Как видим, при всякой возможности Мазепа стремился наносить удары по территории противника. Впрочем, даже самые удачные походы его войск и запорожских казаков, по сути, оставались обычными набегами, которые ослабляли противника, но принципиально не влияли на исход войны. Для дальнейшего развития наступательных действий и закрепления успехов им требовалась помощь московских полков, которая в реальности предоставлялась только для отражения противника. Причина пассивности российской армии заключалась в том, что московское правительство на протяжении всего рассматриваемого периода стремилось выйти из войны.
Еще в 1691 г. начался обмен гонцами между Россией и Крымом. В 1692 г. к хану был отправлен подьячий Посольского приказа Василий Айтемирев, который должен был предложить мир на условиях, выдвигавшихся В. В. Голицыным под Перекопом три года назад (отказ от поминок, освобождение пленных без выкупа и др.). Не совсем понятно, на что рассчитывали в Москве, выдвигая такие требования, с которыми татары не согласились даже тогда, когда огромное русское войско стояло в 1689 г. у Перекопа. Договориться конечно же не удалось, так как крымский хан требовал возврата к кондициям ante bellum, то есть возобновления Бахчисарайского договора 1681 г. Ситуацию усугубило «восстание Петрика», открывшее крымским властям перспективы усиления своих позиций на Запорожье и в Гетманской Украине. В этих условиях в Москве в 1693 — начале 1694 г. размышляли о том, чтобы согласиться на заключение мира на старых условиях[1199].
Коренные изменения в ходе войны произошли после того, как в январе 1694 г. умерла царица Наталья Кирилловна и власть полностью перешла в руки Петра I. Завершился второй — «оборонительный» — период войны (1690–1694), сводившийся главным образом к не слишком удачной для русской стороны пограничной войне и поискам возможностей выйти из борьбы с наименьшими потерями. Он со всей ясностью показал тесную связь между военной активностью России на юге и ее политическими позициями в буферных и пограничных регионах. Заметная военная пассивность и полное прекращение сколь-нибудь крупных наступательных операций силами царских войск немедленно отозвались ухудшением для русского государства ситуации в тех регионах, где лояльность местных «политий» царской власти была слабой и обставлялась рядом условий. В Приднепровье таким центром стала Запорожская Сечь, недовольная строительством Самарских крепостей. После побега туда канцеляриста Петрика и вовсе возникла угроза крупного антироссийского выступления запорожцев, которое в перспективе могло перекинуться на всю Малую Россию. Успешному разрешению данного кризиса способствовали прочная лояльность царям гетмана Мазепы и генеральной старшины, относительно низкий военный потенциал Запорожской Сечи и раскол внутри сечевой старшины, в большинстве своем не готовой на открытое противостояние с Москвой, а отчасти — и стойкость защитников Новобогородицка, которые своей готовностью к обороне продемонстрировали, что уничтожение самарских форпостов России в регионе будет не таким уж легким делом.
Другим результатом пассивности России стало очевидное укрепление политического положения и без того проводившего вполне независимую политику калмыцкого хана Аюки. Ситуация для русской политики в регионе очевидно усугублялась конфликтами между калмыками и донскими казаками, и неспособность Москвы их погасить ослабляла ее позиции. На донском театре военных действий отношения России и местного казачества оставались в указанное время стабильными, но это не меняло общей картины. Таким образом, скорейшее возобновление активных военных действий имело для России не только чисто военное (захват новых земель) и дипломатическое (демонстрация хоть каких-то успехов союзникам по коалиции) значение, но и было необходимо для укрепления влияния Москвы в тех пограничных регионах, на которые формально распространялось ее политическое верховенство. С этих точек зрения действия, предпринятые молодым царем Петром в следующем, 1695 г. были весьма своевременными.
Глава 6КАМПАНИЯ 1695 г. ВЗЯТИЕ ДНЕПРОВСКИХ ГОРОДКОВ
Хронологический отрезок, включающий 1695 и 1696 гг., стал одним из наиболее активных периодов боевых действий российской армии на главных театрах Русско-турецкой войны. В это время были достигнуты основные успехи в борьбе с османами — захвачены турецкие укрепленные пункты на Днепре и в устье Дона. В дальнейшем усилия московского командования оказались сосредоточены на удержании и освоении завоеванных территорий.
