аний, направленных на изменение порядка торговли ганзейцев в Новгороде солью, медом, сукнами, от большинства требований, целью которых являлось устранение помех для заграничной торговли новгородцев (все требования, касающиеся торговли новгородцев в Ливонии, в договор не попали). Более того, великокняжеские представители согласились на включение в договор гарантии «старины» и в вопросах торговой деятельности ганзейских купцов и юридического положения их. Несмотря на это, договор 1487 г. все же свидетельствует о переломе, происшедшем в русско-ганзейских отношениях.
Перелом нашел свое выражение уже в формуляре договора. Если прежде новгородско-ганзейские договоры начинались с формулы «Приехали немецкие послы в Великий Новгород к преосвященному архиепископу Великого Новгорода…, и к посаднику… и к старым посадникам, и к тысяцкому…, и ко всему Новгороду, и немецкие послы… руку взяли у посадника новгородского...»,[658] то договор 1487 г. начинается с характерного для ряда документов, вышедших из московской дипломатической канцелярии, введения: «По божьей воле и по велению великого государя… приехали немецкие послы… и били челом…, и докончали мир»[659]. За разными формулировками скрывались разные воззрения на положение договаривающихся сторон. Прежняя формулировка новгородско-ганзейских договоров исходила из равенства обеих сторон, формулировка договора 1487 г. подчеркивала могущество России и слабость позиций Ганзы. Вот почему во время предварительных переговоров вопрос о включении в договор формулы о «челобитьи» вызвал возражения ганзейских послов, но в конце концов они вынуждены были с нею согласиться.
Еще больше о потере Ганзой ее позиций свидетельствует включение в договор статьи об ответственности Ганзы за ограбления новгородских купцов на море. Принятие Ганзой этой ответственности означало по существу согласие ее на предоставление новгородцам «чистого пути за море», т. е. реализацию того требования, которого новгородцы безуспешно добивались более полувека.
Таким образом, договор 1487 г. по оформлению и частично по содержанию отвечал интересам русской стороны. Ганзейские города при заключении его пошли на уступки, которые были обусловлены в первую очередь политическими изменениями, происшедшими на Руси. Ганзейскому союзу противостоял теперь не раздираемый внутренними противоречиями Новгород, доживавший последние дни своей политической самостоятельности, а единое Русское государство, возглавляемое могущественным государем — великим князем Московским. В его могуществе, в его решимости защищать интересы своего государства и своих подданных Ливония и Ганза смогли убедиться на опыте, русско-ливонской войны 1480–1481 г. И теперь, во время переговоров о мире между Новгородом и Ганзой, ганзейские представители сочли за лучшее по некоторым вопросам уступить.
Но и великокняжеская власть отказалась от своей первоначальной программы. Мы не можем сказать с полной определенностью, почему великий князь отступил от своих начальных требований, почему, добившись уступки Ганзы в вопросах, связанных с заморскими поездками новгородских купцов и формуляром договора, он согласился на подтверждение для ганзейцев прежних условий их торговли и отказался от требования предоставления Ганзой гарантий торговой деятельности новгородцев в Ливонии. Никаких указаний по этому поводу источники не дают. Вероятнее всего, согласие великого князя на отступление от первоначально начертанных им требований, предъявленных ганзейским послом, находилось в связи с общим внешнеполитическим положением Русского государства в момент, когда происходили русско-ганзейские переговоры. К. В. Базилевич весьма убедительно показывает, что в 1480-х годах, после освобождения от татарского ига, главной внешнеполитической задачей Ивана III являлось обеспечение безопасности восточной и южной границ Русского государства, без чего немыслим был переход к активной политике на Западе[660]. Весной 1487 г., когда в Новгороде велись переговоры с ганзейскими послами, великий князь был занят подготовкой к решительному наступлению на Казань, чтобы обезвредить этот очаг опасности на востоке русской земли. Не удивительно, что в этих условиях, получив из Новгорода известие об упорном нежелании ганзейских послов принять русский проект договора в его полном объеме, Иван III дал указание пойти на уступки, чтобы не осложнять положения на западных границах Руси.
Таким образом, хотя договор 1487 г. бесспорно свидетельствует о переломе в русско-ганзейских отношениях, об изменении соотношения сил в пользу русской стороны, тем не менее по своему характеру он был компромиссным и, как всякий компромисс, не мог быть прочным. Это прекрасно сознавали сами ганзейские послы, отнюдь не возлагавшие радужных надежд на заключенный ими с таким трудом договор. Заканчивая отчет о своем посольстве в Новгород, они следующим образом характеризовали договор: «Это — мост, который не следует слитком нагружать, иначе он упадет в воду»[661]. Дальнейшие события показали, что для скептицизма послов имелись основания.
Изменение условий торговли ганзейцев в Новгороде в конце 80-х — начале 90-х годов XV в.
