Добившись удовлетворения своего основного требования, обеспечивавшего территориальную неприкосновенность будущей части Речи Посполитой — шведской Эстонии, послы не проявили никакой заботы о собственных интересах Шведского королевства, которые в инструкции им предписывалось защищать. Вместо того чтобы обеспечить по договору для Речи Посполитой право оказывать военную помощь Швеции, они, напротив, дали ясно понять русским представителям, что если их требования относительно шведской Эстонии будут приняты, то «за свейского… Коруна Польская и Великое княжество Литовское стояти не учнут и помотати ему ничем, ни людми, ни казною не будут, и которые городы за свейским государя нашего Корела, и тех городов государь ваш доступайся, и рати свои на свейского посылай»[101]. В соответствии с этим после принятия русским правительством их условий в договоре о перемирии было зафиксировано обязательство Речи Посполитой «людми и казною не вспомогати» враждебным России государствам, а в перечень русских владений в этом документе была включена наряду с Ивангородом, Ямом и Копорьем также Корела, продолжавшая еще оставаться под властью шведского короля. Таким образом, Речь Посполитая не только обязывалась сохранять нейтралитет в русско-шведской войне и признавала права России на занятые ею земли, но и заранее одобряла правомерность некоторых дальнейших русских действий в этом отношении — все это находилось в прямом противоречии с внешнеполитическими интересами Швеции[102].
Таким образом, отсутствие у Польши и Швеции единой согласованной политики по отношению к России[103] дало возможность русскому правительству решать в своих интересах ряд спорных вопросов русско-шведских отношений.
В целом, однако, заключенные соглашения были для русской внешней политики крупной неудачей, поскольку, закрывая для русских войск дорогу на территорию шведской Эстонии в течение всего срока перемирия, они тем самым более чем на десятилетие лишали русское правительство возможности продолжать борьбу за выход к Балтийскому морю. В сложившихся условиях оно закономерно утратило интерес к продолжению войны: 17 января в Новгород был послан царский указ об отмене намеченного похода на «немецкие городы»[104].
Активные военные действия на русско-шведской границе продолжались и после этого потому, что шведское правительство надеялось при содействии крымских татар вернуть потерянные города и даже расширить свою территорию за счет захвата соседних русских земель — Архангельска, Колы, Новгорода[105]. Впрочем, и для русского правительства полное прекращение войны было невыгодно: в случае успешного исхода переговоров о Нарве оно могло еще получить возможность для осуществления минимума своей «балтийской программы».
На что рассчитывало русское правительство, добиваясь, чтобы решение вопроса о Нарве было отложено, позволяет выяснить текст посольского наказа «великим послам», отправлявшимся в Польшу для ратификации перемирия, где указывалось, что послы должны «стояти крепко» на своих условиях, если «будет… с салтаном Турским не помирился король»[106]. Действительно, в сложившейся ситуации лишь новое обострение отношений с Турцией могло заставить Речь Посполитую пойти на уступки[107].
Наряду с этим «оптимальным» вариантом наказ предусматривал и такую возможность, что «с свейским королем литовской король… хочет стояти заодин на государя» и рада Речи Посполитой не захочет «без свейского» ратифицировать перемирие. На этот случай послам были даны полномочия заключить «вечный мир» со Швецией, если шведский король уступит Корелу и выплатит большую денежную контрибуцию[108]. Анализируя международную ситуацию, русское правительство, таким образом, уже в начале 90-х годов серьезно считалось с возможностью отказаться на неопределенно длительный срок от борьбы за свою балтийскую программу, чтобы избежать открытого столкновения с польско-шведской коалицией.
