по этой дороге двигалась с севера на юг. Не только тысячи беженцев, изгнанных турецкими войсками, спешили вернуться к своим старым очагам, но и значительное число чиновников и служащих должны были миновать Стару-Планину и отправиться одни — к Адрианополю, другие — к Пловдиву.
Я приехал в Тырново, лишь когда прибыло известие о мирном договоре между Россией и Турцией, заключенном в почти неизвестном селе Сан-Стефано. Новость была встречена всеми с радостью и облегчением. Болгары торжествовали, поскольку создавалась Большая Болгария, о какой наши деды не смели даже мечтать, а русские — поскольку закончилась большая война и они теперь могли отправиться в свое отечество. Болгария уже простиралась от Дуная до Каваллы и от Черного моря до Охридского озера. Действительно, удовлетворение нашего народа было полным, полнее, чем мы могли ожидать. Жертвы, которые мы принесли во имя этого, были почти ничтожны в сравнении с теми, которые принесли другие, и с теми, что мы принесли позднее, пытаясь восстановить Сан-Стефанскую Болгарию. Экономически Болгария пострадала очень сильно, но эта рана легко залечилась благодаря большим денежным средствам, израсходованным на содержание русских войск в Болгарии. Спустя всего несколько лет после войны в освобожденных частях нашего отечества забила ключом новая жизнь, и следы войны постепенно исчезли.
Я желал поехать в Пловдив, но возницы хотели по десять-двенадцать полуимпериалов, и я предпочел купить себе коня из тех, что были привезены из только что освобожденного Шумена, и на нем отправился в Копривштицу. Во время войны цены на предметы менялись так быстро и так резко, что всякая торговля превращалась в азартную игру. Я купил молодого и хорошо откормленного коня за семь турецких лир, а приятели меня уверяли, что неделю назад, т. е. до того, как турки покинули Шумен, подобный конь не продавался даже и за тридцать турецких лир. В таких обстоятельствах тяжело, даже невозможно установить контроль над чиновниками, занимающимися доставкой нужных для войны предметов. Этим же обстоятельством объясняют и погромы множества торговцев в Северной Болгарии. Война очень часто делает из голытьбы богатеев и из богатеев — голытьбу. Но это не единственный плод войны: она сеет разврат, грабежи и кровожадность.
Мой путь в Копривштицу лежал через Севлиево, Троян и Стремскую долину[387]. В детстве я посещал Троянский монастырь, но виденное тогда для меня было как во сне, поэтому требовалось найти товарища, который укажет дорогу. До Севлиево таковые нашлись легко, и мы отправились по широкому шоссе. Весь день шел снег с дождем, и мы прибыли в Севлиево поздно вечером. Мои товарищи указали мне постоялый двор и пошли по своим домам. Я слез с коня и стал стучать камнем в закрытые высокие ворота. Видимо, все внутри уснули и никто не отзывался. Я стучал около пятнадцати минут и в какой-то момент услышал будто из-под земли голос, произнесший: «Эй, остановись!» Это меня обнадежило, и я стал сильнее стучать по двери и подвижному ставню, откуда услышал голос. В этот раз голос отозвался сильнее и спросил:
— Кто вы и чего хотите?
— Я путник, христианин, откройте скорее, — отвечал я жалостливо, поскольку уже совсем отчаялся, смогу ли найти место, где провести ночь.
Мой умоляющий тон, видимо, повлиял на двух парней, и они вскочили открыть мне ворота. Конь мой был вымотан, я же — мокр насквозь. Оба парня оказались очень услужливыми. Один отвел коня, разместил его в стойле, бросил ему сено, а второй разжег большую печь в кафе и приготовил горячий чай, послуживший мне ужином. В кафе имелось одно возвышающееся место, напоминающее кафедру, где мне постелили рогожку для сна. И я хотя и клевал носом, но должен был высушить свои вещи.
Прежде чем парни легли спать, я поручил им с утра спросить, нет ли каких-нибудь путников до Трояна, с которыми я отправлюсь. Они исполнили поручение отлично. Не только узнали людей, которые отправятся, но и привели ко мне двоих из них, чтобы мы познакомились. Это была услуга, которую мы, болгары, не ожидаем встретить в нашем отечестве. Действительно, я их вознаградил чаевыми, но они заранее не знали об этом, и все сделали из желания оказать мне услугу. При трудных обстоятельствах, особенно при путешествии, такие мелочи впиваются в память.
По пути я лучше познакомился со своими товарищами, и некоторые из них, оказалось, были в Копривштице и продавали сливы и пастилу нашим. Хотя и было холодно, но дождь не шел, и потому было хорошо и приятно. Путь до Трояна по своему разнообразию представляет собой приятный вид. На каждом шагу имелось что-то новое и поэтичное. Мы достигли места до захода солнца, и я смог увидеть печальные развалины этого городка, тогда — села. Благодаря поручительству моих спутников я остановился в частном доме. Хозяева оказались столь приветливыми и столь гостеприимными, что я никогда не забуду этих добрых болгар. Дом был тесен, но их сердца — широкими. Они располагали лишь одной комнатой и чуланом. В комнате находился очаг, и мне постелили в уголке. Вечером меня досыта накормили своим скромным угощением, а утром приготовили пресную лепешку и сыр в дорогу. Я заплатил им за корм для коня согласно обычным ценам мирного времени. Хотел заплатить за мой ночлег и еду, но они категорически отказались. Тогда я попросил кого-нибудь из детей, которых они неохотно вывели и которым я дал прощальный подарок, чтобы хоть как-то отплатить их родителям.
