Но не все считали идею бежать с поля боя хорошей. Поздно вечером Небогатов стал терять сторонников. Стал терять корабли. К полуночи он остался на «Николае Первом» с «Апраксиным», «Сенявиным», «Изумрудом» и тяжко поврежденным броненосцем «Орел». Тогда, утром 28 мая 1905 г. на «Орле» действовали только два двенадцатидюймовых орудия. Сто членов экипажа убито и около ста ранено. Мачты снесены, а желтые трубы пробиты множеством осколков. Повсюду лежал драгоценный в пути уголь, который в бою вспыхивал как сера. Это был самый слабый эскадренный броненосец русского флота — ему не хватало броневой защиты, и пушки не соответствовали стандартам. «Орел» сидел глубоко в воде, перегруженный и малоподвижный. И все же решено было не сдаваться.
На протяжении ночи японские торпедные катера несколько раз атаковывали малую эскадру Небогатова. Она держалась недолго. От нее стали отходить корабли, силы ее таяли на глазах. Утром адмирал увидел, что с ним осталось всего четыре корабля.
28 мая был солнечным днем, никаких признаков тумана. Худшая возможная погода для русского флота. В 5.15 утра Небогатов увидел на горизонте клубы дыма. Послали быстрый «Изумруд» определить, что за корабли? Тот быстро вернулся: японцы. Это были корабли адмирала Катаоки, самая старая часть японского флота. Небогатов запросил артиллеристов, готовы ли они? Да, готовы. Устрашенный Катаока отошел. Это подняло боевой дух Небогатова. Адмирал снова направился к Владивостоку, моля Святого Николая, покровителя России, охранить ее сынов. Напрасно. Новый дым на горизонте. На этот раз то был Того.
Японские корабли появились перед небольшой эскадрой Небогатова в пять часов утра. Как недосягаемая звезда светил всем находящийся в 500 километрах Владивосток. Путь туда был перекрыт. Пока остатки флота подчинялись Небогатову. Но многие моряки были в смятении и немало отвратительных историй написано о последних часах русской эскадры.
Легко раненый капитан «Николая» Смирнов прислал Небогатову записку: «Сдавайтесь». Посланцу-офицеру Небогатов прошептал в ухо: «Мы посмотрим». Пять русских кораблей против 27 японских, возглавляемых самим Того. Но окружение не было плотным, на востоке был просвет. Совещался с капитаном Смирновым и объявил офицерам, что сопротивление бессмысленно. Приказал поднять сигнал о капитуляции. И тут вспыхнул буквально мятеж. Сыны России не желали сдаваться. Капитан Ведерников настоял на созыве военного совета. Совет только начал собираться, а на мачте уже висел сигнал капитуляции. На военном совете, согласно обычаю, первым спросили мнение самых младших офицеров. Они энергично настаивали на том, чтобы либо продолжать борьбу, либо потопить корабли. Но Небогатов настаивал на том, что сопротивление бесполезно. «Посмотрите на молодых матросов, некоторые из них еще едва вступили в жизнь, а мы собираемся их утопить». Капитан Смирнов открыто выступал за сдачу. Но не оскудела еще земля русская самоотверженными защитниками. Артиллерист — командор Курош выразил готовность «сражаться до последней капли крови». Две тысячи моряков ждали решения своей судьбы, когда офицеры сидели у адмирала. До берега было далеко. В эти минуты японцы начали артиллерийский обстрел.
В этот критический момент адмирал Небогатов приказал артиллеристам не отвечать. Он недоумевал по поводу действий Того. Он что, не видел знаков сдачи? Шесть попаданий в корпус «Николая Первого». Небогатов пошел на крайнюю меру — он приказал поднять японский флаг. Русские моряки были шокированы. Многие замерли в недоумении. Другие плакали. Часть бросилась топить корабль. Но верхушка была неколебима — сдаваться в плен. Вчера русский флот потерпел поражение, сопротивление сегодня — «ненужное кровопролитие». Запасы снарядов истощены. Из 19 офицеров «Орла» не ранены только трое. И все в таком духе.
Не склонился только «Изумруд». Он для вида повторил сигнал сдачи — XGH, но затем быстро опустил его. Капитан Ферзен отдал команду «полный вперед». И на виду у всех крейсер пробился сквозь блокаду. (Того приказал торпедным катерам нагнать беглеца). Но остальные три русских корабля позорно подняли японский флаг.
В полдень японцы начали окружать эскадру Небогатова. Они образовали круг, и Небогатову пришлось спешить с вывешиванием белого флага. Была найдена скатерть, украшенная по углам цветами. Находившийся на «Азуме» капитан Джексон видел сигнал «Сдаемся» и ответ «Пошлем послание». «Все смеялись, не издевательски, но от чувства удачи и счастья».
Один Того предпочитал не видел сигнала сдачи. Он отдал приказ начать огонь по «Николаю Первому» и прочим кораблям. Стоявший рядом на мостике «Микасы» Акияма попробовал вмешаться, только ему это было позволено. «Сэр, противник сдался. Не отдадите ли Вы приказ прекратить огонь?» Того не считал нужным отвечать. В отчаянии расстреливаемый «Николай Первый» и другие корабли подняли на мачтах японский флаг. И все же их преследовал огонь японских корабельных орудий. «Сэр, не требует ли рыцарственный кодекс бусидо прекратить огонь?», — сказал Айяма со слезами, текущими по щекам. Того ответил, что русские еще не остановили своих машин. Только когда их корабли прекратят движение, огонь будет прекращен. Акийяма был послан Того, чтобы привести Небогатова. Японцы покорно ожидали, пока русский адмирал переодевался в парадную униформу.
