Переговоры о заключении мирного соглашения составляли лишь одну сторону русско-литовских контактов на последнем этапе элекции. Как известно, действия сторонников Максимилиана и Сигизмунда, нарушавших установленные правовые нормы, вызвали недовольство не только магнатов и шляхты Великого княжества, но и значительной части коронных феодалов, покинувших оба лагеря. Соединившись между собой, эти группировки стали значительной политической силой, не уступавшей двум соперничавшим партиям[700]. 23 августа посланцы этой «третьей силы» обратились к обоим лагерям с предложением отменить «номинации» обоих кандидатов[701] и приступить к подготовке условий для проведения «нормальной» элекции[702]. Когда это предложение не было принято, 25 августа собравшиеся в «третьем» лагере магнаты и шляхта огласили «протестацию», в которой «номинации» Максимилиана и Сигизмунда были объявлены незаконными[703]. Тогда же по «поветам» были разосланы «универсалы», в которых, информируя шляхту о создавшейся ситуации, предводители «третьего» лагеря предлагали созвать 16 сентября поветовые сеймики для установления места и времени нового элекционного сейма[704]. Содержащиеся в «протестации» утверждения, что эрцгерцог Максимилиан был избран «силой», когда его противники на время вышли из кола, в то время как на поле по праву должен был остаться Великий князь Московский («имея за себя так много голосов и с такой большой выгодой и прибавлением для Короны»), не оставляют сомнений, какую кандидатуру намерены были собравшиеся в «третьем» лагере шляхтичи поддерживать с наступлением новой элекции.
Накануне отъезда русских послов из-под Варшавы, 27 августа вечером, их посетили два первых светских сенатора Литвы — виленский воевода К. Радзивилл и Троцкий воевода Я. Глебович[705]. Информировав послов о сложившейся ситуации, они заверяли, что собравшиеся под их руководством поляки и литовцы не допустят коронации Максимилиана или Сигизмунда и добьются новой элекции. Поэтому они просили, чтобы царь, если он хочет быть избранным, прислал в Речь Посполитую свое посольство с разъяснениями по вопросу о «вере» и с указанием точного срока, когда избранный монарх может прибыть в Речь Посполитую. Одновременно они настоятельно рекомендовали, чтобы царь не поддерживал кандидатуру эрцгерцога, так как «цысарева брата и помянути нихто у нас не хочет» и поддержка этого непопулярного кандидата может нанести ущерб лишь позициям самого царя. Этому вопросу литовские магнаты придавали столь большое значение, что в своих «речах» перечислили едва ли не все основные доводы, выдвигавшиеся шляхтой против кандидатуры Габсбурга. Действия литовских сенаторов были несомненно, их реакцией на заявления русских послов, которые во время переговоров 15–20 августа, следуя инструкциям, рекомендовали избирателям эрцгерцога Максимилиана, если те не захотят выбирать царя[706]. Кроме того, на них, по-видимому, подействовали распространявшиеся «проавстрийскими» политиками сообщения, что царь готов оказать Максимилиану военную помощь при его утверждении на польском троне[707]. Думается, именно эти последние сообщения и побудили сенаторов так остро формулировать свои взгляды, чтобы не допустить военного вмешательства России в борьбу за польский трон. Ясно также, что одной из целей их визита было обеспечить безопасность страны в период политического кризиса в Речи Посполитой, для чего следовало убеждать царя, что его выбор еще возможен.
При оценке высказываний сенаторов следует иметь в виду всю совокупность сложившейся ситуации. «Проавстрийский» лагерь был слишком слаб, чтобы рассчитывать на победу, а сильная «прошведская» группировка могла в решающий момент оказаться без кандидата (существовали опасения, что шведский король в условиях политического раскола и гражданской войны в стране не решится отпустить сына за море). В такой ситуации новая элекция, на которой московского кандидата могли поддержать влиятельные группировки и в Литве, и в Короне, была вполне реальной перспективой, и литовские политики учитывали это в своих планах. Более того, внимательный анализ их «речей» показывает, что литовские сенаторы не только серьезно думали об избрании царя, но и находили сложившееся положение подходящим для — возвращения к своим первоначальным планам сепаратного «вынесения» нужного кандидата и восстановления Великого княжества в его первоначальных границах. Так, сенаторы снова поставили перед русскими послами вопрос: если «Литва и Киев и Волынь и Подолье и Подляшье и Мазовша» отделятся от Польши, то «государь ваш нас возмет ли и на Литве у пас опричь Польши государем будет ли и за нас мочью своею станет ли».
