Следующим по значимости и мощи был Новгородский разряд А. С. Шеина, включавший один гусарский, один копейный, шесть рейтарских, два стрелецких и семь солдатских полков. Несколько меньше формирований вошло в Рязанский разряд: пять рейтарских, два стрелецких и шесть солдатских полков.
16 мая В. В. Голицын провел общий смотр собравшегося войска, отправив в Москву перечневую роспись ратных людей. Всего под командой главного воеводы насчитывалось: московских чинов — 3389 человек; кормовщиков московского чина (иноземцы, романовские и ярославские мурзы и татары, новокрещены) — 353 человека; в полку смоленской шляхты В. Швейковского — 638 человек; смоленских, дорогобужских, бельских и рославльских грунтовых рейтар — 152 человека; смоленских и вяземских копейщиков и рейтар, включая начальных людей — 663 человека. В двух копейных полках (московском и белгородском) было 3032 человека; в трех московских рейтарских полках — 3169 человек; в первом выборном полку А. А. Шепелева — 8437 человек; во втором полку П. Гордона — 3504 человека; в трех солдатских белгородских полках — 6135 человек; в пяти стрелецких полках — 4077 человек; в Сумском полку — 4528 человек. Всего в основной части Большого полка оказалось 15 926 человек конницы и 22 153 пехоты. Итого 38 079 человек[291]. Отдельно в составе Большого полка были сформированы полки князя К. О. Щербатова и В. А. Змеева. Под командой К. О. Щербатова числилось 112 человек московских чинов, 313 человек городовых дворян и детей боярских, 1950 человек в двух рейтарских полках, 2667 человек в солдатских полках, 709 человек в московском стрелецком полку. Всего 5751 человек (2375 человек конницы, 3376 человек пехоты). Более многочисленным был полк В. А. Змеева, состоявший из служилых людей сотенной службы городов Белгородского полка (54 завоеводчика, 28 есаулов, 226 сотенных людей; всего 308 человек); двух рейтарских полков (1761 человек); трех солдатских полков (4407 человек); харьковского слободского полка (4569 человек). Общая численность полка Змеева составляла 11 045 человек (6638 человек конницы, 4407 человек пехоты).
В полку И. Леонтьева состояло всего 1211 человек[292], в Севском полку — 8207 человек[293] (3809 человек конницы, 4398 человек пехоты), включая 11 человек московских чинов и 975 человек городовых дворян и детей боярских. В копейных, солдатских и рейтарских полках Севского разряда насчитывалось: начальных людей — 153 человека, копейщиков — 382 человека, рейтар в двух полках — 2288 человек; в пяти солдатских полках — 3971 человек, у большого наряда — 422 человека «севских и иных городов казаков и пушкарей и кузнецов».
В Новгородском разряде насчитывалось: 163 человека московских чинов и 939 человек городовых чинов («новгородцов всех пятин и пскович и пусторжевцов и невлян, ржевич, зубчан, торопчан, лучан, пусторжевцов, старшичан полковые службы») — всего 1102 человека; 321 человек начальных людей у гусар, копейщиков, рейтар, солдат и 257 гусар, 378 копейщиков, 4824 рейтар — итого 5780 человек; в шести солдатских полках насчитывалось 4426 человек, в четырех московских стрелецких полках — 2315 человек. Всего в Новгородском разряде было 13 623 человека (6882 человека конницы, 6 741 — пехоты).
Рязанский разряд был укомплектован в составе: 81 человек московских чинов (9 стольников, 20 стряпчих, 24 дворянина, 28 жильцов); городовых дворян и детей боярских — 177 человек; казанцев, иноземцев старого и нового выездов — 172 человека; новокрещенов — 131 человек; рязанцев — 96 человек; мещерян — 15 человек; коломничей — 7 человек; ряшен — 20 человек; в пяти рейтарских полках насчитывалось 5288 человек, в шести солдатских полках — 5497 человек, в двух московских стрелецких полках — 1638 человек. Всего под командой князя В. Д. Долгорукова было 13 122 человека (5987 человек конницы, 7135 — пехоты).
Вся выступившая в поход главная армия насчитывала 91 038 человек (42 828 человек конницы, 48 210 — пехоты)[294]. Таким образом, несмотря на поздние объявления сроков сбора, неоднократные жалобы правительства и военачальников на медленный сбор ратных людей, их явка на службу оказалась в итоге весьма высокой и составила почти 90 %! Все это свидетельствовало об эффективности московской военной машины, сумевшей мобилизовать столь значительные силы за весьма короткий период. Важным фактором, однако, было то, что сделать это удалось почти на два месяца позже запланированного. На юге наступал летний зной, и это должно было значительно осложнить действия столь крупной армии, выступавшей на Крым.
