По распространяемому за рубежом официальному сообщению Посольского приказа, причиной отхода основных сил от Тавани была скудость «в запасех и конских кормех»[1769]. В своих донесениях Долгоруков представлял совсем безрадостную картину: войска якобы «питались терном и лесным плодом»[1770]. Достоверность этих сведений вызывает сомнения. Кажется очень странным, что рассчитанные на осаду Очакова припасы оказались столь незначительными. Отступление воеводы от Тавани вызывало вопросы уже у современников. Главе Разрядного приказа Т. Н. Стрешневу даже пришлось оправдываться перед находившимся в Великом посольстве Петром I, отвечая на вопрос: «…каким злым порятком отступили от Таванска белогароцкой воевода и гетман, оставя неприятеля блиско?»[1771]
Тем не менее, по отпискам военачальника, в Москве приняли решение, позволяющее Долгорукову сдать днепровские городки противнику, если число приведенной турками пехоты превысит 10 тыс. человек: «а буде болши десяти тысяч пехоты будет, а выручить будет нельзя, людей вывесть, а город во многих местех подорвать»[1772]. Казы-Кермен Долгоруков решил оставить, поскольку «то место ко одержанию твоим великого государя ратным людем трудно, а неприятелю ко взятию способно для того, что с степи приход свободной и подкоп весть удобно»[1773].
20 августа Долгоруков и Мазепа отступили от Тавани, сели на суда и двинулись вверх по Днепру. К 26 августа они поднялись до острова Томаковка напротив Сечи, а оттуда по белгородской стороне двинулись к переправе через Днепр у Чернецкого перевоза[1774]. Морские суда оставили в Сечи: «а водные суды морские фуркаты и бойдаки, и лотки, на которых с полками пришли к тому вышепомянутому острову, послали в Сечю московских стрельцов Курского жилого полку с подполковником с Андреем Колпаковым, дав ему для згонки и береженья тех судов ратных людей»[1775]. Часть морского каравана осталась в Тавани. О судьбе этих судов позднее, осенью 1697 г., писал Долгорукову Бухвостов: «а которые де после твоево походу в Тавани остались фуркаты и байдаки заправлены, и те де от неприятелских людей ис пушек и бомбами розбиты же»[1776].
Во главе обороны Тавани был оставлен воевода Василий Борисович Бухвостов, в подчинении которого оказались «Курской салдацкой полк, которой в Тавани был преж сего, да новоприборной салдацкой ж полк с полковники и с начальными людьми, да по половине дву полков московских стрелцов столников и полковников Василья Елчанинова да Михаила Кривцова»[1777]. Всего в городе находилось 2231 человек московских служилых людей с пушками, 500 запорожцев, обеспеченных денежным жалованием, «чтоб им сидеть в городе неотступно до весны», а также войска Мазепы, примерно равные по численности российскому гарнизону[1778]. Таким образом, в городе осталось менее 5 тыс. человек. Складывается впечатление, что гетман и воевода изначально не надеялись на то, что крепость устоит.
Исходя из первоначального плана, при отходе Долгоруков должен был уничтожить Шингирей. Он неоднократно писал о том, что эта крепость при отходе разрушена, а противник обосновался то ли «в разоренном великого государя от ратных людей городе»[1779], то ли в земляных укреплениях рядом с ним: «перебрались бусурмане через Конскую воду и стоят с наметы в шанцах, которые остались у Шангирея»[1780]. Однако из донесений воеводы Бухвостова очевидно, что Шингирей был просто брошен. Оставление форта оказалось серьезной стратегической ошибкой, благодаря которой турки смогли провести свои морские суда Конскими Водами вверх по течению и блокировать Тавань с севера, лишив ее связи с Сечью. Враг также получил возможность использовать судовую артиллерию для бомбардировки города с северной стороны.
О том, что происходило в днепровских городках после спешного отхода Мазепы и Долгорукова, наиболее подробные сведения содержатся в отписке Бухвостова, составленной после окончания осады. События, которые определили дальнейший ход осады, относятся к 21 августа. В этот день Бухвостов послал в брошенный Казы-Кермен капитана московских стрельцов Гаврилу Глухова со стрельцами и солдатами, а также гетманских сердюков (всего 500 человек). В то же время люди Юсуфа-паши на судах переправились через Конские Воды и заняли пустой Шингирей. Он стал первым опорным пунктом турок на Таванском острове. Оттуда они подъезжали под Тавань «по вся дни». Бухвостов велел стрелять по ним из пушек, а также высылал людей на вылазки[1781]. Очевидно, что русский воевода стремился вести активную оборону. 23 августа запорожские казаки напали на идущие по Днепру четыре турецких судна и уничтожили одно из них[1782].
