Иван IV, однако, не последовал этим советам и избрал совсем иное решение. Вместо «великих послов» с чрезвычайными полномочиями в Литву был отправлен обычный гонец Семен Янглыч Бастанов[303]. Вся его миссия должна была ограничиться передачей литовской и польской раде царских грамот[304], в которых царь сообщал лишь о своем намерении направить в Речь Посполитую посланника, «а с ним хотим приказати к вам о своих делах»[305]. В грамотах никак не затрагивался вопрос о польском троне; в случае благоприятного ответа на них в Речь Посполитую должен был выехать посланник — Лука Новосильцев[306], чтобы передать отдельным сенаторам, а также «нанятом, княжатом и всему рыцарству» царские грамоты с просьбой поддержать кандидатуру Ивана IV на выборах[307]. Однако Л. Новосильцев тоже не получил полномочий для переговоров об условиях избрания. Он должен был лишь добиваться «опасной» грамоты для «великих» послов[308], которым царь обещал дать все необходимые указания, «как меж нас и государством Коруны Польской и Великого княжества Литовского, тое доброе дело совершить и постановить»[309]. «Великие» же послы, насколько можно судить по имеющимся материалам, вообще не были назначены и тем более не были подготовлены для них инструкции.
Избранный царем образ действий, направленный на явное затягивание переговоров, вызвал к жизни несколько комментариев исследователей, приходивших к разному мнению о причинах выбора именно такой линии поведения. Некоторые исследователи пришли даже к выводу, что в действительности Иван IV не добивался польской короны и стремился лишь затянуть избирательную борьбу в Речи Посполитой, чтобы создать выгодные условия для своих операций в Прибалтике[310]. Более обоснованной представляется точка зрения, выдвинутая Л. Л. Дербовым: не желая принять корону на условиях, предложенных польско-литовскими феодалами, царь затягивал переговоры, стремясь поставить польско-литовских партнеров в такое положение, когда он мог бы «сам продиктовать полякам свои условия»[311].
Действительно, сообщения, привезенные Ф. Ельчаииновым, свидетельствовали о серьезном политическом кризисе в Речи Посполитой, открытом противоборстве шляхты и магнатов, которые не могут найти кандидата, удовлетворявшего бы обе стороны[312]. Но одновременно снова явственно выступили различия между пониманием «унии», русским правительством и польско-литовскими феодалами. Так, Я. Ходкевич в упомянутой выше беседе с гонцом заявил о том, что для литовцев, а еще более для поляков неприемлемы такие условия, как отмена свободной элекции, коронация по православному обряду, уступка России Киева[313], посланцы же шляхты предлагали, чтобы царь признал себя «братом» и «товарищем» польских и литовских шляхтичей. Этого царь, конечно, делать не желал[314].
В этих условиях могло представляться правильным подождать, пока, запутавшись в своем конфликте вокруг австрийской кандидатуры, польско-литовские феодалы будут вынуждены сами обратиться к Ивану IV, который смог бы навязать им свою концепцию власти. К этому следует добавить, что, поступая так, Иван IV, по его представлениям, ничем особенно не рисковал. Ведь в Речи Посполитой был лишь один (как следовало из сообщений Ф. Ельчанинова) кандидат на трон — сын императора, а Габсбурги после бегства Генриха Анжуйского предлагали Ивану IV «заодин стояти против всех недругов» и действовать согласованно в борьбе за польский трон, поддерживая того из кандидатов (русского или австрийского), у кого будет больше шансов[315]. Царь, ответивший на это предложение согласием[316], мог рассчитывать, что новый польский король из династии Габсбургов пойдет с ним на компромисс в Ливонии и одобрит его планы большой антитурецкой коалиции[317]. Не случайно в это время резко активизировалась русская политика на юге[318].
При этом, конечно, не было намерения буквально тянуть до бесконечности и быть лишь пассивным свидетелем выборов. Характерно, что когда в августе 1575 г. oт С. Бастанова пришли сообщения, что «шляхта и земля и мещане… хотят, сказывают, бити челом, тебе, государю»[319], царь немедленно приказал «отпустити в Литву часа того» Луку Новосильцева[320]. Тогда же Новосильцев выехал в Смоленск, чтобы сразу по получении опасной грамоты ехать в Речь Посполитую[321]. Однако приезд русского посольства, которое выдвинуло официально кандидатуру Ивана IV, не соответствовал планам литовских и польских магнатов, которые продержали С. Бастанова до самой элекции, не давая ему опасной грамоты. В результате вопрос о судьбе польской короны на элекционном сейме в ноябре 1575 г. снова решался без участия русских дипломатов.