23 апреля, в день св. Георгия (эта дата официально считалась днем начала похода) Голицын отпустил из Ахтырки «полку своего генералов, полковников с… конными и пешими людьми» в обоз на речку Мошенку. В следующие два дня он отправил туда «шатровой наряд и пехотные ж московские стрелецкие полки», и, наконец, 27 апреля, «прося у всемогущего Бога помощи, а при том у предстателницы и надежды нашие християнские, у пресвятыя и преславные владычицы нашие Богородицы и приснодевы Марии, заступления и взяв непобедимое оружие животворящий крест Христов», двинулся в поход сам с оставшимися ратными людьми, «устроясь обозным ополчением». Одновременно главнокомандующий написал Шеину и Долгорукому, чтобы они шли к нему «в сход… не омедлясь». Соединение войск планировалось у р. Мерло. Гетман Иван Самойлович выступил в поход из Батурина в Гадяч вместе с гетманской артиллерией 23 апреля, как и было уговорено с Голицыным, разослав универсалы о выступлении во все полки. Сбор украинского войска, видимо, состоялся в Гадяче, откуда оно двинулось к Полтаве. Гетман должен был соединиться с основным войском уже за р. Мерло[296].
Русское войско стояло «обозом на речке Мошонке» до 30 апреля. В этот день Большой полк, «устрояся воинским ополчением», пошел к р. Мерло, намереваясь переправиться через нее и уже на другом берегу соединиться с Шеиным и Долгоруким[297]. 30 апреля из Сум выдвинулся Новгородский разряд боярина А. С. Шеина, а из Хотмыжска — Рязанский разряд боярина князя В. Д. Долгорукова[298].
2 мая Голицын ездил за Мерло, чтобы обозреть местность, где предстояло разбить лагерь[299]. В этот день произошла трагедия: товарищ В. Д. Долгорукова, П.Д. Скуратов, упав «с лошади, убился, ногу правую в берце переломил пополам и от того лежит конечно болен». Осмотревший его лекарь заявил, что «за тою болезнью вести ево в дорогу никоторыми мерами невозможно». Сообщая об этом в Москву, Голицын добавлял, что назначил вместо него товарищем Долгорукова Ивана Петровича Скуратова, сына упавшего с лошади окольничего[300]. В Москве, однако, 11 мая указали назначить иного товарища — стольника князя Бориса Ефимовича Мышецкого[301]. Уже 17 мая в столице стало известно, что Скуратов умер. Голицыну предписывалось отпустить сына с телом умершего отца в Москву[302].
Между тем подошедшие к Мерло полки переправлялись через реку. Сам боярин и воевода переправился 5 мая. 8 мая армия выступила на юго-запад «прямоугольным вагенбургом», который только по фронту занимал более километра, а в длину — более двух, в составе которого, по уже упоминавшемуся свидетельству П. Гордона было 20 тыс. подвод. Сам он двигался в авангарде, защищая левое крыло лагеря, а генерал А. А. Шепелев — правое и часть фронта. В середине двигалось пять стрелецких полков. За день войско прошло 6 верст, разбив лагерь недалеко от Рублевки, которая, в свою очередь, располагалась вблизи р. Ворсклы[303].
9 мая Большой полк «против города Рублева» случился с Рязанским и Новгородским разрядами. Выступив 10 мая, войско прошло 8 верст и разбило лагерь в верховьях речушки Свинковка. 13 мая (у Гордона — 12 мая) объединенная армия пришла на Коломак, переправившись через реку «против Полтавы» на следующий день. Здесь, по наблюдению Гордона, войско имело хорошие запасы травы, леса и воды. Далее марш шел в междуречье Коломака и Ворсклы. В своей отписке 14 мая Голицын писал в Москву, что по царскому указу ожидает высланный в полк образ Донской Богоматери (о его отправке см. подробнее в главе 10 с. 441–442). Он жаловался, что это замедляет поход: «того образа ожидаю и для того иду в пути медленно и походу нашему чинитца от того мотчание… — А время нам, холопем вашим, приспело поспешать в предприятой путь». Голицын сетовал, что гетман Самойлович «присылает… безпрестанно, что случатца ему с нами и итит в поход без замедления»[304]. 15–18 мая войско вновь простояло на месте, в том числе из-за праздника Св. Троицы[305], а также по причине общего смотра войск, устроенного 16 мая (см. об этом выше). В. В. Голицын в очередной отписке вновь недовольно сообщал о своем стоянии в обозе до 19 мая за Коломаком в ожидании иконы. Он нервничал, что от посланного с Донским образом Жирово-Засекина до сих пор нет вестей[306]. «Изволь донесть, что в той посылке?» — недовольно восклицал по поводу указанной миссии Голицын в грамотке своему соратнику Ф. Л. Шакловитому в Москву