23 февраля на левом фланге отряда г. ф. д. Лауниц мы потеряли с. Падязу. Этот выдвинутый пункт мужественно оборонял со своими сборными и маршевыми батальонами ген. шт. полковн. Запольский. Отряд почти не имел офицеров, и утром к нему были направлены 34 офицера, прибывшие для пополнения армии. Сборный отряд держался только энергией своего начальника. Около полудня он был убит, и под натиском 9‑й японской дивизии отряд осадил на 2 версты, к Тахентуню, где собрались и другие части, под начальством г.-м. Соллогуба. В это время резерв II армии – около 14 батал. – бездействовал.
Этот успех позволил японцам в следующую ночь атаковать д. Сантайцзы. После жестокого боя японцы удержались в северо-восточном углу этой деревни, в нескольких прочных дворах. Наша артиллерия оказалась бессильной разбить стены, и все наши контратаки остались неудачными. Опять направили к с. Сантайцзы те же поршневые орудия из отр. ген. Церпицкого, которые действовали и при контратаке на Юхуантунь; отсутствие гранаты для скорострельных пушек почувствовалось еще раз.
23, 24, 25 февраля собирался отряд ген. ф. д. Лауница перейти в наступление и выбить японцев из Тхэнитуня, но каждый раз наше внимание развлекалось японцами, мы оставались на месте и давали японцам свободно распоряжаться всеми имевшимися у них силами.
Необходимость собрать новые силы еще севернее отряда ген. ф.-д. – Лауница выяснилась уже 22 февраля. При быстром сборе значительных сил в районе Цуэртунь – Кусантунь главнокомандующий надеялся обеспечить сообщения, и при дружном, совместно с войсками ген ф.-д. – Лауница переходе в наступление в охват армии Ноги – нанести последней поражение. Японцы также были сильно утомлены, потрясены большими потерями, перепутались и оторвались от своих сообщений.
Новый отряд, ген. – лейт. Мылова, VIII корпус которого с самого начала сражения разбился на части, составлялся из резервов, которые главнокомандующий собрал из состава II и III армий, и достиг силы 23 батал. и 80 оруд. Вследствие настояний ген. – лейт. Гершельмана, 24 февраля отряд, вне связи с войсками ген. ф. д. Лауница, приступил к выполнению своей задачи – продвижению вперед нашего правого фланга на линию Кусантунь – Тхэнитунь – Сантайцзы. Этот маневр оказался повторением – лишь несколько более искусным – нашего перехода в наступление 21 февраля: опять вся II армия бездействовала, а небольшой отряд, вытянувшийся почти перпендикулярно к общему фронту, атаковал противника. Сел. Тхэнитунь было охвачено нами с трех сторон и энергично атаковано; бригада 1 японской дивизии, занимавшая это селение, понесла тяжелые потери; артиллеристы бросили орудия и пулеметы, и нам удалось увезти 2 орудия и 2 пулемета. В этот день свирепствовала жестокая песчаная буря, крайне затруднявшая оборонительные действия. Однако наше бездействие на других участках позволило ген. Ноги почти совершенно очистить позиции перед фронтом ген. Гернгросса и направить значительные силы для продолжения своего фланга к северу от Тхэнитуня. Несмотря на видимый успех наших действий против этого селения, мы к вечеру прекратили атаки, не проявив достаточно настойчивости и не использовав подходившие к Цуэртуню подкрепления, высланные I армией 25‑го, к вечеру, ген.-м. Артамонов, потесненный из сел. Тунчандзы и Сесинтуня, начал удачно наступать, но было уже поздно.
Черт. № 45
При отходе к Хуньхэ части I армии могли бы выделить, для образования новой группы к северу от отряда ген. Мылова ближайший 1‑й армейский корпус, стянув остальные части на участке до Фушуна. С армией Кавамуры, совершенно истощенной и не имевшей готового для продолжительного наступления тыла, можно было уже не считаться. Решение назревало, и кружные пути теряли значение.
Однако, при отходе к р. Хуньхэ некоторые части I армии получили даже уклонение к северо-востоку. Подкрепления на запад были направлены со всего фронта, что повсюду расстроило налаженный боевой порядок. I арм. корпус выделил отряд ген.-м. Флейшера – 12 бтл., 32 ор.; 4‑й Сиб. корп. – Иркутский и часть Тобольского полков, всего 6 бтл. 32 оруд.; 2‑й Сиб. корп. выделил 10 бтл. и 16 оруд. ген.-м. Морозова, а 3‑й Сиб. – часть 72‑й дивизии – бывший резерв главнокомандующего, который был оттянут вспомогательной атакой Куроки на Гаотулинский перевал и там был задержан даже по миновании надобности – всего 9 бтл. и 32 оруд. ген.-м. Радкевича. Эти 37 бтл. и 112 оруд. должны были образовать сводный корпус ген. Зарубаева, который выдвигался к западу от станции Хушитай, продолжая, таким образом, фронт г. Мылова и угрожая уже тылу армии ген. Ноги.
23 февраля, после ночного перехода, части I армии начали прибывать к р. Хуньхэ. Оставшиеся части 1‑го арм. и 4‑го Сиб. корп. были объединены под начальством ген. – адъют. бар. Мейендорфа и обороняли участок от Мучана до д. Таинтунь. Оставшиеся части 2‑го Сиб. корп. обороняли участок далее к востоку до д. Тита. Еще далее располагался 3‑й Сиб. корпус и части ген. – лейт. Ренненкампфа. К 24 февраля утомленные войска еще не разобрались. Укрепления, хотя и имелись, но сведений о них не было, и войска занимали случайно те окопы и редуты, которые им попадались.