Накануне наступления элекции шляхетские политики так и не знали точно, что им следует ожидать от московского кандидата. Два известных им русских проекта унии — «Письмо Граевского» и «ответ» Ивана IV М. Гарабурде — резко расходились между собой по содержанию, и было неясно, какой из них является аутентичным выражением воли русского царя. О сумятице, возникавшей в этой ситуации в умах шляхетских идеологов, дает понятие написанный в октябре 1575 г.[322] памфлет Я. Д. Соликовского «Коморник и бурмистр», в котором оба означенных в заглавии персонажа ведут между собою спор о разных претендентах на польскую корону. «Коморник» отстаивал ту точку зрения, что Иван IV мог бы стать для Польши вторым Ягайло, «который и мир Короне принес и Литву присоединил». Правда, он — тиран, но тираном был сначала и Ягайло, который, однако, потом переменился, «и больше всего свобод и вольностей мы имеем от него и от его потомков, так бы и теперь было». «Бурмистр» возражал на это, что предложенные Иваном IV условия унии неприемлемы. Не годится, что Иван IV добивается, чтобы его короновал собственный митрополит, неприемлемо, что он желает сделать своей столицей Киев, но, главное, царь хочет «не Москву к королевству, но королевство к царству русскому присоединить»[323]. Эти рассуждения ясно показывают: первые контакты между сторонами наложили отпечаток не только на политику Ивана IV, но и на воззрения шляхетских политиков. Часть из них уже начала отдавать себе отчет в том, что она имеет дело с крупной самостоятельной политической силой, которая вовсе не намерена подчинять свои действия интересам Речи Посполитой. Отсюда — раскол в среде самой шляхты по вопросу об отношении к московскому кандидату. Не случайно значительная часть шляхетского лагеря во главе с М. Сеницким объединилась под лозунгом выбора «Пяста» — местного уроженца, который будет править в соответствии с интересами шляхты, отвергая всех иностранных кандидатов на трон (а в их числе и Ивана IV)[324].
Несмотря на это, позиции «промосковской» группировки среди шляхты накануне элекции продолжали оставаться весьма сильными. Правда, сторонников царя в Великом княжестве литовским сенаторам удалось устранить. Опасаясь их выступления, магнаты просто скрыли от литовской шляхты срок начала работы сейма, чтобы «выбрать короля, не уведомив их и без их желания»[325]. Однако приверженцев царя было много и среди польской шляхты, которая сумела прибыть на сейм. Его кандидатуру поддерживала шляхта на большей части южных территорий Польского королевства (Русское, Подольское, Белзское воеводства, Волынь, Киевщина)[326]. В северной части страны, по отрывочным сведениям С. Ожельского, на предэлекционных сеймиках приняла решение избрать царя шляхта Ленчицкого воеводства и Подляшья[327]. Об этом же свидетельствовал и торжественный прием, устроенный шляхтой русскому гонцу С. Бастанову, несмотря на противодействие сенаторов[328]. Как известно, приезд С. Бастанова не разъяснил положения. Отсутствие у него условий унии оживило страх перед «тиранией» и вызвало переход части сторонников царя во главе с Я. Замойским в лагеръ сторонников Пяста[329]. На этом, однако, дело не закончилось. Среди шляхты все еще оставалось много сторонников Ивана IV. Хотя сенаторы пытались убедить их, что Иван IV «не ищет короны»[330], шляхтичи знали, что русские послы «едут в Польшу, чтобы стараться о Короне и уже находятся в Смоленске»[331], и прямо обвиняли литовских магнатов в задержке этих послов[332].
Дальнейший ход событий во многом определило резкое обострение отношений между магнатами и шляхтой, вызванное стремлением сенаторов, не считаясь с волей шляхты, возвести на польский трон императора Максимилиана II. Когда конфликт между враждующими группировками стал явным, но инициативе одного из наиболее горячих сторонников царя Павла Уханьского, Познанское, Калишское, Краковское и Белзское воеводства обратились к сторонникам М. Сепицкого и к сенаторам с предложением оставить своих кандидатов — императора и Пяста — и согласиться на избрание Йвана IV