[417]. В его основе лежал документ, составленный, по-видимому, в конце 90-х годов и лишь слегка перередактированный применительно к новой обстановке.
Однако, хотя исследователи, занимавшиеся изучением посольства Льва Сапеги, уделяли обычно преимущественное внимание рассмотрению этого проекта, не подлежит сомнению, что никакого практического значения он иметь не мог. Как видно из приведенных выше документов и высказываний, принадлежавших прежде всего самому главе польско-литовского посольства, политические деятели Речи Посполитой хорошо понимали, как неблагоприятно для их государства сложилась международная ситуация в Восточной Европе. В таких условиях не могло быть никаких надежд па то, что удастся заставить русское правительство пойти на создание в Восточной Европе межгосударственного объединения, в котором главная роль должна была принадлежать Речи Посполитой. Король и сенаторы, как представляется, на это и не рассчитывали. По всей вероятности, врученный послам проект должен был служить приличным объяснением причин отправления посольства и одновременно явиться поводом для переговоров, в ходе которых должны были рассматриваться те конкретные политические вопросы, для решения которых польско-литовские дипломаты отправились в Москву.
Почему же эти задачи не были сформулированы в официальной инструкции? Ответ на этот вопрос дает знакомство с документацией предшествующего «великого посольства» Речи Посполитой, посетившего Москву в 1590 г. Послам тогда были вручены две инструкции. Одна — главная, представлявшая собой проект условий «вечного соединения» между государствами и копия которой была включена в посольскую книгу[418], и другая — дополнительная, в которой определялись те конкретные политические цели, осуществления которых должны были добиваться послы. Дополнительная инструкция не была включена в состав посольских книг и лишь случайно сохранилась среди разрозненных материалов[419].
Вероятно, и посольство Л. Сапеги также получило дополнительную инструкцию, которая в отличие от инструкции посольству 1590 г., по-видимому, не сохранилась[420]. Теперь можно только догадываться, какие конкретные политические задачи поставило правительство Речи Посполитой перед своим посольством.
Судя по всему, в случае неудачи переговоров о «вечном соединении и докончании», послы должны были добиваться продления перемирия между государствами, чем достигалась бы нейтрализация России и ее невмешательство в войну Речи Посполитой со Швецией и Валахией. На каких условиях и на какой срок польско-литовские послы были уполномочены заключить перемирный договор с Россией, остается неизвестным.
Перейдем теперь к рассмотрению хода русско-польских переговоров в Москве. 6 октября[421] посольство Речи Посполитой въехало в Москву, 16 октября оно было торжественно принято царем, а 23 ноября начались переговоры[422]. На втором заседании, 24 ноября, Сапега вручил русским представителям[423] проект условий «вечного мира» между обоими государствами.
Как и следовало ожидать, этот проект сразу же вызвал ряд возражений с русской стороны. Соглашаясь в принципе заключить союз с Речью Посполитой, русские дипломаты решительно отклонили все пункты польско-литовского проекта, выходившие за рамки обычного политического соглашения между государствами[424]. А без этих условий соглашение утрачивало интерес для представителей Речи Посполитой. Не добившись согласования своих точек зрения, стороны очень скоро констатировали неудачу переговоров о «вечном соединении» и перешли к обсуждению возможных условий перемирия[425].
В центре начавшихся переговоров сразу же оказался вопрос о судьбе Прибалтики. Уже во время обсуждения привезенного Сапегой проекта русские представители отказались признать за королем Сигизмундом титул «Лифляндский» и заявили, что «Лифлянская земля искони вечная отчина великих государей наших и никому ее не держати»[426].
