В этих условиях начался открытый переход литовских феодалов на сторону шведского кандидата. На поклон к нему отправились сенаторы из Жемайтии — жмудский староста Ян Кишка, жмудский каштелян М. Талвош и епископ М. Гедройц, а также литовский канцлер О. Волович[719], открыто нарушив тем самым решения созванных осенью 1587 г. съездов Великого княжества, которые объявили незаконными выборы обоих претендентов[720]. Правда, одновременно росло возмущение литовской шляхты действиями стоявших за спиной обоих претендентов магнатских группировок, соперничество которых вовлекло страну в войну[721]. В связи с этим в среде литовской шляхты росли надежды на то, что выбор царя будет способствовать выходу страны из кризиса и прекращению конфликтов[722]. На собравшемся в декабре 1587 г. съезде Великого княжества в Брест-Литовске значительная часть шляхты активно поддерживала кандидатуру Федора[723]. Однако в условиях фактической победы Сигизмунда в Короне такая политическая линия означала разрыв унии между Польшей и Литвой, а на это литовские феодалы пойти не могли. В итоге кандидатура царя была снята с обсуждения и съезд постановил направить к Сигизмунду Вазе посольство для переговоров об условиях его признания Великим княжеством[724].
В такой ситуации литовские сенаторы не стали вести переговоров с русскими посланниками, ограничившись передачей им письменного ответа на царские грамоты. В своем послании, констатируя, что выбор царя в настоящее время невозможен, литовские сенаторы — участники съезда в Бресте — одновременно заверяли, что они будут выполнять условия русско-литовского договора о перемирии и добьются их признания новым государем[725]. На этом закончились дипломатические контакты между Россией и Речью Посполитой в период третьего «бескоролевья».
Таким образом, хотя к 1587 г. у русского правительства, с одной стороны, и у ряда политических группировок Речи Посполитой — с другой, сложились четкие и развернутые программы политического переустройства Восточной Европы, кардинально расходившиеся между собой, в течение третьего «бескоролевья» дело так и не дошло до полной и всесторонней конфронтации этих программ. В результате обе стороны не могли себе представить всей глубины разногласий между ними и после окончания «бескоролевья» продолжали считать, что постигшая их неудача вызвана случайными обстоятельствами, неблагоприятным соотношением сил в данный момент и что в иных условиях их планы могут быть реализованы. Так, изучение материалов Посольского приказа ясно показывает, что в конце 80-х — начале 90-х годов XVI в. в случае наступления новой элекции русское правительство было готово снова выставить кандидатуру царя Федора на польский трон[726]. Действия литовских сенаторов на последнем этапе элекции также свидетельствуют, что политические руководители Великого княжества считали возможным соглашение с царем на предложенных ими условиях.
Эти расчеты имели, однако, значение прежде всего для долгосрочного планирования внешней политики обоих государств. На первый план после окончания третьего «бескоролевья» выступили иные политические проблемы. Победа в борьбе за польский трон шведского кандидата была победой тех группировок польских феодалов, которые толкали Речь Посполитую на путь военной экспансии на Востоке. Обеспечив себе поддержку нового правителя — открытого противника России, они были намерены с его помощью перейти к осуществлению тех планов, которые не могли быть проведены в жизнь из-за смерти С. Батория. На этом пути группировки, объединявшиеся вокруг Я. Замойского, ждала упорная борьба с теми силами в стране, прежде всего феодалами Великого княжества, которые были заинтересованы в сохранении длительного мира в Восточной Европе. К рассмотрению хода этой борьбы и ее результатов мы теперь и переходим.
Речь Посполитая между миром и войной (1588–1590 гг.)
Первое столкновение двух направлений в восточной политике Речи Посполитой произошло в январе 1588 г., когда на созванный в Варшаве коронационный сейм прибыла делегация Литвы и предложила Сигизмунду условия, на которых Великое княжество согласно принять шведского принца на литовский трон[727]. В их числе были обязательства будущего короля подтвердить русско-литовский договор о перемирии, добиваться заключения «вечного мира» между Россией и Речью Посполитой[728].
