В дополнение к стрельцам во 2-й половине XVI в. правительство стало верстать на службу сначала «вольных» людей, а затем и черносошных и даже монастырских, помещичьих крестьян и беглых в казаки. Получив землю, казаки были обязаны снаряжаться в поход самостоятельно. Первое время казаки несли преимущественно пешую службу. С конца XVI в. их начали перевооружать пищалями и требовать службы на коне, превратив в аналог драгун[81].
В ряде случаев казаки составляли значительную часть полевой армии. Так, по подсчетам автора, в составе войска, посланного против Лжедмитрия I в 1604 г., конных казаков, вооруженных пищалями, было 2628 из 21 000 войска[82].
Роспись войска, посланного против самозванца в 1604 г[83].
Казаки, по предположению А.В. Малова, впервые на постоянной службе появились в городах, расположенных на польской границе. На службу в большинстве случаев зачислялись сложившиеся спаянные дружины – казачьи станицы во главе с атаманом и его помощником есаулом. В ряде случаев на постоянную службу атаманы и казаки прибирались по одному из вольных казаков и гулящих людей. Иногда при отписании в казну земельных владений на украине московских чинов в городовые казаки переписывали бывших казаков, служивших в статусе боевых холопов в дружинах столичных аристократов. Казаки в городах были тем многочисленнее, чем слабее здесь была служилая корпорация дворян и детей боярских. В случае если казаков в городе было около сотни и более, правительство старалось поставить во главе их голову из местных дворян[84].
Казачья конница 2-й половины XVI – начала XVIII в. в тактике, воинском мастерстве и вооружении мало чем отличалась от городовых дворян и детей боярских. Различия были в правовом статусе и обеспечении. Казаки, не имея населенных и вотчинных земель, не могли нести дальнюю конную службу без значительного финансирования от государства. Статус провинциального помещика для казаков был перспективой служебного роста. Правительство поощряло казаков, верстая поместными окладами, вводя верхушку городового казачества в структуру служилого города[85].
В эпоху Смуты наполнившие Россию казачьи объединения жили за счет «приставств» – принесенного выходцами Речи Посполитой системного коллективного грабежа местного населения, что, по оценке А.В. Малова, было гораздо гуманнее, чем открытый бессистемный грабеж. Однако в условиях Смуты нередко именно казаки оказывались той последней военной силой, оказывавшей реальное и весьма эффективное сопротивление интервентам[86].
Рост численности стрелецкого войска к концу XVI в. связан не столько с польской и шведской угрозой, сколько с крымской. Так как в самом конце века в Поле был выстроен целый ряд новых городов-крепостей. Для планомерного и организованного строительства крепостей Иван Грозный в 1583–1584 гг. создал специальный орган – приказ Каменных дел[87].
В 1585–1595 гг. были проведены масштабные мероприятия по укреплению обороноспособности страны. Известно, что в этот период на вооружение Пскова поступила партия полуторных пищалей. В новопостроенный Архангельск для защиты устья Двины были отправлены несколько орудий. Также артиллерией были снабжены Кольский и Сумский остроги[88].
На Волге были построены крепости Самара и Царицын, а на юге – Воронеж, Кромы, Елец, Оскол, Курск и Белгород. Эти крепости также снабжаются бронзовой и железной артиллерией, в том числе полуторными пищалями[89].
По имеющимся данным, только крупные каменные крепости, такие как Псков, Новгород и Москва, имели тяжелые орудия с калибрами до 40 фунтов и более. Осада Пскова Стефаном Баторием показала, что тяжелая дальнобойная артиллерия способна держать лагерь осаждавших на почтительном расстоянии и с успехом бороться против осадных батарей противника. К сожалению, обеспечить все крупные города такими орудиями русское правительство не имело возможности. Даже в такой мощной крепости, как Смоленск, вся артиллерия была мелко- и среднекалиберной, пусть и многочисленной[90].
В 1584–1586 гг. была отлита Царь-пушка. Эта гигантская бомбарда была создана с демонстративной целью для укрепления власти царя Федора Ивановича (и Бориса Годунова), в период после смерти Ивана Грозного. Также преследовались цели дипломатии, поскольку в Речи Посполитой нового царя не принимали всерьез, а пушка, размещенная в Кремле, где ее могли видеть иностранные дипломаты, должна была демонстрировать воинственность и величие преемника Ивана Грозного[91].
По известным данным, за 1585–1592 гг. было произведено 15 крупных орудий. За весь XVII в. этот уровень производства так и не был превзойден. Эти орудия активно использовались в войнах XVII столетия[92]. 8 из них участвовали в обороне Пскова от шведских интервентов.