Эти добрые троянцы нашли в дорогу через горы мне товарищей, с которыми утром я тронулся в путь. Небо было ясным. Даже над Стара-Планиной не было видно ни облачка. Пока я шел с товарищами, путешествие было легким и приятным, но после того, как мы поднялись в горы и направились к Стремской долине, они мне заявили, что нам нужно разделиться, поскольку их путь лежит к Карлово и Пловдиву, а мой — через Кырнарето к Копривштице. Они мне дали некоторые указания относительно дороги, но я впервые ехал по ней и с беспокойством начал спускаться в долину. Дорога оказалась крутой, я и был вынужден спешиться и вести коня под уздцы. В одном месте я увидел мертвое обнаженное тело. Почерневший, как уголь, но сохранившийся целым. Эта картина была мне очень неприятна, и я взглянул в направлении, куда ушли мои бывшие товарищи, но они уже исчезли из виду. Я спускался, но дорога становилась все круче. Через полчаса конь стал вырываться и вертеть ушами. Прокаркало несколько ворон. Справа на дороге, с раскинутыми руками лежало тело женщины, одетой как замужняя турчанка. Вороны исклевали ей лицо. Я быстро удалился, взобрался на коня, но дорога была столь крутой, что я был вынужден вновь спешиться. Чем ближе становилась Стремская долина, тем меньше было снега. Когда показалось Кырнарето, я увидел два человеческих трупа и несколько крупных собак, облизывавших пасти. Увидев меня, они обернулись ко мне и принялись лаять. Я поспешил сесть в седло, пока конь еще больше не испугался. Тела издавали страшную вонь. Я хотел объехать их, но не представлялось никакой возможности, поскольку тут проходила единственная дорога.
С вершин гор до Стремской долины не было ни одной живой души. Каждую минуту я рисковал подвергнуться нападению зверей или даже остервенелых собак. И среди всего этого ужаса природа оставалась столь же прекрасной и великолепной. Контраст был разительный. Сверху — смерзшийся, толстый снег, снизу — зеленая трава. На вершинах — сильный мороз, в долинах — приятная прохлада.
Я въехал в Кырнарето — хорошенькое село в полях Стара-Планины, с источниками, розовыми зданиями и веселыми домами. Я пошел по улице искать какой-нибудь постоялый двор или какого-нибудь живого человека. Я ходил около получаса, но, кроме голодных и кровожадных собак, никого не встретил. Безлюдность в поле или в горах не единожды была приятной, но в городе или в селе она всегда страшна. Безлюдность в Кырнарето меня испугала, и я покинул село, чтобы оглядеть окрестности.
Стремская долина — одна из самых чудных местностей Балканского полуострова. В действительности там не царит вечная весна, как выражаются поэтически, но там весна самая долгая, поскольку долина огорожена с севера и востока высокими и крутыми вершинами Стара-Планины, а с юга и запада — отрогами Средна-Горы. Был февраль месяц, но весна уже наступила. По причине расположения в горных окрестностях вечных снегов летнее пекло наступало только во второй половине июня.
Путь мой лежал в Клисуру, куда я прибыл перед заходом солнца. Остановился перед постоялым двором, чтобы перекусить и дать отдохнуть коню. Около меня собралось несколько клисурцев, расспрашивавших, откуда и куда я направляюсь. Я ответил им, и они начали меня убеждать, что небезопасно переходить горы столь поздно, тем более в зимнее время. По их мнению, я должен остановиться на ночлег в Клисуре и отправиться на следующий день. Годы назад я дважды проезжал эту местность, и мне казалось, что расстояние очень небольшое. Я был убежден, что и в этот раз миную его очень легко и быстро. Присоединившийся к нам поп, увидев мое упрямое решение отправиться в этот же вечер, окликнул меня и сказал с ухмылкой:
— Для таких молодых людей нет зимы. При каких снегах и метели прошел Троянскую долину Скобелев! Перевез даже свои тяжелые орудия, неужели этот молодой человек не пройдет через наши горы?
Эта насмешка вместо того, чтобы заставить меня прислушаться к благоразумным советам знающих людей, раззадорила меня, и я быстро окончил своей перекус, заплатил за него и сел на коня. Солнце почти зашло, и мне требовалось спешить, чтобы достичь вершины, откуда все пути вели в Копривштицу. Но именно тогда, когда я подумал, что миновал все опасные места и почти достиг Копривштицы, меня подвел конь — под его копытом треснул то ли замерзший снег, то ли лед, он испугался и никоим образом не хотел переходить на другую сторону. Это заставило меня удалиться от дороги и искать другой проход. Время, однако, не ждало.