Действительно, совершенные послами отступления от инструкций давали королю Сигизмунду формальные основания для отказа от обязательств, которые Речь Посполитая принимала на себя по московским соглашениям, и новых попыток тем или иным способом втянуть Речь Посполитую в происходившую войну на стороне Швеции. Однако внутриполитическая ситуация в стране лишила его этой возможности. Попытки осуществить согласованный с Габсбургами проект передачи польской короны австрийскому эрцгерцогу привели Сигизмунда в начале 1591 г. к резким столкновениям с Яном Замойским и его сторонниками, которые ранее были его главной опорой при осуществлении антирусских политических планов. Эти столкновения постепенно переросли в открытый конфликт между королем, его немногочисленным окружением и огромной частью польско-литовской шляхты, политическим руководителем которой стал Замойский[109]. Осенью 1591 г. дело дошло до созыва самочинных съездов феодалов, недовольных королем. В такой ситуации трудно было рассчитывать на то, что господствующий класс Речи Посполитой согласится в той или иной форме выступить против России для защиты династических интересов своего короля. Даже Ян Замойский подчеркивал теперь, что мир, заключенный с Россией, не должен нарушаться[110]. Со всем этим Сигизмунд не мог не считаться. В результате на переговорах с русским посольством, проходивших в Яновце на Висле, договор о перемирии был ратифицирован 15 декабря 1591 г. именно в том виде, как он был выработан в Москве[111], без каких-либо новых уступок Швеции со стороны России.
Не оправдались, однако, и расчеты русского правительства. Обострение внутриполитической борьбы в Речи Посполитой не привело к изменению взглядов польско-литовских политиков на балтийскую политику России. В уже цитировавшемся выше письме Кр. Радзивиллу Ян Замойский подчеркивал, что русские не должны иметь доступа в Нарву, так как выход к морю может способствовать усилению России в будущем. Международное положение также не могло склонять сенаторов к уступчивости. К началу переговоров в Яновце конфликт с Турцией был полностью урегулирован: польские послы вернулись из Константинополя с утвержденным султаном текстом мирного договора[112]. Вместе с тем началась война между Россией и Крымом, и летом 1591 г. орда хана Казы-Гирея подошла к самой Москве. Кроме того, в Речь Посполитую стали приходить известия о внутриполитических осложнениях в России[113]. В таких условиях добиться пересмотра польско-литовской позиции по вопросу о Нарве было невозможно для русских дипломатов. В результате по особому договору на Нарву были распространены условия русско-польского соглашения о городах шведской Эстонии[114].
Теперь продолжение войны со Швецией потеряло для русского правительства всякий смысл. Одновременно продолжение войны стало терять смысл и для Швеции. Энергичные усилия шведских полководцев, пытавшихся под Новгородом и в Карелии осуществить разработанные в Стокгольме планы восточной экспансии, закончились полной неудачей: шведским войскам не удалось занять ни одного из русских городов[115]. Когда же зимой 1592 г. русские войска нанесли ответные удары по шведским крепостям в Финляндии, шведская армия не смогла оказать им серьезного сопротивления. С продолжением военных действий перевес России становился все более очевидным[116].
Положение изменилось бы, если бы Речь Посполитая направила свои войска на помощь Швеции. Король Сигизмунд, несмотря на договор, заключенный в Яновце, продолжал и далее заявлять, что «короля его милости шведского, пана отца нашого… отступит… нам не годитца и не можем»[117], но его позиция не имела опоры в польско-литовском обществе. Конфликт между королем и шляхтой продолжал заостряться, и на сейме, созванном осенью 1592 г. для «инквизиции» — расследования его тайных сношений с Габсбургами, — Ян Замойский и его сторонники в ответ на просьбу Сигизмунда оказать помощь шведам дали ясно понять, что выступление против России в данный момент не соответствует интересам Речи Посполитой[118]. Продолжение войны, как видим, и Швеции не могло принести никаких выгод.
В таких условиях в январе 1593 г. Россия и Швеция заключили двухлетнее перемирие, во время которого по договоренности сторон между ними должны были вестись переговоры для достижения более долгосрочного мирного соглашения[119]. В борьбе держав за позиции в Прибалтике наступила временная передышка.
Россия, Речь Посполитая и Тявзинский мир
Соглашения 1591 г. между Россией и Речью Посполитой привели к реставрации в Восточной Европе той системы отношений, которая сложилась здесь к началу 80-х годов. Такая система, как уже указывалось выше, лишала Россию возможностей ведения активной политики на Балтике. Россия и в 90-х годах XVI в. продолжала оставаться отрезанной от Балтийского моря. Свободные контакты между русскими и западноевропейскими купцами были по-прежнему возможны лишь на побережье Белого и Баренцева морей в течение трех месяцев в году.
Правда, с возвращением России новгородских пригородов, в особенности Ивангорода, появились некоторые возможности для прямой торговли на Балтике между русским и иностранным купечеством, и русское правительство энергично стремилось их использовать. Сразу после взятия Ивангорода в нем началось строительство больших складов для хранения товаров