На первом заседании, посвященном обсуждению условий перемирия, 30 ноября русские представители конкретизировали свои предложения. Они потребовали, чтобы Речь Посполитая уступила им свои права на Эстонию и три города на территории польской Прибалтики— Тарту, Вильянди и Пярну с прилегающими уездами. Обрисовав в большой речи трудности внешнеполитического положения Речи Посполитой, Власьев заявил послам, что эти уступки по существу не нанесут ущерба их государству. Ведя войну со «многими недругами», а в том числе с герцогом Карлом и валашским воеводой Михаем, за спиной которого стоит император, Речь Посполитая все равно не сможет удержать за собой эти территории. Между тем если эти условия будут приняты, то русские войска, заявил А. Власьев, «помогут вашему королю занять Лифляндию», т. е. отвоевать у шведов захваченные ими земли в польской Прибалтике. Если послы будут неуступчивы, то положение Речи Посполитой может еще более ухудшиться, так как герцог Карл ради союза с Россией готов не только уступить большие территории в Прибалтике, но и признать себя вассалом царя. Поскольку все-таки польско-литовские послы отказались принять эти предложения, русские представители на следующем заседании, состоявшемся 4 декабря, уменьшили свои требования и добивались только уступки Эстонии[427].
Анализ предложений, выдвинутых русскими представителями на этой стадии переговоров, дает возможность ответить на поставленный выше вопрос, какие планы связывало русское правительство с русско-польскими переговорами.
Очевидно, что к концу 1600 г., отказавшись от прежней внешнеполитической линии, русское правительство вернулось к своему проекту 1587 г. раздела Прибалтики между Россией и Речью Посполитой. Такой путь решения балтийского вопроса имел перед другими возможными вариантами то преимущество, что в его осуществлении не могло быть никаких сомнений, так как Швеция не была бы в состоянии противостоять соединенным действиям России и Речи Посполитой. Правда, если в 1587 г. русское правительство было готово уступить союзнику почти всю Прибалтику, удовлетворившись одной Нарвой, то в более благоприятных условиях начала XVII в. оно рассчитывало на более значительные территории. В Москве, вероятно, были уверены, что, стремясь преодолеть свои внешнеполитические трудности[428] и опасаясь угрозы русско-шведского союза, правительство Речи Посполитой примет русские предложения. При этом также, видимо, учитывалось, что земли Северной Эстонии ранее не принадлежали Речи Посполитой и в обладании этими землями у нее не было экономической необходимости. В реальности такого плана должны были убеждать царя Бориса и его советников также сообщения русских агентов, поступавшие из Прибалтики[429].
Ход переговоров не оправдал, однако, возлагавшихся на них надежд. Польско-литовские дипломаты не приняли предложенных условий. Столкнувшись с отказом, русское правительство попыталось настоять на своем, используя различные средства давления. Так, по окончании переговоров 4 декабря послам было демонстративно объявлено, что они могут собираться в дорогу, а через неделю их посетил на Посольском дворе Власьев и сообщил, что в Москву идут «великие послы» от герцога Карла, который уступает царю «замки» в Эстонии. Когда же после этого русское правительство, считая, очевидно, почву достаточно подготовленной, возобновило переговоры, польско-литовские послы снова отклонили русские предложения[430].
С этого момента переговоры резке застопорились[431], а с начала января прервались совсем. Послам, оказавшимся в строгой изоляции на Посольском дворе, периодически угрожали «отпуском», который откладывается только из-за болезни царя[432].
Русское правительство явно тянуло время, ожидая исхода военных действий в Прибалтике и в Молдавии, а также приезда в Москву шведских послов, которые к началу 1601 г. получили разрешение на въезд в Россию. Военные неудачи Речи Посполитой на северной и южной границе могли заставить ее дипломатов пойти на уступки. Аналогичным образом должно было оказать на них воздействие и прибытие шведских дипломатов[433]. Разумеется, шведское посольство интересовало царя Бориса не только как средство давления на дипломатов Речи Посполитой. Как будет видно из дальнейшего, русское правительство приняло решение, если польско-литовских послов не удастся заставить принять русские условия, еще раз сменить политическую ориентацию и договориться о Прибалтике со Швецией.
Между тем 30 января гонец Ян Порадомский доставил послам Речи Посполитой письмо от Сигизмунда III с сообщением о полной победе Яна Замойского над войсками валашского воеводы. В Молдавии и Валахии были посажены польские ставленники. О польской победе Сапега поставил в известность русских дипломатов на аудиенции 10 февраля у Федора Борисовича и потребовал включения новоприобретенных владений Речи Посполитой в королевский титул. Однако это сообщение не произвело на русских особого впечатления, так как, по словам Сапеги, «Москва знала об этом уже раньше, но признаться в этом злость им не позволила»[434]. Никаких изменений в ходе переговоров его заявление не вызвало