Процесс принятия московскими властями решения о начале наступательных действий остается одной из нераскрытых тайн российской истории исследуемого периода. Надо полагать, что вопрос о новых больших походах стал актуальным вскоре после смерти царицы Натальи Кирилловны и начала самостоятельного правления Петра I. Документов, которые четко зафиксировали бы момент, когда царь определился с основными направлениями ударов, обнаружить не удалось. Причина этого вполне очевидна — тема обсуждалась в кругу ближайших сподвижников царя, и содержание разговоров не попадало в официальные бумаги.
Документы показывают, что зимой 1694/95 г. велась весьма серьёзная подготовка к будущей кампании. В период с декабря 1694 г. по январь 1695 г. на воеводстве в Белгороде временно оставался младший из Шереметевых — Михаил Борисович, который замещал уехавшего в Москву отца[1200]. Очевидно, что поездка старшего Шереметева в столицу была связана с планированием кампании 1695 г. 9 декабря Б. П. Шереметев обедал с П. Гордоном, а 15 декабря они встретились еще раз, уже вместе с Б. А. Голицыным[1201].
В декабре 1694 г. еще один сподвижник Петра — А. А. Виниус приезжал к гетману И. С. Мазепе. Обсуждался вопрос возможного похода на Казы-Кермен. Гетман выступил против того, чтобы, взяв город, «отворить» Днепр «своевольным» запорожцам. Он настаивал на том, чтобы весной 1695 г. напасть на Буджак[1202]. Много лет спустя Виниус вспоминал, что ездил к гетману «о совете Озовского облежения»[1203]. Надо полагать, что он имел в виду не столько вопрос о походе на Азов (о чем в документах посольства не говорится), сколько кампанию в целом. Возможно, какие-то вопросы задавались в Москве донским казакам. Их «зимовая» станица во главе со станичным атаманом Борисом Даниловым прибыла в столицу 5 декабря 1694 г. Они сообщили, что с азовцами «размирились» ещё весной, а также поведали о ходе боевых действий в прошедшем году. В их рассказе особенно любопытны сообщения о сражении казаков, отправившихся в морской поход, с тридцатью вражескими кораблями при подходе к устью Дона, а также известие об укреплении Азова янычарами и местными жителями, восстановившими стену, «вывалившуюся» в прошлое «лето»[1204]. Около года спустя резидент цесаря О. А. Плейер отмечал, что перед первым походом Петр расспрашивал донского атамана об Азове[1205]. Подчеркнем, что в документации, связанной с прибытием станицы, сведений о встрече царя с Даниловым нет. Не исключено, что беседа могла пройти в неофициальной обстановке.
Наиболее ранние сведения о факте подготовки кампании 1695 г. содержатся в письме Гордона, отправленном австрийскому дипломату И. Курцу 21 декабря 1694 г.: «Верю и уповаю, что сим летом мы свершим нечто важное для блага христианства и общего союза»[1206]. Как видим, решение о переходе к активным боевым действиям к этому времени уже было принято.
Позднее данные о различных аспектах подготовки к активным военным действиям встречаются регулярно. Так, 28 января 1695 г. М. Б. Шереметев послал из Белгорода в Москву (очевидно, по отцовскому запросу) захваченного летом 1694 г. азовского ахреянина Демьяна Ларина сына Башмака[1207]. В столице его расспрашивали 8 февраля. Среди сообщений Башмака особое внимание привлекает известие о малом числе людей в азовском гарнизоне: «А в Озове де людей было служилых янычан и жилецких людей тысячи з две»[1208]. Судя по рассказам пленника, крепость представлялась весьма легкой добычей.
О том, что Азов выбран в качестве одного из направлений удара российской армии, впервые упоминает Гордон в записи от 6 февраля: «На военном совете в Пушечном дворе, где уладили кое-какие вещи касательно нашего марша к Азову…». На следующий день генерал отметил, что беседовал с государем и «с Его В-вом записали все боевые припасы и прочее необходимое, что нам надо взять с собою». Здесь же Гордон описал предстоящий путь к Азову — до Царицына по воде, а оттуда переход к Паншину[1209]. Таким образом, в начале февраля 1695 г. планы нападения на Азов были фактически сформированы, требовалось лишь уточнить детали.
10 февраля 1695 г. к Мазепе отправили грамоту о том, что московские войска ранней весной отправятся водой к Царицыну, а от Царицына к донским казачьим городкам и оттуда под Азов. Для того чтобы не позволить крымскому хану оказать помощь Азову, гетману предписывалось действовать совместно с Б. П. Шереметевым и, объединившись с запорожцами, напасть на неприятеля «сухим и водяным путем». Мазепе указывалось обсудить предстоящий поход с Шереметевым и «помыслить накрепко» со старшиной и полковниками о направлении своего удара, после чего без задержки написать государям