В период между 21 и 26 августа со стороны турок серьезных боевых действий не велось. Шли приготовления к нападению: «Неприятелские люди, которые стояли против Шингирея и Асланкермена, через Конскую воду учинили мост, и по тому мосту на Тованской остров перебираютца, да к ним же де неприятелем в прибавку пришло крымскою стороною воинских людей многое число и стали против того ж мосту около Шингирея. Днепром и по Конской ездят на фуркатах и на ушколах. А в Шингирее по городу и по башням поставили свои бусурманские знамена. А знатно де, что они бусурманы город Шингирей учали строить. И чаят их неприятелского приходу к Таванску»[1783]. Причина задержки начала осады Тавани состояла в том, что турки все еще ожидали прихода Али-паши, который должен был привести войска из Ачуева. Они частично двигались на судах мимо Очакова через устье Днепра, а частично по суше — через Керчь и крымские степи. Узнав об этом от взятого в плен 24 августа турка, Бухвостов направил Долгорукову письмо с просьбой о подмоге[1784].
Подробные сведения о том, что происходило у днепровских городков в последние дни августа и первые дни сентября, российское командование узнавало из отписок Бухвостова и от пойманных языков. В сентябре запорожцам удалось захватить в плен у Сиваша двух крымских татар, которые бежали со службы домой. В целом информация полоняников совпадала с известиями от таванского воеводы, хотя и отображала видение ситуации с противоположной стороны: «По отходе войск государских, хотя турки зделали чрез Конскую мост на суднах до Тованского острова, однако ни одной пушки не перевозили и шанцов не заводили около города Таванского, так ж и янычан не пересылали, для того, что боятца, чтобы одни их выласками из города Таванского, другие — сверху Днепра судами водяными, прибывши ночной поры, не выкололи ис шанцов государские войска. И так все межи посполством бусурманским розглошено, что бутто задерживаютца от делания шанцов и со всяким своим промыслом первые паши до приходу Али сераскер-паши. Сераскир-паша преждепомянутый пришол туды к Товани с крымской стороны днем перед их отходом, то есть сентября 4-го числа, с которым пришло на возах и турецкого войска тысеч з десять. А суден никаких вновь снизу не пришло и не придут»[1785]. Таким образом, данный расспрос зафиксировал момент, когда подошла та часть войска Али-паши, которая двигалась через Крым. Надо полагать, что вместе с ним пришел и кафинский Муртаза-паша, о присутствии которого под Таванью упоминают источники[1786].
Пленники сообщили важные данные, касающиеся использования турецкого флота при осаде Тавани. Оказалось, что протока, соединявшая Конские Воды с Днепром против Таванского острова, в период осады обмелела так сильно, что крупные суда не могли проходить по ней свободно: «А суды де, то есть каторги, фрегаты, галиясы, стоят по Днепру возле берега от крымской стороны в трех часех езды от Тавани. А ближе подойтить к Тавани опасаютца, чтоб казаки тайно ночью, подбежав, тех судов не пожгли. Да и итить де тем судам ближе к Тавани нельзя, потому что около Тавани в Днепре вода мала, а те суды великие. И по той малой воде теми судами ближе подойтить отнюдь невозможно. А слышал де он от своих же, что те суды пришли для того, чтоб войск государских на Черное море не пропустить и поход их под Ачаков удержать»[1787].
Крайне любопытны сведения, которые пленные татары сообщили о татарском войске. Оказалось, что пока турецкие отряды собирались у днепровских городков, татары постепенно покидали зону боевых действий. Оставшиеся же надеялись на скорое окончание осады: «Якож и поголоски носилися при их отъезде, что толко до некоторого праздника, называемаго Касима, постоят, которой праздник бывает сего месяца сентября во второмнадесят числе. А о празднике оном тотчас поидут восвояси. Понеже из запасов выхарчилися и зимнее время наступает, которого зимнего времяни турки не могут нимало здержати. И для тех мер, что бес кожухов на летную пору толко из домов в тот поход вышли. А и у татар тож велми скудно на харчь. Так ж и лошедям корму нет. И отнюдь негде взять, которые ради все до дому ити, но их застава турецкая конская округ поставленая удерживает. И тем потешает их, что болше до Касима стоять не будут. Так ж и белогородцкой орды часть еще стоит с салтаном на казыкерменской стороне, дожидаючися Касима и отходу турских войск. Однако уже болшая часть поутекала до дому. Тож для скудости харча самим и для коней корму»