К безотрадному финалу ННП привела также, бесспорно, личность самого лидера, Александра Кузьмича Иванова-Сухаревского[45], родившегося под знаком льва в год тигра и органически не способного к товарищеским отношениям с другими лидерами и организациями. Его фюрерские амбиции привели его в итоге к разрыву отношений практически со всем русскими организациями и СМИ, в т. ч. к выходу из Оргкомитета НДПР (подробности ниже). Дошло даже до того, что постаревший и немощный вождь ННП был на слете патриотических организаций в 2005 году в Ростове публично и унизительно избит Дмитрием Демушкиным, обвинявшим его в клевете… Сегодня Сухаревский изредка и в одиночку появляется то на мероприятиях «Русского мира», то на Русском марше Андрея Савельева, выступает с малоадекватными репликами в интернете.
Близким аналогом московской ННП в Петербурге стала НРПР Юрия Беляева, преобразованная в 2000 г. в «Партию Свободы» (ликвидирована в 2009). В 1997 Беляев даже возглавлял Центральный совет ННП, но потом из нее вышел и сосредоточился на своей организации, сохранив идейную и типологическую близость с ННП, конкурируя с нею за молодежный контингент.
Характерной чертой этих партий была ориентированность на уличные действия, ставка на физическую силу, на неформальные молодежные группировки, в т. ч. музыкального и/или спортивного толка. Гласно или негласно конечной целью провозглашалась русская национальная революция и захват власти тем или иным вождем (группой вождей). Болезнь «фюреризма-вождизма» проявилась в них максимально.
В 1995 году оставными офицерами армии и спецслужб была создана Русская патриотическая партия, пригласившая на роль вождя — опального бывшего министра печати ельцинского правительства Бориса Миронова. Визитной карточкой которого стал призыв к национальному восстанию с опорой на армию — застрельщика русской революции. Партия, однако, никак не проявилась на поверхности политической жизни и к 2002 г. практически исчезла. Но само ее создание указывает на характерную тенденцию в Русском движении той эпохи[46].
Здесь надо сделать отступление, чтобы понять суть того времени.
Несмотря на то, что буржуазно-демократическая революция конца ХХ века совершалась в России достаточно мирно и почти бескровно, а лидер коммунистов Геннадий Зюганов даже провозгласил тезис об исчерпанности лимита на революции, само по себе время перемен постоянно порождало в обществе революционные ожидания и «баррикадные» настроения. Тем более, что в мизерном, редуцированном виде эти ожидания, все же, сбылись в ходе двух «защит Белого Дома» (1991 и 1993 гг.). Кровь пролилась, жертвы были. Массы, казалось, вновь творили историю на наших глазах.
Инерция вооруженного противостояния долгое время сказывалась в наличии иллюзий относительно возможности «русской революции», «национального восстания» (фанатом этой идеи, как уже говорилось, был Борис Миронов). Ставка на силу сохранялась у многих, что и обеспечивало специфику таких организаций, как РНЕ, ННП, НБП, «Партия Свободы», Союз офицеров и некоторые другие, упиравших на физическую подготовку своих участников и опиравшихся на соответствующий контингент.
Однако история поставила весьма наглядный эксперимент, показавший способным думать людям, чего можно ждать от подобных надежд. В 1997 году в российской политике появилась новая фигура — генерал Лев Рохлин, сильная личность, открыто поставившая цель: либо заставить Ельцина с его бандой изменить политический курс, либо стереть их всех с лица Родины. Рохлин был хороший человек и солдат, но идеалист, совершенно не подготовленный к политической деятельности, к тому же убежденный до мозга костей интернационалист (как и большинство советских офицеров, уж не говоря о том, что по отцу Рохлин еврей). Тем не менее, его Движение в поддержку армии (ДПА) росло, как на дрожжах, и вскоре превратилось в подлинную и грозную силу, как казалось поначалу многим. Силу, несопоставимо более серьезную, чем все русские организации вместе взятые, готовившую реальный переворот по всем правилам военной науки. Однако в июле 1998 года генерал оказался убит в полном соответствии с обещанием Ельцина: «А этих рохлиных мы сметем!». После чего вся «грозная сила», лишившись вожака, постепенно рассосалась, не оправдав своих обещаний. Преемники Рохлина — генерал Альберт Макашов и прокурор-депутат Виктор Илюхин на роль главарей восстания не сгодились.