Ген. – адъют. бар. Мейендорф должен был с 23 батал. оборонять участок протяжением около 18 верст; особенно слабым являлся левый участок ген. Левестама, протяжением около 7 верст, на фронте Тидяфын – Киузан – Таинтунь. Назначенные сюда 8 батал. Красноярского и Царицынского полков запоздали, и в распоряжении ген. Левестама имелось всего 22 роты и 3 батареи, причем и между ними связь не была еще установлена; 13 рот оказались на крайнем правом фланге, и только 9 рот растянулись по участку.
Отступая к Хуньхэ, мы не воспользовались, как то следовало, конницей, для того, чтобы осветить направление, которое возьмут следовавшие за нами силы японцев, и для нас оставалось совершенно неизвестным, что главная масса армии Куроки – более двух дивизий – направлялась на слабый участок ген. Левестама. В то же время и армия ген. Нодзу, оставив ничтожный заслон против XVII корпуса, двигалась против VI Сиб. корпуса и правого фланга ген. – адъют. бар. Мейендорфа, чтобы прорваться к западу от Мукдена.
Громадное превосходство в силах, оказавшееся на стороне японской гвардейской дивизии, гвардейской резервной бригады и части 12‑й дивизии, обрушившихся на 9 разбросанных рот ген. Левестама и покровительствуемых песчаной бурей, мешавшей артиллерийскому огню, быстро привело к прорыву нашего фронта. В нашем расположении оказались ворота, шириной до 12 верст, сквозь которые хлынули японцы.
Положение наше являлось далеко не безнадежным, если бы находившиеся в ближайшем районе частные начальники проявили частный почин; действительно, прорыв японцев совпадал с прохождением в окрестностях Киузана частей, назначавшихся в сводный корпус ген. Зарубаева. Хвост колонны Иркутского и Тобольского полка только что выходил из Киузана. Колонны ген. Морозова и Радкевича проходили в нескольких верстах, а последняя даже была обстреляна прорвавшимися японцами. С востока подходили красноярцы и царицынцы, а с запада ген. – ад. бар. Мейендорф мог двинуть бригаду своего резерва. Прорвавшиеся японские дивизии могли быть окружены и уничтожены подавляющими силами, если бы у нас нашлись здесь начальники, сохранившие еще энергию. На самом деле сопротивление японцам оказал только полк. Добротин, задержавшийся 24‑го с несколькими ротами барнаульцев, омцев и иркутцев у Хуандягоу, и 25‑го оборонявший высоты у Ленхуанчи, к востоку от с. Пухэ. В ночь на 25‑е части Куроки располагались всего в 7 верстах от участка Мандаринской дороги Тава – Пухэ, по которому нам предстояло отступать. Еще возможно было оказать им противодействие, так как у с.с. Тава и Пухэ ночевала большая часть войск, предназначавшихся в сводный корпус ген. Зарубаева; но общее управление у нас окончательно утратилось; ген. – адъют. Куропаткин не был осведомлен о размере угрожавшей опасности; следуя букве приказаний, с утра 25 февраля подкрепления, выделенные I армией, продолжали движение на северо-восток, оголяя наши сообщения.
Связь между командующим I армией и главнокомандующим утратилась. I армия, предоставив II и III армиям выпутываться из тяжелой обстановки собственными силами и не сделав попытки ударить на фланг армии Куроки, с успехом отбила атаку части 2‑й дивизии на Фушунскую позицию, и в порядке начала отступать на север, к р. Фаньхэ.
Еще до получения известия о прорыве японцев у Киузана ген. – адъют. Куропаткин, находившийся 24 февраля в с. Цуэртунь, пришел к заключению о том, что с усталыми войсками ему не удастся выбить армию Ноги из занятого ею угрожающего положения почти в тылу нашего расположения, и решил отвести армии к Телину, чтобы вновь развернуть их в нормальное положение. В ночь на 25 февраля, началось отступление по узкой полосе, остававшейся еще в нашем распоряжении. Вопреки многократным распоряжениям главнокомандующего, большая часть обозов, в управлении которыми царствовала анархия, оставалась в непосредственной близости к Мукдену и теперь запрудила все дороги. В окрестностях Мукдена имелись в различных частях и учреждениях большие склады, и обозы занимались вывозом из них имущества, вместо своевременного движения на север.
Черт. № 46
Армия Куроки уже занимала ту полосу к востоку от. Мандаринской дороги, по которой пролегали пути отступления VI Сиб. корпуса и войск ген. – ад. бар. Мейендорфа; этим колоннам, под давлением японцев, под сильным артиллерийским огнем, пришлось принимать к западу, в полосу местности между Мандаринской и железной дорогой. Отступление осложнялось тем, что VI Сибирск. корпус, чрезвычайно неискусно, вне связи с соседями, преждевременно очистил свою позицию на Хуньхэ и дал возможность частям армии Нодзу прорваться между XVII арм. корп. и войсками ген. – ад. бар. Мейендорфа, арьергард которого удерживал Фулинскую рощу. Командир VI Сиб. корпуса передал свои войска в распоряжение ген. – ад. бар. Мейендорфа, а сам покинул поле сражения. Скоро наши войска здесь пришли в полное расстройство, и, смешавшись с обозами, перестали в большей своей части представлять боевую силу.