Случилось так, что из-за большого расстояния письма, циркулировавшие между королем и Делагарди, по пути миновали друг друга. Именно поэтому Делагарди, поначалу не знавший об оперативных решениях, принятых Густавом Адольфом, настаивал на своей точке зрения. Однако он продолжал отстаивать ее и тогда, когда узнал о планах короля. Поэтому королю пришлось послать ему еще письма. 15 апреля в ответ на письмо Делагарди от 22 марта, в котором он просил подкрепления в связи с запланированной экспедицией на Тихвин, король кратко заявил, что никаких изменений в ранее изданных инструкциях быть не может[560].
10 мая король ответил на письмо Делагарди от 7 апреля. Он по-прежнему отказался предоставить подкрепления для похода на Тихвин и решил отложить строительство укрепления на реке Свирь до выяснения результатов мирных переговоров. Король хотел продемонстрировать во время переговоров свои внушительные силы. Он решил, что экспедицию на Псков следует отложить до июля, чтобы не оказать отрицательного влияния на ход переговоров. Однако если продолжение войны окажется необходимым, писал король, следует немедленно начать строительство обоих укреплений. Он согласился, чтобы Делагарди сам определил направление действий. Он также сообщил, что изменил свое решение касательно Сванте Банера. Тот должен немедленно явиться в Новгород и исполнять обязанности коменданта до прибытия Юлленъельма в город[561].
1 июня Густав Адольф отклонил еще одно предложение главнокомандующего, которое тот направил ему 7 мая. Делагарди предложил немедленно начать строительство укрепления на реке Свирь, даже если запланированное сокращение войск состоится. Король не согласился на это и оставил в силе свои предыдущие указания. Он также сообщил, что экспедицией на Псков будет командовать Юлленъельм, и приказал усилить финские войска пехотой Сванте Банера, стянутой из крепостей, а также некоторыми подразделениями собственного полка Делагарди. Кроме того, он повторил положения относительно войск, которые должны были сопровождать шведских делегатов во время переговоров. 18 июня Густав Адольф ответил Делагарди на письмо от 18 мая. Король сообщил, что в ближайшие дни Юлленъельм отправится через Финляндию в Нарву, чтобы возглавить поход на Псков. Он считал, что шведским войскам ничего не угрожает, хотя новости, поступающие из Польши, указывали на то, что поляки планируют отправить большую армию вглубь России. Король приказал отложить строительство укрепления на реке Свирь. Позже выяснилось, что, несмотря на просьбы Делагарди, укрепление так и не было построено.
18 июня Юлленъельм был произведен в звание фельдмаршала, а через три дня получил инструкции для похода на Псков. Они звучали следующим образом: Юлленъельм сначала отправится в Або навстречу Оксеншерне, а заодно ускорит переброску финских войск в Нарву. По прибытии в Нарву он немедленно свяжется с Делагарди, сообщит ему количество вновь прибывших солдат и запросит для него подкрепления из Новгорода. Как только подразделения будут укомплектованы и произведена смена гарнизонов в крепостях на территории Ингерманландии, он может сразу же отправляться к Пскову. Пусть он сначала предпримет попытку прямого нападения на город, а затем построит два укрепления на обоих берегах реки Великой и соответствующее количество помещений для людей и складов для оружия, боеприпасов, продовольствия и фуража для лошадей. Он должен построить укрепления в таком месте, чтобы можно было обеспечить легкий доступ гребных галер со стороны озера. Когда укрепления будут готовы и заняты войсками, фельдмаршалу предстоит попытаться овладеть Печорами, Изборском и Островом, прежде чем отправиться на Псков. Если ему это удастся, пусть он разместит там гарнизоны на зиму. В Нарву фельдмаршал прибыл 6 июля[562].
Состав отряда фельдмаршала Юлленъельма[563]
В распоряжении Юлленъельма находились 12 рот и 7 эскадронов. Их расчетная численность составляла 2148 пехотинцев и 1388 всадников, всего 3536 солдат. Реальный состав пехоты вряд ли отличался от запланированного, но численность кавалерии, по мнению историков шведского Генерального штаба, безусловно, была значительно меньше.
Гарнизон Пскова
О подготовке шведов к новому походу к Пскову в Москве узнали уже в начале лета. В отписке царю 2 (12 июня) из Стокгольма голландские посредники сообщили: «Мы заметили что его королевское величество отправляет войска в Россию, чтоб снова разбить шанец под Псковом и таким образом ущемить город»[564].
