Новыми для формуляра новгородско-ливонских договоров были и статьи договора 1481 г. о праве новгородцев при проезде через Ливонию нанимать в проводники по своему выбору горожанина или селянина, а также о том, что если новгородец собьется с пути, то в вину ему это не ставить[601]. Эти статьи создавали более благоприятные условия для передвижения новгородцев по территории Ливонии.
В связи с имевшими место злоупотреблениями ливонских властей при вывозе новгородцами лошадей из Ливонии[602] в договоре 1481 г. подтверждались статьи договора 1448 г., касающиеся вывоза лошадей: в случае надобности новгородец мог купить в Ливонии лошадь и вывезти ее на родину при условии предъявления ее в Нарве фогту («судье») и уплаты «выводного». Специально для устранения злоупотреблений со стороны нарвского фогта добавлялось: «А который новгородецъ купчына конь купитъ у мистровой державѣ и въ бискупьихъ городѣхъ, а приведетъ того коня судьи объявити: ино судьи того коня у новгородского купца силно не отнимати, а денегъ не наметывати»[603]. По сравнению с договором 1448 г. вносилось еще одно изменение в пользу новгородцев: была изъята имевшаяся в договоре 1448 г. статья, разрешавшая нарвскому фогту не выпускать в Россию крупных лошадей. Тем самым снимался, по-видимому, существовавший в первой половине XV в. запрет на вывоз крупных, очевидно, имевших боевое значение лошадей[604].
Ряд статей договора 1481 г. имел целью обеспечить личные права и личную безопасность русских, находившихся в Ливонии. Такова, например, статья о наказании за повреждение бороды (у виновного отсекалась рука[605]). Интересы русских в Дерпте обеспечивались специальной статьей, обязывавшей дерптского епископа и дерптские городские власти «церкви божии святого Николы и святого Георгия очистити, и Русский конецъ и села тыхъ церквей очистити, по крестному цѣлованью, по старынѣ»[606]. Значение этой статьи, впервые встречающейся в псковско-дерптских договорах 1463 и 1474 гг., усиливалось благодаря включению ее в новгородско-ливонский договор; хотя статья содержала одностороннее обязательство дерптских властей, ответственность за ее выполнение падала теперь на Орден и других членов ливонской конфедерации, от имени которых был заключен договор 1481 г.
Гораздо меньшее число статей посвящено пребыванию немецких купцов в Новгороде. Таких статей в договоре 1481 г. всего 3. Две из них содержат обычную — гарантию беспрепятственного проезда и свободы торговли в Новгородской земле для немецких послов и купцов и обязательство новгородских властей «блюсти нѣмчина, как своего новгородца», с добавлением формулы «истцу знати истца». Третья статья, новая для формуляра новгородско-ливонских договоров, запрещает немецким купцам торговлю пивом и другими крепкими напитками в Новгороде и его пригородах[607] (статья о запрещении немецким купцам торговать крепкими напитками на русской территории впервые встречается в псковско-ливонском и псковско-дерптском договорах 1474 г.).
Основное внимание в договоре 1481 г. уделено вопросам торговли русских в Ливонии. Об этом свидетельствует не только количественное соотношение статей, посвященных торговле русских в Ливонии и немцев в Новгороде, но и их содержание. Статьи, трактующие пребывание немецких купцов в Новгороде, помимо общей гарантии беспрепятственного проезда и свободы торговли, содержат ущемлявшее ливонских купцов запрещение вести в Новгороде торговлю крепкими напитками. В то же время статьи, касающиеся пребывания русских купцов в Ливонии, помимо общей гарантии беспрепятственного проезда и свободы торговли, включают ряд конкретных обязательств ливонских властей, имевших целью создание для русских реальных гарантий личной и имущественной безопасности, а также предоставление им льготных условий торговли в Нарве. Объем этих гарантий и льгот по сравнению с имевшимися в новгородско-ливонском договоре 1448 г. значительно расширился.
Существенно изменился формуляр договора 1481 г. Если прежние новгородско-ливонские договоры начинались обычно с формулы «Се приѣхаша поолови нѣмечкыи въ Великии Новъгородъ… и взяша перемирье»,[608] то договор 1481 г. начинается с обычной для дипломатических документов, вышедших из канцелярии великого князя, формулы: «По божьей воле и по великихъ государей велѣнью царей русскихъ… се приѣхаша въ великихъ князей отчину, въ Великий Новгородъ… послове нѣмецкий… и добиша челомъ… и коньчали перемирье»[609]. Формула «по божьей воле… послове немечкыи… добиша челом» в формуляре сохранившихся русско-ливонских договоров впервые встречается в псковско-дерптском договоре 1474 г. Изменение формуляра не было, как мы уже отмечали, простой формальностью. Оно являлось показателем происшедшего в результате создания единого Русского государства изменения в соотношении сил между Россией и Ливонией.