Требования, предъявленные представителями Ивана III ганзейским послам в 1487 г., были, как мы установили, продолжением и дальнейшим развитием основных направлений внешнеторговой политики Новгорода, имевшей целью покровительство торговле новгородского купечества. И хотя новгородско-ганзейский договор 1487 г. явился отступлением от намеченной правительством Ивана III программы, тем не менее он свидетельствовал о внимании Ивана III к интересам новгородского купечества.
Выводу о намерении Ивана III оказывать содействие развитию торговли Новгорода противоречат, па первый взгляд, мероприятия, проведенные по отношению к новгородским купцам в 1487–1489 гг. Весною 1487 г., вскоре после заключения новгородско-ганзейского договора, из Новгорода были «выведены» 50 лучших гостей. «Выводы» купцов повторились зимою 1487/88 и в 1489 г. На место «выведенных» были поселены московские купцы[662]. Некоторые исследователи расценивают «выводы» новгородских купцов как меры, имевшие целью уничтожение торгового могущества Новгорода[663]. Однако нам кажется правильным мнение В. Н. Вернадского, что выселение новгородских купцов, как и бояр, было обусловлено соображениями отнюдь не экономического порядка. «Выводы» новгородских купцов и сопутствовавшее им переселение московских являлись средством борьбы с оппозицией московским порядкам, охватившей не только боярство, но и какую-то часть посада[664]. «Переведенные» московские купцы, как испомещенные на новгородских землях дворяне, должны были служить политической опорой великокняжеского правительства, но в экономическом отношении купцы-переселенцы неизбежно должны были слиться с оставшимся новгородским купечеством, войти в его состав. Таким образом, «выводы» новгородских купцов и переселение московских имели своим следствием изменение состава новгородского купечества, но не его уничтожение (хотя, конечно, «выводы» новгородских купцов и замещение их московскими не могли не оказать временного отрицательного влияния на торговую деятельность Новгорода).
Мероприятия Ивана III конца 80-х — начала 90-х годов, касающиеся внешней торговли Новгорода, показывают, что он ставил своей целью не подрыв торговой деятельности вновь подчиненного города, а, наоборот, содействие ее развитию, ибо эти мероприятия представляли собой, как мы это попытаемся показать, решение основных задач торговой политики, выдвигавшихся еще правительством Новгородской республики.
В конце 80-х — начале 90-х годов великокняжеские наместники в Новгороде провели ряд мер для изменения порядка торговли с ганзейцами. Приступив к практическому осуществлению этой, задачи, наместник великого князя в Новгороде в первую очередь ликвидировал одну из наиболее доходных привилегий ганзейского купечества — право продажи соли мешками и меда бочками без взвешивания. В 1488 г. наместник великого князя издал распоряжение о том, что соль и мед могут продаваться только по весу, поэтому при продаже эти товары надлежит доставлять на весы. Это распоряжение встревожило ливонские города, и в результате переписки между ними решено было отправить к великому князю послов с просьбой отменить нововведения и восстановить «старину»[665].
В качестве послов были избраны представитель Ревеля Томас Гаденбеке и приказчик немецкого двора в Новгороде Ганс Гертвиг. Послы, прибывшие в Москву в начале 1489 г., принесли великому князю от жмени 73 городов Ганзы ряд жалоб на нарушение прав и привилегий ганзейского купечества в Новгороде. Основное содержание жалоб составляли сетования по поводу постановления наместника об обязательном взвешивании меда и соли и попытки оправдать ганзейцев в недостаточности веса этих товаров. Кроме того, от имени ганзейского купечества послы обратились к великому князю с жалобами и на другие, более мелкие нарушения «старины»: на то, что территория, прилегающая к немецкому двору, застроена новгородцами, что приказчику двора новгородские власти не разрешают розничную продажу спиртных напитков и т. д.[666] На жалобу ганзейцев по поводу нововведений в торговле солью и медом великий князь ответил, что он не принуждает немецких купцов к обязательному взвешиванию: они могут продавать свои товары «по старине», без взвешивания, всем, кто захочет их так покупать; он обязывает взвешивать соль и мед своих подданных, новгородцев, а делает он это потому, что они много раз жаловались, что в прежние времена ласт меда или соли весил 120 ливонских фунтов, а теперь не больше 80 или 90. По поводу остальных жалоб, принесенных ганзейскими послами, великий князь заявил, что летом он прибудет в Новгород для разбора всех «обидных дел» и к этому времени города должны прислать туда своих послов. Когда послы возвратились из Москвы в Новгород и сообщили ганзейским купцам ответ великого князя, последние немедленно отправились к наместнику, чтобы выяснить, могут ли немецкие купцы продавать, как сказал им великий князь, соль и мед без взвешивания, «по старине». Наместник повторил остроумный ответ великого князя, что распоряжение о взвешивании относится не к немецким купцам, а к новгородцам