Небогатов созвал команду «Николая Первого». Перед отбытием к японцам он попросил своих моряков не пить в этот тягостный момент. Он объяснил, что не желает жертвовать жизнью двух тысяч русских моряков в деле, не имеющем шанса. Молодой офицер вскричал: «Но я дал клятву!» А Смирнов уже раздавал корабельную кассу офицерам — как полагалось в случае крушения. В 10.53 утра адмирал Того прислал на русский флагман двух своих офицеров. Небогатов встретил их самым дружественным образом. Младший из посланцев сказал: «Адмирал Того рад, что жестокая битва приблизилась к концу. Он желает, чтобы ваша эскадра была принята с почетом, и вам будет позволено сохранить личное оружие». Небогатову предлагалось немедленно прибыть на «Микасу».
Они отправились к Того на японском катере. Поразительно было то, насколько нетронутыми после вчерашней битвы были японские корабли — это буквально шокировало делегацию. «Каковы ваши условия?» — спросил Того. Небогатов: «Я не могу настаивать на каких бы то ни было условиях». — «Но все же». — «Во-первых, я хотел бы, чтобы о нашем несчастье было немедленно доложено нашему императору. Во-вторых, личные вещи офицеров и команды должны быть оставлены им. И затем, если император позволит нам вернуться в Россию, японская сторона не должна препятствовать». Того ответил, что только японский император может гарантировать последнее. Но он попросит его. Первые два условия гарантированы.
Того требовал, чтобы русские не причиняли вред кораблям. Японский адмирал предложил своим пленным шампанское и поздравил их с окончанием суровой битвы. Небогатов спросил Того, как тот догадался, что русские пойдут через Цусиму? Того: «Я только предполагал это». Он поздравил Небогатова со сверхдальним переходом. Он внимательно наблюдал, как русские выпьют тост за его здоровье. «Они выпили спокойно, и я почувствовал себя уверенным в том, что проблем со сдачей не будет». На русские корабли прибыли японские представители. Русские экипажи были полностью деморализованы. Кто-то рыдал: «Нас лишат принадлежности к благородному сословию». Почти все говорили, что Рожественский такого не допустил бы.
Объективность требует признать, что героического было не меньше, чем трусливого и корыстного. Даже на рассаднике революционных идей «Орле» команда не желала сдаваться, и случаи открытого неповиновения были исключением из правила. Многие русские предпочитали утопить корабли сдаче противнику. Были сделаны попытки потопить корабль, но японцы уже следили за подобным. На пути в Сасебо, куда японцы повели в конечном счете «Орла», его капитан скончался, и был похоронен в море по морскому обычаю.
Наши моряки сделали все, что могли. Они преодолели немыслимые пространства, они перенесли множество ударов судьбы. Они с готовностью положили свои жизни. За Россию, за ее славу, за ее будущее. Нам грешно создавать хор укоров. Едва ли любой другой флот способен был показать такие спартанские качества.
Несколько слов об отряде Энквиста. Адмирал Энквист не был популярен, и Рожественский переводил его во время похода с одного корабля на другой. Накануне битвы Рожественский свел число подчиненных ему кораблей до двух крейсеров — «Олег» и «Аврора». Капитан «флагмана» Энквиста — крейсера «Олег» — капитан Добротворский относился к своему непосредственному начальнику с холодным презрением. Экипаж «Авроры» был молодым и дружелюбным; оркестр корабля был всеобще любимым. Рожественский назвал «Аврору» примером для флота.
Огонь превосходных японских артиллеристов обрушился на два крейсера в четвертом часу дня и нанес тяжелые раны. «Олег» получил двенадцать пробоин, он сделал несколько попыток пробиться к Владивостоку, но убедился, что путь на север перекрыт. Судьба «Авроры» была лишь немногим лучше, на ней погиб капитан Егорьев. Энквист утром следующего дня приказал обоим крейсерам уходить на юг. Но офицеры «Олега» проголосовали за «Север» — или умереть в бою, или пробиться к Владивостоку. Со слезами на глазах адмирал Энквист поблагодарил своих моряков за то, что можно было воспринять и за бунт: «Я понимаю, что вы просто слишком хороши. Как офицер, я полностью разделяю ваши чувства, но как адмирал я не могу с вами согласиться. Мы старались ликвидировать раны всю ночь, но мы не можем идти на север. Флот противника и его торпеды перекрывают нам путь. Мы несколько раз изменили свой курс, прежде чем повернули на юг. Сейчас уже слишком поздно. Пойти сейчас на север означает потопить и «Аврору» и «Жемчуг». Я уже старый адмирал, мне недолго осталось жить, но кроме меня здесь 1200 молодых жизней, которые еще смогут послужить отечеству. Нет, дорогой, обратись к офицерам, скажи, что я всем сердцем разделяю их выбор, но не могу согласиться. Вся ответственность падает на меня».