[428]. Генерал то и дело посылал нас вперед то остановить слишком зарвавшуюся кучку людей, то двинуть вперед почему-либо отставшую. Таким образом восстановился относительный порядок по линии нашего наступления. В это время турки значительно усилили свою цепь подоспевшим резервом. Неприятель находился от нас в 300 шагах, и нас разделяла только пологая балка. Тут генерал Скобелев обратился к начальнику дивизии со следующими словами:
— Михаил Иванович, я хорошо знаю этих азиатов — лишь только начнем отступать, они сейчас вообразят, что нас победили, поэтому давай соберем сюда за кусты ближайшую часть цепи, а остальным прикажи произвести фальшивое отступление вон до тех кустов, что в ста шагах позади нас, и, когда турки бросятся за отступающими, мы ударим им во фланг.
Генерал Драгомиров согласился с предложением генерала Скобелева и послал меня по цепи с приказанием отступать до условленного места, а генерала Скобелева — собирать людей для засады. Между тем турки перешли в наступление, и их красные фески уже показались на склоне балки, как вдруг на левом фланге грянуло «ура» — такое «ура», по которому каждый, бывавший в бою, безошибочно заключит, что дело уже окончено в нашу пользу. Это грозное «ура» мощно и быстро разливалось по всей цепи и, наконец, дошло до нас, и мы вместо отступления дружно и неудержимо рванулись вперед на врага, с таким же потрясающим всесокрушающим «ура». Наступавшие было турки быстро повернули назад: сначала их фески были нам видны на противоположном склоне балки, но затем они быстро скрылись в чаще кустарников, так что было бесполезно преследовать их огнем. После этого генерал опять послал меня назад к мельнице, чтобы останавливать там людей, прибывающих на понтонах; в то же время отдано было приказание остановить преследование неприятеля, вернуться на старую позицию и окопаться. Мельница, к которой я был послан, находилась на ручье Текир-Дере, недалеко от его впадения в Дунай. Здесь произошла одна из схваток; с обеих сторон были убитые, но наших, как атакующих, оказалось несколько больше. Когда мне пришлось вновь проходить мимо мельницы, казаки предупредили меня, что оттуда стреляют. «Если стреляют, — заметил я мимоходом казакам, — то подожгите мельницу». И действительно, оттуда в меня стреляли. На обратном пути к берегу я уже нашел всю мельницу охваченною огнем; в пламени погибли засевшие в ней турки, которые стреляли по одиночным людям.
Главный бой на нашем левом фланге увенчался блестящим успехом. Генералы Драгомиров и Скобелев и все сопровождавшие начальника дивизии лица собрались недалеко от мельницы. Тот самый генеральский денщик, который накануне переправы отказал нам в куске хлеба, появился теперь с огромной деревянной флягой с румынским вином и со вчерашними бутербродами.
Михаил Иванович пригласил нас разделить с ним закуску и сказал нам:
— Беру обратно слова, сказанные мною вчера. Я во многом обязан вашей помощи; многое зависело от своевременной и толковой передачи приказаний; одним словом, вы были моими помощниками. Так и доложу главнокомандующему, а теперь позвольте каждого из вас обнять. В лице вас обнимаю и сердечно благодарю всех отсутствующих прочих участников славного дела.
Наскоро закусив, мы отправились на наш правый фланг против Систова. Тут бой был непродолжителен, так как Систовский турецкий отряд был наполовину меньше Вардинскаго отряда, с которым мы имели упорное дело на нашем левом фланге. Турки, боясь быть отрезанными, оставили свою Систовскую позицию, лишь только 4-я стрелковая бригада[429] заняла командующие над деревней Царевич высоты. Жители встречали наши войска с неописанным восторгом. Каждый наперерыв старался залучить к себе гостя, накормить его и уложить спать. Солдатам в изобилии давали вино, табак, водку. Женщины бросали под ноги цветы, целовали руки и стремена всадников. Со всех сторон раздавались радостные приветствия: «Добро дошел, братушка!» Все лавки в городе были заперты. На болгарских домах и лавках белели изображенные мелом кресты. Турецкие дома и лавки были разграблены. После долгих поисков мне наконец удалось разыскать квартиру начальника дивизии, который уже успел пообедать и занимался делами. Мне отвели комнату и тоже накормили. Моя усталость была так велика, что я повалился на голую скамью и заснул мертвецки. Слишком много во время дела пришлось ходить пешком и пережить новых сильных ощущений. На следующий день начальники частей собрались к тому месту, где на берегу Дуная стояла турецкая караулка, до того разрушенная, что почти ее следов не осталось. Вскоре подошла к берегу паровая лодка, и из нее вышел, весь сияя радостью, наш главнокомандующий. Его императорское высочество обнял и благодарил корпусного командира и начальника дивизии и послал своего сына с докладом к государю. Вместе с великим князем Николаем Николаевичем Младшим отправились капитаны Ласковский, Сухотин и я. Его величеству благоугодно было нас принять и выслушать доклад великого князя, после чего, осчастливив нас милостивыми выражениями благодарности, государь приказал нам ехать обратно. Переправившись обратно через Дунай, я узнал, что начальник дивизии в Систове, и поехал туда же. Дорога, окопанная с обеих сторон канавами и обсаженная деревьями, шла ложбиною, среди фруктовых садов. До Систова было около трех верст.