Сигизмунд и его шведские советники прибыли из Стокгольма, как отметил современный наблюдатель, «горя желанием начать войну с Московитом и с помощью поляков расширить свое государство»[729]. Понятно поэтому, что просьба о подтверждении русско-литовского договора была для них неприемлемой. Обстановка еще более осложнилась тем, что отрицательная позиция короля получила полную поддержку собравшихся на сейме коронных политиков. Это неудивительно, если учесть, что на сейме, созванном в условиях вооруженной борьбы между сторонниками претендентов на трон, господствующей группировкой были сторонники Я. Замойского[730]. На совещании 13 января 1588 г. коронные сенаторы решили оказать королю поддержку, выслав «депутатов» на переговоры с литовскими представителями[731]. В центре аргументации коронных сенаторов стоял традиционный еще для «баториаяского лагеря» тезис о военно-политической слабости Русского государства. Сейчас Россия слаба, подчеркивали коронные политики, государь неспособен к правлению, между вельможами распри, земля опустошена, а за 15 лет мира положение может измениться к невыгоде Речи Посполитой[732]. Речь Посполитая, наоборот, усилилась благодаря союзу со Швецией. Соединив вместе шведскую пехоту и польскую конницу, можно считать победу над Россией обеспеченной. В этих условиях заключение мирного договора на условиях «status quo» есть дело неразумное и вредное для интересов Речи Посполитой[733]. Наряду с этим в рассуждениях коронных политиков прослеживается и ряд доводов иного порядка. Так, указывалось, что, поскольку Московский «ad maxima angustas приведен», можно было бы теперь при мирных переговорах добиться от него существенных уступок, в то время как с подтверждением русско-литовского договора такая возможность была бы утрачена. Правда, после нескольких лет бесплодных переговоров надежды добиться от России уступки пограничных областей могут показаться необоснованными, но следует учитывать, что уния со Швецией давала возможности дополнительного давления на русское правительство.
Наличие в рассуждениях, исходивших от коронной стороны, двух различных точек зрения не было случайным. Как показал К. Лепши, на сейме среди коронных сенаторов и послов сложились две различные политические группировки, заметно расходившиеся между собой в подходе к ряду проблем внутренней и внешней политики Речи Посполитой, — сторонники Я. Замойского (из числа главным образом малопольских феодалов) и группировка примаса С. Карнковского и коронного маршалка А. Опалиньского, база которой находилась в Великой Польше[734]. Поскольку сторонники Я. Замойского стояли за войну, то вторую точку зрения, близкую к планам сенаторов времен С. Батория, следует приписать представителям великопольской группировки. Точка зрения «замойчиков» в начале 1588 г. доминировала.
В центре аргументации литовских политиков стоял также традиционный для их выступлений второй половины XVI в. тезис, что Великое княжество больше не может вести долгих и разорительных войн с Россией. За время кампаний С. Батория, указывали литовские представители, страна так разорена, что владельцы имений «должны были давать подданным своим свободу [от повинностей] одним до десяти, другим до пятнадцати лет в тех имениях, где были солдаты». Если война возобновится, Литва снова обратится в «sedes belli», что означает новое разорение их владений[735].
При таких различиях в оценке ситуации возможность соглашения с самого начала была затруднена. Коронные политики не могли давать своим партнерам каких-либо гарантий того, что в будущей войне территория Литвы не пострадает, а на тех в свою очередь не производили впечатления рассуждения о том, что победа над Россией будет быстрой и легкой.
Кроме того, представители Великого княжества с самого начала заявили, что они связаны инструкциями съезда, от которых не могут отступить[736]. В результате ряд встреч представителей сторон с 14 по 20 января закончился безрезультатно. Затем в дискуссию снова включился король Сигизмунд, но и ему ничего не удалось добиться от литовских феодалов[737]. 26 января делегация Великого княжества попросила у Сигизмунда прощальной аудиенции[738]. В условиях, когда шла гражданская война со сторонниками Максимилиана, за спиной которого стояли Габсбурги, Сигизмунд и коронные политики не могли идти на разрыв с Литвой[739]. Посредником между Сигизмундом и делегатами Великого княжества выступил А. Опалиньский, который убедил короля подтвердить мирный договор, указывая, что без согласия «станов коронных» этот акт все равно не будет юридически правомочным. В итоге Сигизмунд «этот мир подписал». После этого в ночь на 28 января литовские сенаторы принесли присягу королю