[740]. На следующий день Я. Глебович с удовлетворением писал К. Радзивиллу: «Все так решилось, как лучше всего могло бы быть решено»[741]. Однако когда 28 января в Варшаву прибыли официальные сообщения о победе под Бычиной над сторонниками Максимилиана, настроение участников сейма резко изменилось к невыгоде для литовцев[742].
В новой ситуации не могло быть и речи об одобрении мирного договора Короной. Посольская изба не приняла ни одного из предложений Великого княжества, отложив решение всех спорных вопросов до следующего сейма[743]. Сигизмунд III также стал уклоняться от выполнения своей присяги. В окружении короля преобладали воинственные настроения. «Гневаемся на Москву, хотим ее бить, только бы сила была», — писал литовским сенаторам, прося о вмешательстве, Л. Сапега[744]. Весной 1588 г. Сигизмунд III обратился к римской курии с просьбой предоставить ему субсидии для осуществления планов, намеченных покойным королем Стефаном[745]. Сложившееся положение энергично пыталась использовать шведская дипломатия. Юхан III уже осенью 1588 г. обратился к польским и литовским сенаторам с проектом созыва в Таллине съезда для выработки согласованной политики обоих государств по отношению к России[746]. С помощью сына он рассчитывал взять в свои руки руководство внешней политикой Речи Посполитой и направить ее в нужном для Швеции направлении[747]. Сторонники войны столкнулись, однако, с серьезными трудностями внутри страны.
Выявившееся в ходе споров на коронационном сейме упорное сопротивление Великого княжества планам войны с Россией заставило, по-видимому, часть коронных политиков всерьез задуматься над реальностью этих планов. Их осуществление вело к серьезному внутреннему конфликту в стране, тем более что сражение под Бычиной, положив конец внутриполитической борьбе, привело к осложнению международного положения: Габсбурги разорвали отношения с Речью Посполитой. В результате на совещании короля с сенаторами Великой Польши в Петркове 14–18 октября 1588 г.[748] архиепископ Гнезненский охарактеризовал заключение мира с Россией как дело важное «pro bono et publico»[749]. Того же мнения был и А. Опалиньский[750]. В перечень вопросов для будущего сейма был включен пункт «об утверждении мира с Московитом и Татарином»[751]. В том же духе был, по-видимому, изготовлен и проект инструкции на предсеймовые сеймики[752]. Однако на встрече короля с малопольскими сенаторами в Люблине Я. Замойский подверг резкой критике составленный в Петркове проект инструкции, в том числе и разделы, относящиеся к России[753]. В Люблине был составлен новый текст инструкции, разосланный на сеймики в начале декабря 1588 г.
Этот документ начинался упоминанием о перемирии, заключенном литовскими сословиями с Россией, текст которого они передали королю с просьбой о подтверждении. Затем составители инструкции обращали внимание шляхты на то, что никаких дальнейших переговоров между государствами не было, в то время как состояние отношений между ними вызывает самые серьезные опасения. Русские войска нарушают границу в Ливонии, захватили пограничные земли на Остре. При первом удобном случае Россия может напасть на Речь Посполитую и поэтому шляхта может считать себя не связанной заключенным соглашением. Далее составители инструкции недвусмысленно указывали, что «теперь для Речи Посполитой самое подходящее время [выступить] против них», но уклонялись от окончательного заключения, предоставляя решение вопроса о войне или мире с Россией всецело на усмотрение сословий[754].
Указание на «подходящее время» ясно показывает главную цель составителей инструкции — вовлечь страну в новую войну на востоке, для чего нужно было предварительно добиться отмены русско-литовского договора. Поскольку в королевской инструкции нельзя было открыто подвергать сомнению юридическую правомерность договора, который сам король обязался соблюдать, авторы инструкции были вынуждены перенести центр своей аргументации в другую плоскость. Подборка фактов о враждебных действиях русского правительства должна была убедить шляхту, что, поступая подобным образом, оно как бы само аннулировало договор. Так как в действительности русское правительство стремилось к сохранению мира с Речью Посполитой и подобный тезис явно не соответствовал действительности, то выбор такого метода аргументации побуждал возводить мелкие пограничные инциденты в ранг крупных событий[755].
