Русско-ливонско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. — страница 22 из 84

[297].

Причинами конфликтов между Новгородом и ганзейским купечеством в 1406–1409 гг., с одной стороны, являлись стремление Новгорода изменить существующий порядок торговли солью и медом, с другой — ограбления новгородских купцов в Ливонии. Как закончилась борьба из-за порядка торговли солью и медом, источники прямо не говорят, но поскольку новгородцы позже опять поднимут вопрос о порядке торговли солью и медом, постольку можно предположить, что на этот раз они уступили. Ганзейское купечество оказалось сильнее и, прекратив подвоз соли и меда, добилось сохранения «старины». Но сама острота конфликта, попытка Новгорода впервые провести в жизнь свои требования силою показывают, какой шаткой стала эта «старина».

Что касается второй группы вопросов, из-за которых разгорелась вражда, — ограблений русских в Ливонии и на море и связанных с ними взаимных репрессий, — то они были разрешены договором Новгорода с ливонскими городами 1409 г.

Постоянные конфликты между новгородцами и ганзейцами, начиная с 1406 г., оказали отрицательное влияние на торговлю, приведя ее почти в полное расстройство, и летом 1409 г. у сторон возникает стремление к урегулированию всех недоразумений и восстановлению нормальных отношений. Урегулированию торговых конфликтов благоприятствовало и прекращение военных действий в Прибалтике — заключение летом 1409 г. мира между Ливонией и Псковом.

В августе 1409 г. в Новгород прибыли ревельские ратманы Иван Эппеншеде и Тидеманн Востгоф для переговоров о заключении мира. Переговоры протекали негладко. По-видимому, с целью создания действительно прочной основы для продолжения торговли Новгород заявил о своем желании получить от ливонских городов письменное удостоверение в том, что они не будут преследовать новгородцев, виновных в насилиях над ганзейцами; аналогичную гарантию Новгород готов был дать ливонским городам для тех лиц, по чьей инициативе был задержан новгородский товар в Ливонии. Ревельские послы отказались целовать крест на этих условиях, заявив, что у них нет соответствующих полномочий. Отказ вызвал раздражение Новгорода. Дело дошло до того, что ганзейцы готовы были запереть церковь св. Петра (главное место хранения товаров), а товары вывезти в Дерпт[298]. В конце концов инцидент удалось уладить. Отдельные письменные гарантии, желаемые Новгородом, даны не были, но в договор, заключенный в августе 1409 г., была включена статья, гарантирующая неприкосновенность лиц, виновных в обоюдных насилиях.

Содержание договора 1409 г., заключенного послами ливонских городов от имени их и всех немецких купцов, сводится к следующему: 1) Новгород возвращает немецким купцам товар, который был у них конфискован и находился в церкви св. Ивана; 2) ливонские города возвращают задержанный новгородский товар; 3) немцы, задержавшие новгородский товар в ливонских городах, и новгородцы, задержавшие немецкий товар в Новгороде, не должны подвергаться преследованиям и могут торговать «на обеих сторонах» по старым грамотам и крестоцелованию; 4) немецким и новгородским купцам путь чист «на обе стороны» согласно старым грамотам и старому крестному целованию[299].

Как показывает содержание договора, он был посвящен разрешению одного вопроса — о задержании немецких и новгородских товаров в 1406–1409 гг. В остальном он повторял обоюдную гарантию беспрепятственного проезда для купцов, ссылаясь на старые грамоты и старое крестоцелование. Так как под последним в рассматриваемое время обычно подразумевали «Нибурово крестоцелование», то весь договор можно считать в сущности подтверждением Нибурова мира.

В 1411 г. были восстановлены торговые отношения между Псковом и ганзейским купечеством, прерванные во время псковско-ливонской войны 1406–1409 гг. С немецкой стороны инициатива в ведении мирных переговоров принадлежала Дерпту,[300] связанному с Псковом, как уже отмечалось, особенно тесными торговыми сношениями. Дерптский рат в письме в Ревель от 9 октября 1411 г. сообщает, что его послы заключили с Псковом соглашение: купцам обеих сторон гарантируется безопасность проезда и ведения торговли, а конфликтные дела согласно старому крестоцелованию должны касаться только истца и ответчика[301]. По-видимому, это соглашение также восстанавливало Нибурово крестоцелование[302].

