Авт.), — за царство мусульманское и за веру Магометову не пожалеем ни голов, ни душ наших. Нагрянем на презренных врагов, как день последнего суда, покроем головы их позором, и спасем народ правоверный!” Глаза хана при этих словах наполнились слезами, а сердце жаждою крови. “И я вместе с вами положу живот мой за веру Магометову”, — сказал он»[754]. Подобное поэтическое описание, может и не достоверное в конкретных деталях, в целом, как представляется, адекватно передает намерение крымского войска попытаться дать русской армии крупное сражение на подступах к Перекопу.
Крымско-татарское войско было поделено на три части («полка»): первую возглавил Селим-Гирей, вторую — калга Девлет-Гирей, третью — нураддин Азамат-Гирей и племянник хана — Шагин-Гирей (сын Селямет-Гирея). «С криками: Бисмиллах (во имя Божие), Ла илаг иллаллах (нет божества, кроме Аллаха) и Аллах, Аллах, Аллах! (во всех случаях курсив переводчика. — Авт.) устремились мусульмане на стан неприятельский и произвели такое поражение, что зеленую равнину Ферхкерманскую обратили в цветник красных тюльпанов или, вернее, в море крови», — повествует «Краткая история». Особенной храбростью отличался нураддин Азамат-Гирей (он же наиболее решительно высказывался в пользу генерального сражения). Крымцы сумели захватить у неприятеля тридцать пушек, нанести ему тяжелые потери и взять в плен 1 тыс. казаков[755]. Другой историк Крымского ханства, Халим-Гирей (1772–1823), описывая трехдневные бои более обще, сообщает, что именно Азамат-Гирей, спешившись, возглавил воинов, атаковавших русский обоз, ворвавшихся в его центр и захвативших пушки и пленных[756].
В целом это не противоречит известиям Невилля, который дает, пожалуй, наиболее подробную картину боя в Черной долине. Русское войско продвигалось укрепленным обозом, который сначала «татары не могли прорвать». Поэтому первоначально главным объектом татарской атаки стала русская конница, остававшаяся «за пределами укреплений», которую атаковали три-четыре татарских отряда по 1 тыс. человек каждый. Московские всадники не выдержали натиска и бросились под защиту укрепленного обоза, преследуемые крымцами. Чтобы остановить последних, из лагеря открыли огонь из пушек и мушкетов, уложив на месте не только немало татар, но и «множество московитов», которые, таким образом, «были убиты своими же». В этот момент крымцы под командованием нураддина атаковали расположение Большого полка со «стороны казаков из Сум и Ахтырки». По утверждению Невилля, этот участок обороны лагеря был поручен Е. И. Украинцеву. Тот, «неопытный в военном деле, как истинный московит, так смешался, что не смог выдержать натиска неприятеля». Начался жестокий и кровавый бой: слободские обозы «были опрокинуты, множество убитых лошадей перекрыло путь к бегству». Крымцы захватили 20 пушек вместе повозками, на которых они были расположены, и запряженными в них лошадьми. От еще большего ущерба Сумский и Ахтырский полки спасли части Рязанского разряда В. Д. Долгорукова (по свидетельству И. Рейера, бывшие в арьергарде, то есть рядом), подоспевшие на выручку. Невилль писал, что, если бы не Долгоруков, «все эти казаки были бы изрублены в куски»[757]. Крайне скромные боевые потери Рязанского разряда за май 1689 г. — 3 убитых, 12 раненых и 1 попавший в плен[758] — свидетельствуют, впрочем, что указанная поддержка если и была оказана, то скорее ружейным и пушечным огнем.
Несколько иначе сражение в письме графу Эрроллу описывает П. Гордон (дневниковые записи за этот день не сохранились). Согласно его свидетельству, 16 мая «хан предстал перед нами самолично со всеми своими силами», двигаясь «по правую руку» от русского войска. Около полудня татары воспользовались внезапно разразившимся ливнем и «с изумительной быстротой и отвагой ударили в тыл нашего левого крыла и загнали всю нашу конницу и пехоту в вагенбург, откуда пушечным и ружейным огнем были отражены с большим уроном». Вторая фаза боя, согласно Гордону, состояла в удачной атаке крымцев, двигавшихся «вдоль тыла армии по нашу левую руку» на Сумский и Ахтырский полки, расположенные в тылу наступающей армии и не имевшие «надежной охраны» и защиты в виде обозных телег. «Татары прорвались, — пишет Гордон, — перебив много людей и еще больше лошадей и скота, но задержались недолго. При отходе они понесли великий урон от непрестанного грома из пушек и мушкетов»[759].