Сопоставление решений съездов в Петркове и в Люблине показывает, что великопольская и малопольская магнатерия разошлись в определении политического курса по отношению к России. Решения сеймиков 1589 г. позволяют точнее представить характер разногласий и расстановку политических сил в Короне. Сеймик воеводств Познанского и Калишского[756] подверг критике действия литовских представителей, которые не имели права заключать мирный договор с Россией от имени Речи Посполитой. Поскольку литовские представители поступили незаконно, то и заключенный ими договор не является обязательным для Речи Посполитой. Вместе с тем великопольская шляхта указывала, что нет оснований опасаться войны со стороны России, поскольку она заключила мирный договор с Литвой. Сопоставление этих решений с высказываниями великопольских сенаторов в Петркове позволяет уточнить позицию феодалов Великой Польши. Они были за сохранение мира с Россией, но этот мир вовсе не должен был основываться на русско-литовском договоре. По-видимому, речь шла об организации новых мирных переговоров, на которых следовало попытаться добиться от России уступок, как это было сформулировано частью коронных сенаторов на коронационном сейме 1588 г.
Позицию великополян интересно сопоставить с постановлениями Сандомирского воеводства. Сандомирская шляхта, предлагая королю и сенаторам обсудить вопрос о войне (или мире) с Россией, обращала внимание своих послов на то, чтобы «не было дано никакого повода к тому, чтобы нас ославили как людей, жаждущих пролития христианской крови», и рекомендовала направить в Москву послов с требованием возвращения потерянных Великим княжеством областей и возмещения ущерба, нанесенного при пограничных нападениях[757]. Таким образом, сандомирская шляхта также выступала за аннулирование русско-литовского договора, но определенно отмежевывалась от планов войны, выдвигая на первый план дипломатические средства воздействия. Следовательно, даже в Малой Польше часть шляхты одобряла скорее программу великополян. Если к этому добавить, что ряд воеводств Центральной Польши (Ленчицкое, Брест-Куявское и Иновроцлавское) в своих постановлениях обошли вопрос об отношениях с Россией молчанием[758], явно не поверив утверждениям о серьезной опасности со стороны восточного соседа, то можно констатировать, что на землях Короны правительству удалось добиться в лучшем случае половинчатого успеха. Значительная часть шляхты, отвергая русско-литовский договор, склонялась к принятию программы великопольских политиков, предусматривавших средства дипломатического давления на Россию[759].
Еще хуже с этой точки зрения обстояло положение в Великом княжестве. Главный съезд Великого княжества, собравшийся в феврале 1588 г. в Слониме, предписал своим послам добиваться подтверждения русско-литовского 15-летнего договора с тем, чтобы «за это время стараться всеми способами о заключении вечного мира»[760]. В Литве, следовательно, правительственная программа потерпела полную неудачу. Прямым следствием неуспеха предсеймовой кампании явилось то обстоятельство, что в королевской пропозиции, зачитанной на сейме 7 марта 1589 г., отсутствовали предложения каких-либо мер, направленных против России[761].
Сдержанное отношение (и даже нежелание) значительной части коронной шляхты обсуждать выработанные в окружении Я. Замойского планы войны, в немалой мере объяснялось тем, что перед страной стоял до сих пор неурегулированный конфликт с Габсбургами. В той же инструкции на сеймики излагалась просьба правительства предоставить средства для ведения войны, если на переговорах с представителями императора не удастся прийти к соглашению.
Однако амбициозные планы императора Рудольфа II, намеревавшегося силой взять реванш за поражение и плен эрцгерцога Максимилиана, не получили поддержки сословий (прежде всего чешских), отказавшихся предоставить средства на войну с Речью Посполитой[762]. В итоге Рудольфу II пришлось пойти на уступки. 8 марта 1589 г. в Бендзине был подписан договор на условиях, продиктованных главой делегации Речи Посполитой Я. Замойским[763]. По его настоянию в договор вошло условие, по которому Габсбурги обязывались не оказывать никакой помощи России в случае конфликта между ней и Речью Посполитой[764]