Однако это изменение, как и успехи русского оружия в войне 1480–1481 гг., русское правительство не использовало, как это показывает содержание всех трех русско-ливонских договоров 1481 г., для того чтобы добиться от Ливонии уступок, означавших нарушение ее независимости. Целью ливонской политики великокняжеского правительства являлись подтверждение и расширение условий, благоприятствующих развитию торговли русских купцов в Ливонии, а также обеспечение мира на русско-ливонской границе. Обе эти цели достигались путем заключения русско-ливонских договоров 1481 г.
Русско-ливонские договоры 1493 г.
80-е годы XV в. были временем относительного затишья в русско-ливонских отношениях. Несмотря на успехи, достигнутые к этому времени великокняжеской властью на внутри- и внешнеполитическом поприще (присоединение Новгорода, ликвидация татарского ига), правительство Ивана III не имело возможности активизировать свою ливонскую политику, так как его внимание продолжали поглощать русские и восточные дела: вне рамок Русского государства оставалась Тверь, присоединенная лишь в 1485 г., враждебно вела себя Казань, поставленная на положение вассального государства только в результате похода русских войск в 1487 г. Орден, занятый в этот период внутренними делами — новой вспышкой борьбы с рижским архиепископом и городом Ригой (1481–1491 гг.),[610] также не мог предпринять активные действия против России. Поэтому в 80-х годах (точнее, после 1481 г.) никаких крупных конфликтов на русско-ливонской границе не происходило, хотя новый ливонский магистр Иоганн Фрейтаг фон Лорингофе (1485–1494) неоднократно жаловался на опасность со стороны русских. Эти жалобы были рассчитаны главным образом на то, чтобы в споре Ордена с Ригою склонить Ганзу на сторону Ордена, ибо магистр усиленно подчеркивал, что борьба Риги за независимость от Ордена может быть использована русскими для нападения на Ливонию[611].
В 1481–1483 гг. в соответствии с новгородско-ливонским договором 1481 г. для разбора «обидных дел», касающихся преимущественно ограбления русских купцов в Ливонии, в Нарве созывались съезды русских и ливонских представителей. Последний из трех предусмотренных договором съездов — съезд осенью 1483 г. — подтвердил перемирие еще на 2 года[612]. Затем перемирие подтверждалось съездами в 1485, 1487 и 1489 гг., каждый раз на 2 года[613].
Внимание правительства Ивана III в этот период продолжали занимать вопросы русской торговли в Ливонии. В 1487 г., когда в Новгороде велись переговоры о заключении договора с Ганзой, русская сторона потребовала включения в договор ряда статей, касающихся торговли и пребывания русских в Ливонии: о торговле новгородских купцов в Нарве, о вывозе лошадей из Ливонии, о Русском конце в Дерите и т. д.
Большинство этих статей повторяло аналогичные статьи новгородско-ливонского договора 1481 г., имевшие целью создать благоприятные условия для русской торговли в Ливонии. Но не довольствуясь обязательствами, полученными в этом вопросе от Ордена по договору 1481 г., Иван III хотел получить их также и от Ганзы, поскольку наиболее крупные ливонские города являлись членами Ганзейского союза. Ганзейские представители на принятие этих требований не согласились, ибо одно из направлений политики Ганзы по отношению к России заключалось в том, чтобы препятствовать развитию заграничной торговли русских купцов.
Если в комплексе вопросов русско-ливонских отношений правительство Ивана III в 80-е годы интересовали в первую очередь вопросы торговли, то Орден, напротив, выдвигал на первый план территориальные вопросы. Магистр Ордена попытался добиться изменения псковско-ливонской границы, установленной по договорам 1463 и 1474 г., используя авторитет Империи. В конце 1488 г. в Москву прибыл в качестве посла императора Фридриха Николай Поппель, имевший поручение склонить Ирана III к союзу с Империей против Польши[614]. Во время переговоров в Москве Поппель передал также Ивану III жалобу ливонского магистра на то, что Псковская земля «держатъ за собою ихъ земли и воды Вифлянские земли», и просил, чтобы великий князь «послалъ листъ» к своей отчине, к Пскову, «чтобы не наступали на ихъ земли й на ихъ воды». Свою просьбу Поппель мотивировал тем, что «тѣ нѣмци Вифлянские земли поддани суть царству государя нашего». Иван III категорически отвергнул попытку пересмотреть русско-ливонскую границу и велел передать Поппелю через дьяка, что «наша отчина Псков держатъ земли и воды по старинѣ, по тому какъ напередъ сего жили с нѣмцы Вифлянские земли»