная жизнь общества того времени.
До 12 июля 1543 г. «человек гомейский» Полозович (Полозов), «шкоды и убытки починивши» в Гомельской волости, сбежал за рубеж и оттуда продолжал совершать злодеяния[668]. В то же время казаки (вероятно, из Черниговского уезда) увели три семьи и угнали сто голов «быдла рогатого» из гомельского села Слобода (Слободка)[669]. В сентябре 1544 г. с московской стороны поступила жалоба, что «из Гомья приходят розбоем» украинные люди. Они пограбили людей на Черниговской дороге и некоторых убили[670]. В ответ послы ВКЛ заявляли о грабежах купцов и людей, о том, что с московской стороны вступаются в села, люди, земли и воды на гомельской территории