О мероприятиях по укреплению обороны Пскова против нового похода информации не сохранилось. Известно, что в грамоте голландским посредникам, написанной в Москве в феврале месяце, царь в ответ на сообщение посредников о намерении поляков осадить Псков заявил: «При боярах и воеводах наших в Пскове находится много войска, и город снабжен всякого рода продовольствием. Если Бог нам поможет и защитит своей милостью, то ни один враг не в состоянии учинить никакого вреда[565].
Действительно, по Разрядной книге 124 г. известно, что в Пскове с воеводами И.Д. Плещеевым и С. Собакиным в январе 1616 г. было 4220 человек: 24 головы, 100 псковских, 210 новгородских и 40 пусторжевских дворян и детей боярских; 400 псковских и 220 новоприбранных стрельцов, 370 казаков, 4 гостя, 11 псковских целовальников, 80 пушкарей, 3130 ополченцев[566].
Однако оказалось, что к лету запасы оказались съедены. Пополнить их не удалось, несмотря на то, что правительство еще зимой прислало в Псков «соболиную рухлядь». В Москве знали, что псковичи торгуют с Дерптом, поставляя ценную пушнину в обмен на хлеб. К сожалению, пушнины было продано мало, хлеба в государственных в житницах не осталось, казаки на границе с Литвой грабят, поэтому отправлять ее было опасно[567].
Прибывший в Москву в начале июня Матвей Блаженков сообщил «на Москве в розряде»: «А ратных людей ныне во Пскове дворяне и дети боярские псковичи, новгородцы да пусторжевцы, которые сидели во Пскове в осаде, а все голодны. А стрелцы псковские старые и новоприборные многие розбрелись з голоду, а сколко ныне во Пскове стрелцов осталось, про то Блаженков не ведает. А казаков осталось во Пскове конных и пеших 100 человек, а иные все розбрелись»[568].
Дефицит продовольствия и, соответственно, его дороговизна была перманентной в Пскове. Еще в феврале 1615 г. псковские воеводы И. Хованский, Ф. Бутурлин и В. Кокушкин сообщили царю о высокой цене на хлеб и уходе ратных людей[569].
Следует отметить, что 1615 г. был неурожайным и в Швеции и на оккупированной ею русской территории. Согласно Видекинду: «В крепостях же начал чувствоваться голод, и просьбы офицеров к его величеству о спешной присылке продовольствия с наступлением весны все учащались. Особенно плохо дело обстояло в Новгороде. Голод там все более и более усиливался: бедные горожане, которым и до того едва хватало средств к существованию, стали вымирать. В городе начались убийства из-за куска хлеба. Поэтому главнокомандующий дал возможность уехать из города восвояси большому количеству бояр и простого народа из тех, кто ничего не имели для собственного пропитания и уж конечно никак не могли содействовать прокормлению войска. Часть же из них он приказал рассредоточить. Одновременно главнокомандующий все время настойчиво требовал присылки продовольствия для армии, которое, однако, не могло быть доставлено ранее лета»[570].
Имеющиеся источники о силе гарнизона Пскова противоречат друг другу. Так, из показаний одного русского пленника, по имени Никита, слуги Халетина, шведам стало известно, что в Пскове к осени 1616 г. оставалось всего лишь две роты казаков и 500 стрельцов[571].
Можно предположить, что в двух ротах было 200–300 казаков. Таким образом, численность защитников Пскова – речь о профессиональных воинах – составляла около 350 дворян и детей боярских, 200–300 казаков, 500 стрельцов. Вспомним слова Рудбека, что в 1615 г., «по разговорам», гарнизон Пскова состоял из 400 всадников и примерно столько же пехотинцев. К концу лета 1616 г. численность защитников Пскова была не меньше, в то время как численность отряда Юлленъельма едва превышала 3000 воинов.
Каменная крепостная стена Пскова, разрушенная во время осады 1615 г. (около Варлаамовских ворот), не была восстановлена. Блаженков в июне 1616 г. передавал: «А городовые стены проломное место после осаду ничем снова не делано, толко что в (о) саду подле городовые выбитые стены зделаны. в городе тарасы вверх ровно с целою городовою стеною по зубцы, а позади тарасов по городовой по выбитой стене поставлен острог косой выше тарасов и старые городовые стены выше ж…»[572].
Деревянные укрепления только на первый взгляд кажутся уступающим каменным. Широкое применение дерева не свидетельствовало о снижении прочности обороны и не означало возврата к приемам фортификации допорохового периода. В XVI в. заполненные деревом рубленные тарасы (от фр. terrasses – земляная насыпь) нередко лучше противостояли огню осадных батарей, чем каменные. В связи с распространением бастионных или «земляных городов», менее трудоемкие, чем отдельные срубы-городни, тарасы нашли разнообразное применение в фортификации. Оценив стойкость тарасов против ядер, русские строители массово использовали их при усилении старых и строительстве новых крепостей.