Управление японскими армиями на театре военных действий вначале объединено не было и велось посредством директив, передаваемых по телеграфу из Токио. Только в первых числах июля прибыл японский главнокомандующий, маршал Ойяма, и расположился со своим штабом в г. Гайчжоу.
Черт. № 13
Силы наши к этому времени значительно превосходили по числу силы японцев. Но сведения, которыми мы располагали об японских армиях, рисовали их нам в преувеличенном виде. Это преувеличение являлось как следствием плохой разведки, так и постоянного стремления оправдать наше отступление численным превосходством противника. Известное значение имел и способ маневрирования, которого держались японцы: они наступали обыкновенно на широком фронте, большим числом мелких колонн, что позволяло быстро развертываться и охватывать наше глубокое расположение. Ряд небольших японских колонн принимался нами часто за авангарды не существовавших главных сил; наряду с точно установленными японскими войсками «первой линии» допускалась наличность необнаруженных войск «второй линии». Мы сами привыкли к движению глубокими колоннами, что не отвечало характеру горной местности, и предполагали, что и противник двигается таким же образом.
Численное превосходство представляет ту главную выгоду, что рождает уверенность в своих силах и дает сверх материального и чисто моральный перевес. Вместо того, чтобы опереться на это сознание, мы сами создавали иллюзию превосходства японцев в числе.
Вот данные о японских силах к 1 июля 1904 года:
Как видно, даже наши минимальные данные о силах японских армий являлись преувеличенными примерно в полтора раза, что оказывало самое вредное влияние на наши планы операций. Преувеличение сил противника, явившееся одной из основных причин неудачи еще третьей Плевны, составляет одну из тех слабостей русской армии, от которых необходимо освободиться во что бы то ни стало.
Штабу армии Оку известно было, что позиции у Симучена против Дагушаньской группы заняты превосходными силами русских; русские силы, занимавшие позиции к югу от ст. Ташичао, в одном переходе перед фронтом японской армии, оценивались в две дивизии – в два раза менее действительного. Такая ориентировка, конечно, подсказывала необходимость начать активные операции именно 4 сильными дивизиями армии Оку. В ночь на 10 июля они двинулись вперед на узком фронте около 10 верст, к западу от железной дороги.
Движение к востоку от железной дороги в охват русского правого фланга затруднялось болотистыми полями, по которым движение было трудно и где гаолян уже поднялся и затруднял ориентировку; движение к востоку, горами, в охват левого русского фланга, тоже являлось очень трудным и подводило, сверх того, охватывающую часть под удары нашей Симученской группы. Поэтому японцы ограничились направлением, которое приводило к чисто фронтальному столкновению.
В начале июля мы сами полагали начать активные операции южной группой против армии Оку и Дагушаньской группы; поэтому подходившие из России подкрепления – XVII армейский корпус – указано было высаживать на юге, на станции Ташичао. Но 6 июля принято было новое решение: сосредоточить X, XVII армейские корпуса и Восточный отряд на восточном фронте, и прежде всего обрушиться ими, под личным руководством ген. – ад. Куропаткина, на армию Куроки. В соответствии с этим, часть наших сосредоточенных у Ташичао резервов – 12 батальонов и 96 орудий – была оттянута на север; приведение в исполнение этого решения совпало с завязкой боя у Ташичао.
Сохранение за нами Ташичаоских позиций было важно в том отношении, что оно обеспечивало нам владение портом Инкоу. Пока мы владели этим портом, нам удавалось еще сноситься морским путем с Порт-Артуром. Переход Инкоу в руки японцев значительно облегчал им задачу продовольствия армии и являлся последним звеном в устройстве охватывающей базы на маньчжурском побережье.
Не считая войск на Сюянчском направлении, в распоряжение ген. Зарубаева для обороны Ташичао, за вычетом уходивших на север частей, оставалось 42½ батальона, 54 сот. эск. и ком., 122 орудия. Эти силы несколько уступали японским (48 бтл., 258 оруд., 20 эскадронов), но могли быть поддержаны резервом из Хайчена и перебрасываемыми с севера по железной дороге войсками.
Таким образом, на позициях под Ташичао мы могли располагать достаточным числом войск для упорного боя с армией Оку. Однако задача нашим войскам ставилась далеко не так определенно. Твердого решения удерживаться у Ташичао не было. 6 июля ген. Зарубаеву указано было упорно обороняться; 9 июля – отходить перед превосходными силами с боем к Хайчену; 10 июля передавались сведения, что против наших I и IV Сибирских корпусов наступает менее 4 японских дивизий. Генерал Зарубаев отлично понимал «важность сбережения сил и здоровья войск для решительного боя. Но, вместе с тем… если сосредоточение к Хайчену будет произведено с боем, то все значение этого марша не будет понято в истинном смысле не только некомпетентными лицами, но и войсками, не посвященными в столь важные стратегические соображения. Таким образом, отступление двух корпусов всею Россиею будет понято, как поражение двух корпусов. А потому… если отступление необходимо, то оно должно быть произведено без боя. Если же необходимости в отступлении нет, то… силы и I и IV корпусов достаточны, чтобы выдержать с честью натиск противника, не обусловливая конечный результат боя отступлением».