Свидетельство еще одного очевидца боя 16 мая приводит Епископ Филарет (Гумилевский) в своем краеведческом труде о Харьковской епархии. Это послание, полученное чугуевским воеводой С. Б. Ловчиковым 7 июня 1689 г. с Карачекрака (у автора ошибочно — Карапарчак), то есть через короткое время после боя, от некоего Ивана Артемьевича (видимо, кто-то из слободских старшин). Текст этот довольно сумбурно и в целом неверно описывает события второго Крымского похода, однако его известие о погроме сумцев и ахтырцев по крайней мере частично заслуживает доверия, как согласующееся с другими источниками: «орда, выбачивши час, в дождевую тучу ударили на зад войска, на полк Сумской и на полк Ахтырской. И с тех двоих полков заледво полтриста (250. — Авт. ) человек осталось в живих. И самаго полковника ахтырского (И. Перекрестов. — Авт.) ранено в плечи (в спину. — Авт.). И на том бою полковники бубны и пушки, и знамена втратили»[760]. Учитывая, что во втором походе 1689 г. численность Сумского полка составляла 6 тыс. человек, а Ахтырского — 4 тыс.[761], данные грамотки об оставшихся в живых казаках следует признать преувеличенными. Но все же потери были значительными. В общем списке потерь русского войска львиную долю убитых и раненых составили именно «черкасы» Сумского и Ахтырского полков: 142 убитых, 12 пленных, 563 раненых[762].
Похожее описание крымской атаки на Сумский и Ахтырский полки, данное Глосковским, новых подробностей для описания сражения не содержит[763]. Вместе с тем этот резонансный эпизод сражения 16 мая получил отражение в казацких летописях, добавляющих к его описанию ряд деталей. Самовидец отмечает, что татары сначала начали ложную атаку на Стародубский и Прилуцкий полки, однако затем «отвернувши» и «скочивши на полк Сумской и Охтирский, там шкоду великую учинили»[764]. Самуил Величко добавляет, что хан решил ударить на слобожан как раз во время разразившегося ливня, усмотрев «нестроение» в их рядах, а от окончательного поражения их спас не Рязанский разряд, а присланные Мазепой (в ответ на «слезное прошение» ахтырского и сумского полковников) сердюки, которые отогнали татар, открыв по ним огонь из мушкетов[765].
Погромом слободских полков дело 16 мая не кончилось. Невилль сообщает также, что другой татарский отряд прорвался к русскому обозу в месте дислокации войск Казанского разряда Б. П. Шереметева, но тот «перенес удар поистине с большим мужеством, чем Емельян, и, наконец, принудил татар отступить»[766]. Судя по сводной именной росписи потерь, полку Шереметева действительно пришлось нелегко в этот день, однако масштаб столкновения и понесенный русской стороной ущерб не стоит преувеличивать. Характер ранений показывает, что крымцы осыпали полки Казанского разряда тучей стрел, но на прямое столкновение с русскими боевыми порядками решились немногие из них. Подавляющая часть ранений солдатами и офицерами была получена от выстрелов из лука, и лишь единицы были ранены от ударов копьями («пробита голова копьем») или саблями[767]. Эта информация позволяет уточнить рисунок боя, сводившийся именно к интенсивному обстрелу из луков полков Шереметева татарскими отрядами, поочередно приближавшимися к боевым порядкам Казанского разряда на необходимое расстояние[768] при довольно спорадических рукопашных схватках и интенсивном ружейном и пушечном огне с русской стороны по гарцующим татарам. Особенно в этой атаке досталось рейтарскому полку Данилы Цея, укомплектованному служилыми людьми из Галича, Вологды и Белоозера, Курскому рейтарскому полку Ивана Гопта (куряне, ефремовцы и козловцы), Касимовскому солдатскому полку Б. Беника и копейной шквадроне полуполковника Александра Шарфа.
Тяжело был ранен подполковник полка Цея Л. А. Сытин («ранен тяжелую раною»). Ранения получили еще ряд офицеров: ротмистры И. С. Фандерберхов («пробита левая рука в мышку да правая нога, икра пробита») и Ф. С. Гневышев, капитан-поручик А. А. Остолопов, поручики Д. А. Кольчугин, В. И. Брянченинов («голова пробита со лба, а [стрела] вышла в правое ухо, рука правая пробита насквоз»), С. М. Полозов, прапорщики В. М. Чернавский («правая рука, плесно насквозь пробито, да левая нога ниже колена пробита насквозь же, раны тяжелы») и Д. С. Баскаков[769]. Рейтар было ранено 48 человек (и лишь один записан как раненый копьем), некоторые получили по две стрелы, а галичанин Ларион Щулепников имел «шесть ран стрелных в спину, раны тяжелы». При этом убитых в полку было не много: 5 человек — трое галичан и двое вологжан[770]. У рейтар Гопта потери в офицерском составе были не так значительны, но все же заметны: ранены оказались 4 поручика (С. Ю. Сангер, П. Н. Процкой, Г. И. Карен, Ф. П. Мей) и 2 прапорщика (Д. И. Букреев и Г. К. Веневитинов). Причем Федор Петров сын Мей, судя по описанию его ран, попал в серьезную переделку: «ранен на шее в дву местех, поколоно копьем, да на правом плече да на локте порублено саблею, да на спине по правую сторону поколоно копьем наискось, да на левом плече в двоем месте подле шеи и по суставу порублено саблею, да на правой ноге выша кол