Рано утром мы были разбужены страшной канонадой. Начальнику дивизии и состоящим при нем ординарцам подали коней, и мы поскакали на пушечные выстрелы, которые гремели в том месте, где накануне происходила переправа. Нам представилась следующая картина: стоявшая в одну линию на командующей возвышенности батарея князя Мещерского[430] осыпала гранатами турецкий броненосец и пароход, которые смело направлялись к месту нашей переправы. Гранаты падали вокруг намеченной цели, но не попадали в нее, поэтому начальник дивизии приказал прекратить огонь. Когда же неприятельские суда стали подходить к острову, намереваясь обогнуть его, чтобы подойти к месту переправы, до которого оставалось не более 11/2 версты, из-за противоположной стороны острова вдруг появились наши дежурные миноноски. Издали они казались тремя дикими утками, так они были малы в сравнении с турецким броненосцем. Их появление произвело неожиданный чрезвычайный эффект: мгновенно оба неприятельские судна, повернувшись к ним бортами, дали по залпу и стремительно стали уходить обратно вниз по течению, к Рущуку. На возвратном пути к Систову я получил приказание немедленно явиться в Зимницу к главнокомандующему. Отдав лошадь казаку, я переправился на другой берег. У палатки главнокомандующего полковник Скалон[431] предупредил меня, что его высочество генерала Скобелева, полковника Левицкого[432] и меня примет в 2 часа дня. В назначенный час мы явились. Великий князь, вручив каждому из нас по конверту, приказал нам немедленно отправиться в Систово к генералу Радецкому, где и состоять в его распоряжении.
— А ты, — обратился главнокомандующий к М. Д. Скобелеву, — оставайся здесь, я тебе лично дам поручение.
Около 6 часов вечера Левицкий и я были уже у генерала Радецкого, который, прочитав врученные ему конверты, сказал как бы про себя: «Как я пошлю, когда казаков у меня нет?» И, обратившись к нам, генерал присовокупил:
— Идите домой и завтра в 4 часа утра будьте у меня.
Мы с Левицким переночевали в первом попавшемся болгарском доме и рано утром явились к генералу Радецкому, где уже застали генералов: Драгомирова, начальника штаба корпуса Дмитровского[433] и Скобелева. Все сидели вокруг стола, на котором лежала карта. Сначала никто нашего прихода не заметил. О чем именно происходило раньше совещание — не знаю, но из слов Скобелева можно было заключить, что он, по-видимому, доказывал какую-то невозможность. Вошедший казак доложил, что его высочество едет на наш берег. Поднялась суета; о нашем присутствии в комнате точно забыли; поэтому мы сели на коней и поехали к переправе встречать главнокомандующего, пожелавшего осмотреть позиции. Мы выстроились против того места, где должна была пристать лодка. Его высочеству подали коня. Увидев меня, главнокомандующий отчасти сердитым голосом спросил меня:
— А ты зачем здесь?
Я отвечал, что еще со вчерашнего дня командирован его высочеством в распоряжение генерала Радецкого.
— Ах да! — видимо, как бы вспомнил главнокомандующий и, потребовав к себе генерала Радецкого, поехал с ним по направлению к Систову.
Главнокомандующий, очевидно, был чем-то недоволен, но о чем шел разговор, мы не слышали, так как свита следовала в 20 шагах позади; лишь заметно было, что Феодор Феодорович находился в некотором смущении. Его высочество, быстро обернувшись, потребовал к себе дежурного ординарца, лейб-гвардии Уланского полка поручика графа Штакельберга[434], которому изволил дать следующее приказание:
— Возьми двух казаков и поезжай по направлению к Никополю до встречи с неприятелем, обо всем последующем мне доложи.
Поручик Штакельберг во время этой рекогносцировки наткнулся в лесу на неприятельский пост; черкесы во избежание рукопашной схватки ускакали, одного из них казак положил из берданки, снятое же с него оружие было представлено главнокомандующему. После объезда некоторых позиций мы прибыли на позицию, занятую 4-ю стрелковой бригадой. Увидев здесь генерала Скобелева, его высочество строго обратился к нему:
— Ты зачем здесь?
Генерал Радецкий хотел было отвечать: «Генерал Скобелев…» Но великий князь продолжал:
— Разве я тебя посылал к генералу Радецкому, и разве я тебе лично не приказал ехать к Рущуку? Отправляйся сейчас в Зимницу, отдай свою саблю полковнику Скалону и сиди в моей палатке до моего возвращения.