Позиция под Ташичао была избрана вскоре после отступления I Сибирского корпуса от Вафангоу. I Сибирский корпус занимал участок с хорошим обзором и обстрелом, длиной в 8 верст (железнодорожный холм, Средняя и Стрелковая горы). ІV Сибирскому корпусу укрепили позицию длиной в 3 версты от Цяньчжойцзы – Чжангуаньтунь; этот участок имел хороший ружейный обстрел, но в 3–4 вер. перед ним находились сильно командующие высоты; если бы на них расположилась японская артиллерия, то І Сибирский корпус оказался бы в очень тяжелом положения. Поэтому на высотах у Нандалина, в 4 верст. перед флангом, была избрана и укреплена позиция, называвшаяся передовой, но по существу являвшаяся главной. Между правым флангом этой позиции и расположением I Сибирского корпуса оставался разрыв в 5 верст с удобными к нему подступами, представлявший наиболее уязвимый участок.
Наша артиллерия умело использовала характер местности и заняла такие укрытые позиции, что японцы не могли постановить, откуда по ним стреляют русские батареи.
Укрепления Ташичао свидетельствовали, что в искусстве возведения окопов нашими войсками был сделан большой шаг вперед; занятие позиции у Нандалина показывает, что войсковые начальники научились правильно оценивать значение высот.
10 июля японцы потеснили наши авангарды и заночевали в 4 верстах от нашего расположения. К утру 11 июля наша южная группа располагалась так:
I Сибирский корпус (18 батал.) занял свой участок. ІV Сибирский корпус занял авангардом ген.-м. Шилейко (5½ бтл., 20 орудий) Нандалинскую позицию. Разрыв между этой позицией и расположением I Сибирского корпуса был заполнен войсками ген. – майора Огановского (8 бтл., 8 op.), развернувшимися к востоку от д. Лянцзюньчжай. Около бывшей «главной» позиции IV корпуса стал только его резерв – 3½ батал., 8 ор. Конница ген.-м. Мищенко охраняла левый фланг, ген.-м. Коссаговского – правый. В общем резерве группы имелось 6 бтл. и 2 бтр. I Сиб. корпуса и 4 бтл. IV Сибирского корпуса.
Японцы были достаточно ориентированы о силе наших флангов и свои усилия сосредоточили на нашем центре, не обеспеченном укреплениями и серьезно занятом войсками лишь накануне.
Против I Сибирского корпуса японцы выставили 186 орудий, которые с утра открыли огонь. Мы располагали здесь только 76 орудиями, но так как они стояли укрыто, то японцы не могли заставить их замолчать, и ход артиллерийского боя склонялся в нашу пользу. Снаряды ложились в большем числе и по нашим окопам, но мы их не занимали, так как японская пехота не начинала наступать.
Черт. № 14
С флангов приходили также утешительные сведения: японцы не грозили ни ближним, ни дальним охватом. Пехота вступила в энергичный бой лишь в центре, где значительные силы японцев атаковали барнаульцев и томцев ген.-м. Огановского, поддержанных в течение дня 2½ батальонами. Японцы собирались для атаки в складках местности у Дафаншена; этот район наши батареи взяли под перекрестный огонь. Перед закатом солнца японская артиллерия энергично обстреляла участок ген.-м. Огановского; между 8 и 10 часами вечера японцы произвели 4 энергичные атаки, которые были отбиты штыками барнаульцев и выдержанным огнем других полков.
Японцам ничто не удавалось в этом бою, но тем не менее ген. – лейт. Зарубаев вечером 11 июля приказал войскам отходить на Хайчен. Основанием этому распоряжению явилось развертывание перед южной группой «превосходных» сил японцев и общая директива г. Куропаткина – отходить в таком случае к Хайчену. В резерве группы оставалось еще 6 свежих батальонов, да и весь I Сибирский корпус представлял вполне свежую часть; неуспех японской бомбардировки только поднял его моральное настроение. Некоторое шевеление Дагушаньской группы не представляло в этот день никакой серьезной угрозы сообщениям южной группы. Потери за 10 и 11 июля с обеих сторон были почти равные: мы потеряли 1050 чел., японцы – 1198 чел.
Сражение под Ташичао, оборванное нами в начальный период, представляет интерес в том отношении, что наша артиллерия вступила в нем на новый путь широкого использования закрытых позиций. В дальнейшем развитии войны закрытые позиции обращаются в общее правило, и артиллерия начинает даже злоупотреблять ими, выдвигая на первый план необходимость закрытия и оставляя на втором плане важнейшее – свою тактическую задачу.
Отступление наше от Ташичао после ряда успехов подтверждает лишний раз, что победить, вступая в бой без ясно поставленной цели, и не проявляя в нем упорного стремления к ней, – нельзя.