Оборона Ялу сложилась под влиянием плохого состояния путей, которое не давало надежды на прибытие своевременной поддержки, в особенности артиллерии. Это обстоятельство действительно заставляло заботиться об упорстве обороны реки охраняющими ее войсками, которым приходилось выигрывать более времени, но выигрыш времени мог быть достигнут не одним усилением выдвигаемых к самой реке частей, но и целесообразным укреплением их расположения.
Как это наблюдалось во всех армиях в начале походов, наши войска недостаточно оценивали силу огня, который мог быть развит по их позициям, и переоценивали значение мертвого препятствия – рукавов Эйхо и Ялу, протекавших перед их фронтом.
Имея перед собой двойные силы противника, занимая растянутое расположение, лишенный поддержки главных сил, Восточный отряд не мог рассчитывать на окончательный успех; задача задержать противника и затем своевременно уйти, сама по себе очень трудная, могла быть выполнена только дружной работой всех частей отряда. Но местность затрудняла связность действий; вопрос о связи, в сущности, остался совершенно нерешенным, конница была отброшена далеко за фланги, конные охотники получили несоответствующее назначение, полки действовали каждый сам по себе – общий неуспех являлся неминуемым.
Операция переправы через р. Ялу требовала производства японцами тщательной подготовки. Войска армии Куроки сосредоточились полностью к реке, так как этапная и гарнизонная служба в тылу и на правом фланге была возложена на резервные части. Сейчас же по прибытии первых японских частей к р. Ялу было приступлено к оборонительным работам, на случай перехода русских в наступление, и была организована разведка русского расположения. Помимо китайцев и корейцев, которые вели тайную разведку в тылу и на позициях русских, удалось выяснить многое и посредством прямого наблюдения в сильные зрительные трубы от г. Ичжу, так как русское расположение не отличалось скрытностью: батареи не маскировались, биваки располагались на виду, каждая часть, прибывавшая из Ляояна, немедленно ознаменовывала свое появление, высыпая на обращенные к Ялу склоны холмов. Японцы выяснили в главных чертах группировку русских войск, из которой вытекало, что переправа выше устья Эйхо, по-видимому, встретит сопротивление только со стороны слабых отрядов. Сами японцы приняли все меры, чтобы скрыть свою группировку около Ичжу; всем было строго воспрещено показываться на открытых склонах; расположение батарей и окопные работы искусно маскировались вновь устраиваемыми изгородями и насаждениями.
Одновременно на обоих флангах, на сухом пути и на море, производились демонстрации. Таким образом, внимание русских было развлечено, и хотя местные жители сообщали русским довольно точно группировку японских сил, но этим сведениям особой цены дано не было, и до самой развязки начальник Восточного отряда не был убежден, имеет ли он в окрестностях Тюренчена дело с серьезной, или только демонстративной операцией.
План переправы армии Куроки заключался в том, чтобы перебросить вначале одну 12‑ю дивизию через Ялу в окрестностях Амбихэ, где нельзя было ожидать упорного сопротивления, и затем переправить две остальные дивизии – 2‑ю и гвардейскую, под прикрытием Тигрового холма. Если бы русские пытались помешать последней переправе, выдвигаясь на левый берег Эйхо, то 12‑я дивизия ударила бы им во фланг и тыл. Перейдя Ялу, армия заходила правым плечом, развертывалась на нижнем течении Эйхо и атаковала Тюренченскую позицию с охватом левого фланга.
Приготовления к переправе заключались в сосредоточении необходимых мостовых средств, в доставке гаубичных батарей и развертывании сильной артиллерии, в захвате островов и утверждении на них, в устройстве сообщений через малые рукава. Затем уже можно было приступить и к постройке мостов через главный рукав и к переброске войск.
По японской организации каждая дивизия возила при себе средства для устройства моста около 17 сажен длиной; сверх того, в армии возились мостовые средства по расчету около 50 саж. на дивизию. Таким образом, армия Куроки располагала в общем средствами для устройства мостов свыше 200 сажен длиной. Ввиду предстоявшей переправы через большую реку, эти средства были еще увеличены за счет других японских армий, но все же имеющихся понтонов и верхнего строения далеко не хватало для устройства всех мостов, и пришлось широко прибегать к подручным средствам, что, во-первых, увеличивало время наводки мостов, а во-вторых, задерживало и движение по ним войск. Так, мост у устья Амбихэ строился около 13 часов, и каждая из бригад 12‑й дивизии переходила по нему через Ялу столько же времени (2–3 часа), сколько другие дивизии по своим более прочным мостам близ Ичжу.
В ночь на 13 апреля японцы захватили острова Сямалинду и Киури, выбив из последнего наших охотников. Сейчас же они приступили к устройству сообщений через малые рукава на эти острова, к устройству на них окопов и маскированных позиций для артиллерии. Ничто не препятствовало и дальнейшей переправе их на Хусан через главное русло Ялу, но японцы продолжали методически выполнять свой план; к Тигровому холму была переброшена только 1 рота, выставившая здесь сторожевое охранение и облегчившая детальное изучение нашего расположения.