По-видимому, ситуация, сложившаяся после элекции, когда царь мог добиться трона лишь в сотрудничестве с литовскими феодалами, а господствующий класс Короны окончательно раскололся на ряд враждебных группировок, представлялась литовским магнатам благоприятной для реализации своего проекта. Предлагая прислать русских представителей на съезд Великого княжества в Вильне, сенаторы советовали одновременно направить гонцов к Янушу Збаражскому и Константину Острожскому. Это наводит на мысль, что выбранный политическими руководителями Литвы курс был определенно согласован с украинскими магнатами, интересам которых он также соответствовал.
Таким образом, двойная элекция не привела к автоматическому снятию кандидатуры царя Федора на польский трон. Достаточно сильные группировки в обеих частях Речи Посполитой продолжали ее поддерживать. В этих условиях русскому правительству предстояло определить свою дальнейшую политическую линию. О принятом решении дают понятие инструкции Е. Ржевскому и 3. Свиязеву, которых во 2-й половине октября 1587 г. было решено снова направить в Речь Посполитую[708]. Хотя посланники получили предписания согласовывать свои действия с главными руководителями Великого княжества, прежде всего с виленским воеводой К. Радзивиллом[709], русское правительство далеко не во всем приняло план действий, предложенный литовскими магнатами. Правда, оно молчаливо отказалось от поддержки австрийского кандидата[710], посланники получили полномочия просить сенаторов и шляхту обеих частей Речи Посполитой поддержать кандидатуру царя на элекции и обещать значительные денежные суммы на защиту страны от «неприятелей»[711]. Однако одновременно посланники должны были заявить, что не может быть и речи ни о смене царем вероисповедания, ни о его коронации по «римскому закону», ни о приезде царя в Речь Посполитую в условиях, когда «вы ныне не одного государя себе обрали»[712]. Если польские и литовские феодалы хотят выбрать царя, они должны, соединившись между собой, направить в Москву «великих» послов «от обеих земель»[713]. На таком решении вопроса посланники должны были решительно настаивать, заявляя: если «государя нашего на те великие государства не оберете, и то на вашей воле, а государю нашему инако делати невозможно»[714]. Таким образом, русское правительство не только не желало идти на уступки по спорным вопросам[715], по и навязывало польско-литовским политикам такую процедуру ведения переговоров, которая ставила противную сторону в подчиненное положение и была поэтому отвергнута польско-литовской стороной еще перед наступлением элекции. По-видимому, русские политики полагали, что в условиях гражданской войны в стране, когда влиятельные силы в Речи Посполитой видят выход из политического кризиса в избрании царя, можно более решительно добиваться формального признания руководящей роли России в будущем объединении.
Вместе с тем русское правительство с большой осторожностью подходило к создавшейся ситуации. Так, миссия Е. Ржевского и 3. Свиязева носила предварительный характер, им не было дано полномочий для заключения каких-либо соглашений. Одновременно посланникам вменялось в обязанность выяснить у польско-литовских представителей, «на какове мере, у вас, у всей земли… о обиранье государском станет в договоре»[716]. Аналогичный подход обнаруживается и при рассмотрении в инструкциях вопроса о сепаратном «вынесении» царя на литовский трон. Посланники не должны были по собственной инициативе ставить этот вопрос, а в случае, если бы литовские представители сами стали говорить о сепаратной элекции, посланники должны были постараться выяснить у них, «каким обычаем вам быти под государя нашего рукою». Только после выяснения этой стороны дела царь был готов продолжить переговоры об отдельном соглашении с Великим княжеством[717]. Обсуждение русских предложений на элекции, по-видимому, вызвало у русских политиков опасения, что предложенные польско-литовскими феодалами условия унии могут оказаться для России неприемлемыми. Поэтому, вероятно, и было признано необходимым еще раз выяснить польско-литовские условия, прежде чем переходить к более решительным политическим акциям.
Когда русские посланники в ноябре 1587 г. прибыли на территорию Великого княжества, положение в Речи Посполитой существенно изменилось по сравнению с заключительным этапом элекции. Осенью 1587 г. оба претендента на трон, эрцгерцог Максимилиан и шведский принц Сигизмунд Ваза, прибыли на польские земли. Между их сторонниками началась вооруженная борьба за власть, перевес в которой с самого начала стал склоняться на сторону шведского кандидата, так как его поддержала подавляющая часть принявших участие в борьбе коронных сенаторов и шляхты. В начале декабря 1587 г. шведский принц въехал в Краков, а эрцгерцог начал под натиском войск противника поспешно отступать к западной границе. Это означало фактическую победу Сигизмунда Вазы, власть которого в декабре 1587 г. уже распространилась на основную массу земель Короны