От ближайших после заключения договора 1411 г. десятилетий сохранилось лишь одно известие о политике Пскова в отношении ганзейцев. В марте 1414 г. Дерпт писал Ревелю, что псковичи взяли за обычай немецкий воск, когда он взвешивается, колупать, чего раньше никогда не было; дерптским послам псковичи разъяснили, что поскольку продаваемый псковичами в ливонских городах воск колупают, постольку они хотят поступать так же в отношении немецкого воска в Пскове[303]. По-видимому, псковичи рассчитывали таким путем добиться реализации своего давнего требования об отмене обычая колупания русского воска путем контртребования: применить этот обычай к импортируемому в каких-то размерах немецкому воску. Никаких других известий о торговой политике Пскова в отношении ганзейского купечества от 10–30-х годов XIV в. нет. Объяснение этому обстоятельству следует искать, на наш взгляд, не столько в плохой сохранности источников, сколько в относительной пассивности торговой политики Пскова в рассматриваемый период: находясь под угрозой со стороны Литвы, Псков в 1417 г. вынужден был пойти на заключение союзного договора с Ливонским орденом, договор же с последним сковывал попытки Пскова изменить условия торговли с ганзейцами; поэтому можно думать, что Псков занимал в отношении ганзейского купечества пассивную позицию.

Иной была линия поведения Новгорода. Ослабление позиций Ордена после Грюнвальдской битвы Новгород использует не только для давления на Орден с целью обеспечения интересов новгородской внешней торговли, о чем мы говорили выше, но и для новой атаки против привилегий ганзейцев. Значительный шаг в этом направлении был сделан в 1410 г., когда новгородское купечество с ведома, очевидно, новгородских властей ввело новые правила торговли для ганзейцев. Об этом шаге новгородцев ольдерманы немецкого двора писали: «Мы жалуемся вам теперь на то, что виднейшие новгородские купцы обманно и бесчестно приняли, утвердили и установили новые, нехорошие и неправильные постановления (nige, quade, falsche settinge) относительно купца и его товара, подобных которым никогда не было»[304]. В чем заключались эти новые постановления, сказать с полной уверенностью мы не можем. Вряд ли они выражались на этот раз, как я в предыдущие годы, в требовании изменить порядок торговли солью и медом, с одной стороны, и мехами и воском, с другой; в источниках, когда речь идет о названном требовании, оно всегда раскрывается, что в данном случае не имеет места. Может быть, новые постановления состояли в попытке ввести на ганзейские товары определенные, таксированные цены. Думать так дает основание многозначность в средненижненемецком языке слова settinge: основное его значение «устав, положение», но оно встречалось также в значении «установленная цена»[305]. Таким образом, мы можем полагать, что в 1410 г. новгородцы сделали попытку ввести на ганзейские товары твердые цены, которые нельзя было превышать.

Ганзейское купечество в Новгороде не согласилось продавать товары на новых условиях, отчего на немецком дворе образовалось большое скопление товаров. В приведенном письме ольдерманы сообщали, что «церковь заполнена товарами сверху донизу». Двумя неделями позже власти немецкого двора извещали Ригу, что новгородцы все еще продолжают держаться принятых постановлений, рассчитывая, что с приездом летних гостей, когда количество товаров, скопившихся на немецком дворе, еще больше увеличится, немецкое купечество пойдет на уступки и Новгород сможет осуществить свою волю[306].

Власти немецкого двора со своей стороны приняли меры к тому, чтобы не допустить изменения существующих правил торговли и заставить Новгород отказаться от принятых постановлений. Сознавая, что большое количество товаров, находящихся на дворе, ухудшит положение, власти двора в марте 1410 г. просят ливонские города удержать летних гостей от поездок в Новгород, поскольку церковь полна товара и новгородцы хвалятся, что они взяли купца в мешок, связали его лыком и думают вскоре связать еще ремнями[307]. В начале апреля 1410 г. ольдерманы повторяют свою просьбу о том, чтобы летний гость не следовал за зимним, так как 200 терлингов ткани еще лежат непроданными. Однако к концу апреля спор между немецким двором и Новгородом, был каким-то образом улажен, и Рига 22 апреля пишет Ревелю, что дальнейшее запрещение поездок в Новгород она считает нецелесообразным, так как торговля купцов в Новгороде теперь идет хорошо[308].

В 1410–1414 гг. ганзейцам пришлось выдержать борьбу не только с новгородскими купцами, пытавшимися установить, как можно думать, определенные цены на ганзейские товары, но и с новгородскими лодочниками, возчиками и носильщиками, добивавшимися улучшения условий труда.

В 1410 г. купцы немецкого двора жаловались, что лодочники на Неве выносят постановления (по-видимому, в отношении оплаты своего труда), какие они хотят[309]. В 1412 г. ганзейское купечество сообщает о новых постановлениях русских в отношении платы за использование лодей на Неве: с каждой ладьи, которая нанята и отправляется вверх по Неве, немцы должны были уплачивать V г марки в пользу лодейщиков, чьи лодьи остались пустыми