16 апреля, под прикрытием установленных на левом берегу батарей 12‑й дивизии, началась постройка против устья Амбихэ моста через Ялу. Под огнем японской артиллерии расположенная здесь часть отряда полковника Лечицкого (2¼ роты, 2 сотни, 2 горн. оруд. – под начальством подполковника Гусева) должна была очистить правобережные высоты. Еще днем был переправлен на понтонах авангард – пехотный полк; в три часа утра 17 апреля мост был готов, и началось движение главных сил дивизии.
В ту же ночь на 17 апреля на острове Сямалинду, перед Тюренченом, были установлены, вполне маскированно, 20 гаубиц и 36 полевых орудий 2‑й дивизии. Наблюдательные пункты были устроены позади в 3–4 верст., на высотах левого берега, и соединены телефонами с батареями. Занятие этой артиллерийской позиции и выдвижение 12‑й дивизии уступом вперед являлись последними звеньями в подготовке к переправе главных сил, назначенной на следующую ночь, с тем, чтобы утром 18 апреля обрушиться всеми силами на наш Тюренченский отряд.
Вопрос о времени начала подготовки огнем артиллерии являлся в японской армии спорным: одни полагали, что необходимо 17 апреля открыть огонь по нашей позиции, чтобы выяснить окончательно расположение нашей артиллерии и бомбардировкой нашего расположения подготовить будущую атаку; другие же склонялись к мысли, что надо выждать время, когда пехота изготовится к атаке, так как иначе придется заплатить за добытые сведения ценой раскрытия собственного расположения. Японцы особенно ценили участие в бою гаубичных батарей; между тем русские, выяснив заблаговременно расположение сильной артиллерии на островах, могли перенести сопротивление на тыловые позиции, которые пехоте пришлось бы атаковать одними своими силами. Необходимость прикрыть наводку мостов через Ялу решила вопрос в смысле открытия огня 17 апреля.
Черт. № 4
Серьезные опасения за левый фланг нашего расположения у Тюренчена возникли уже 13 апреля, когда мы потеряли остров Киури, и связь между Тюренченским участком и отрядом полковника Лечицкого у Амбихэ утратилась. Однако вместо того, чтобы попытаться занять угрожаемые высоты выше устья Эйхо, мы 14 апреля загнули наш фланг по реке Эйхо, ослабив для этого войска, оборонявшие Тюренченский участок, на 3 бат. и 8 оруд. Принимая столь пассивную меру противодействия обходу японцев, как уклонение угрожаемого фланга, ген. – лейт. Засулич далеко еще не был убежден в том, что главный удар наносится в охват левого фланга Тюренченской позиции. Кажущаяся малая энергия усилий японцев на этом направлении создавала иллюзию, что это наступление имеет характер только демонстрации.
Эта иллюзия не была разрушена ни донесениями наших разведчиков, наблюдавших приготовления к переправе и обнаруживших большие биваки японцев к северо-востоку от Ичжу, ни усиленной рекогносцировкой, предпринятой 16 апреля 4 ротами с 2 конно-охотнич. командами и 2 орудиями, под начальством Генерального штаба подполковника Линда. Этот отряд, поддержанный огнем 4 орудий от д. Потетынза, сбил роту японского охранения у Сындягоу и на Тигровом холме, заставил японцев открыть огонь частью батарей, ночью установил своими разведчиками переправу японцев в устьях Амбихэ, а 18 апреля обнаружил и движение от Амбихэ бригады 12‑й дивизии, после чего вернулся к Потетынза.
17 апреля, около 10 час. 30 мин. утра, наша батарея открыла огонь по японским шлюпкам; японцы ответили со всех гаубичных и полевых батарей на острове Сямалинду, сосредоточив первое время весь огонь на артиллерии. Бомбардировка с перерывами продолжалась до 5 час. 30 мин. вечера. У нас было подбито одно орудие, батарея понесла значительные потери в людях; обе наши батареи замолчали уже в двенадцатом часу дня. Впрочем, огонь японцев не отличался особой меткостью. Наши потери не превосходили 100 человек, и то относились к первому моменту, когда японский огонь захватил нас врасплох. Тем не менее, полное торжество многочисленной японской артиллерии произвело сильное моральное впечатление.
«Сегодня же ночью, – телеграфировал ген. – майор Кашталинский, вступивший в командование всей боевой частью, – очевидно, полевые батареи будут переброшены на острова, и надо думать, что обстреляют все окопы, которые им, вероятно, хорошо известны; при таких условиях отряды будут играть пассивную роль и нести большие потери, которые даже трудно предугадать. Соглашаясь с мнением начальников участков обороны, я полагал бы своевременным занять за Тюренченом известные возвышенности этой же ночью, оставив в передовой линии охранение, которое отойдет с рассветом».
В эту ночь, когда армия Куроки перешла русло Ялу и фактически уже охватила наше расположение у Тюренчена, когда 20 гаубиц и около 100 полевых и горных орудий стояли наготове, чтобы обеспечить пе