Также после смерти Ивана Грозного было отлито не менее 15 однотипных полуторных пищалей – калибр 6 фунтов (96-мм), длина полтора десятка пядей, или около 2,8 метра, масса ствола 750–850 кг[93].
Следует отметить, что в то время как выпуск 6-фунтовых длинноствольных полуторных пищалей наращивался, полностью прекратилось производство 2–4-фунтовых «семипядных» и «девятипядных» орудий, известных во времена Ивана Грозного. Тяжелые (до 850 кг масса только ствола) полуторные пищали имели ограниченную подвижность. Они не годились для мобильных ратей, но 6-фунтовый калибр и надежность (толстостенный длинный ствол) позволяли в случае необходимости (за неимением тяжелой артиллерии) позволяли использовать их в качестве осадных орудий. Полуторные пищали были полезны и при обороне крепостей – размещенные в верхних и средних ярусах башен, они могли наносить атакующим значительный урон. Выбор длинного ствола (более 2,8 м) был осознанным решением – при стрельбе из амбразур башен, крепостных валов или осадных тур слишком короткий ствол мог повредить амбразуру выбросом пороховых газов[94].
К сожалению, артиллерийское насыщение полевых войск было недостаточным, поскольку значительную часть войска по-прежнему составляла подвижная дворянская конница, для которой огнестрельный наряд был обузой. Мобильная артиллерия, необходимая для поддержки пехотных частей – стрелецких и казацких отрядов, – была представлена фальконетами и «скорострельными» пищалями[95].
Даточные люди в конце XVI – первой половине XVII в. были двух категорий – во-первых люди, выставляемые помещиками, когда сам помещик не мог нести службу. Выставляемые помещиками даточные в целом соответствовали требованиям конной полковой службы. Другая категория была представлена людьми, собиравшимися с земель, где было мало, либо вовсе не было помещичьего землевладения. В этом случае правительство указывало, какие даточные необходимы от посадского, крестьянского и промыслового населения – аналогично помещичьим «конно и оружно», или особые – например с лыжами. Иногда требовали, чтобы рати приходили «конно и оружно», но при себе имели и лыжи. В Смуту произошло, по сути, смешение этих категорий даточных с посошной рати в единое ополчение[96].
Так, в 1607 г. князю С.Ю. Вяземскому, управлявшему Пермской землей, была направлена царская грамота: «И ты бы со всей Перьмской земли, с посадов и уделов, собрал ратных людей со всяким ратным оружьем, с луки или с пищалми, и с топоры, и с рогатинами или с бердыши, семдесят человек… а собрал бы еси тех онех ратных людей, которые б были собою добры, и молоды, и резвы, и из луков или из пищалей стреляти были горазды…»
Что касается поместной конницы, то современные исследователи отмечают, что русская конница все же не очень любила «съемный бой», предпочитая ей дистанционный. На завершающих этапах Ливонской войны и «войны двух царей» поместная конница усиливалась наемными ротами западных рейтаров, а также наемными польских и литовских копейщиков. По словам поляка С. Немоевского, в одном из сражений русских с татарами (возможно, в 1591 г.) польские наемники, получив приказ атаковать неприятеля, ринулись в бой по своему обычаю, их порыв не был поддержан русскими всадниками, и поляки, попавшие в окружение, понеся значительные потери, едва смогли вырваться. Немоевский продолжал: «Когда же они стали укорять тех в выдаче головой и неподдержке, те еще выговаривали им, указывая на глупость-де наших: «А кто же это видел такую бессмыслицу – бежать к неприятелю, как будто у вас глаза повынимал, как это вы сделали…» То есть для русского всадника атака в лоб с копьем наперевес с саблей наголо выглядела бессмыслицей[97].
Действительно, с середины XV столетия конница Русского царства вела главным образом «дальний бой» из луков – основному виду противоборства с кочевниками-татарами. Наиболее часто упоминаемым в источниках способом боя русских всадников является массированная стрельба из луков целыми полками и «травля» – гарцовка передовых наездников, активно ведущих «лучный бой». Таким образом, саадак – комплект вооружения, состоящий из лука в налуче и колчана со стрелами, стал основной частью снаряжения детей боярских и их боевых холопов. Только в эпоху Смутного времени и даже позже, с распространением удобных для всадника карабинов и «пищалей езжих», полноценной альтернативой саадаку стало огнестрельное оружие. Пистолеты, по причине их малой дальности стрельбы, считались оружием ближнего, «короткого боя». Основным средством рукопашной схватки в XVI в. считалась сабля