Несмотря на то, что в советниках у Рохлина какое-то время обретался Петр Хомяков, инициатива ДПА не имела никаких прямых последствий для Русского движения, но поставила под сомнение саму возможность силового изменения ситуации, послужила суровым уроком для всех. Умным людям стало ясно, что Кремль реально контролирует ситуацию, в частности — в армии и спецслужбах, и что ставка на лобовое противостояние, на революцию, силовые действия, — несостоятельна, что надо искать другие пути изменения политического режима.
К сожалению, далеко не все русские лидеры той поры оказались в рядах умных, понимающих ситуацию людей. Инерция «революционного» подхода надолго сковала Русское движение, ограничило его маневр, бездарно угробила немало лучших ресурсов. И не факт, увы, что данный урок оказался усвоен…
Политика Суркова в национальном вопросе
К концу 1990-х Кремль определился в отношении Русского движения. Чему во многом способствовала расправа над Рохлиным и разрушение ДПА как угрозы режиму. Пока Ельцин и его команда чувствовали себя недостаточно уверенно на внутриполитическом поле, русских националистов преследовали не систематически и не слишком жестко (Баркашев сидел за «вооруженный мятеж», но был амнистирован вместе с другими защитниками Белого Дома; Иванов-Сухаревский недолго сидел, будучи под следствием, но реального срока не получил; Лысенко сел за имитацию покушения на себя самого; единственной настоящей жертвой можно считать только Константина Смирнова-Осташвили, убитого в тюрьме). Прокуроры разных уровней, скорее, были снисходительны к националистам и помогали им не попасть в беду из-за неосторожных слов или поступков. Автору этих строк не раз доводилось испытать это на себе.
Словом, долгое время власть не замечала Русское движение и не считалась с ним. Известность приобрела фразочка Суркова, якобы брошенная Бабурину в ответ на жалобы на невнимание со стороны Кремля: «Чтобы мы вас стали замечать, научитесь хотя бы нам мешать».
Между тем, с течением времени выяснилось, во-первых, что русские националисты в целом позиционируются в оппозиционном секторе (хотя и Д.Д. Васильев, и А.П. Баркашев всячески демонстрировали лояльность Ельцину, но это было вполне вопиющим исключением). Во-вторых, что ориентация на силовые действия является живучей и мобилизующей весьма значительную часть Русского движения тенденцией. А в-третьих, что национализм постепенно расстается с положением политического маргинала и прочно прописывается в общественной жизни, его моральная правота привлекает русских людей разных сословий, включая предпринимателей и администраторов разного ранга.
Неудивительно, что куратор всей внутренней политики России, Владислав Сурков, подобно своему соплеменнику Юрию Андропову[47], вскоре начал рассматривать Русское движение в качестве основной угрозы строю и режиму. Чему, надо полагать, немало способствовало национальное происхождение этого «серого кардинала» режима. (Однозначно он сформулирует свой подход на Пятом съезде Единой России, заявив, что у режима-де два главных противника: олигархи и националисты.)
Устранение угрозы военного переворота развязало руки Кремлю. Во внутренней политике возобладала позиция Суркова, решившего вообще изгнать, «зачистить» русских националистов с политического поля России. Без всяких церемоний. Даже тень самоорганизации русских попала под запрет: учрежденную 17 ноября 1999 г. Федеральную русскую национально-культурную автономию России Минюст под разными предлогами отказывался регистрировать, вопреки законодательству, но по прямому указанию Суркова. Да так и протянул дело (несмотря на прямое указание Таганского суда зарегистрировать ФРНКАР) до внесения в 2003 году поправок в закон 1996 года об НКА, по которым русским как национальному большинству свою НКА стало иметь не положено[48].
Тем более оказались жестко пресечены в 1999 г. попытки русских националистов войти в круг легитимных политиков и официально представить свои позиции в представительном органе власти России — Государственной Думе. В Думу не смогли попасть и были отлучены от легальной политики даже относительно лояльные Кремлю симулякры — КРО и РОС. Тем более оказалась обречена на поражение попытка настоящих националистов войти в законодательную власть: имеется в виду участие в избирательной кампании организации «Спас», за официальным фасадом которой скрывались, с одной стороны, РНЕ, а с другой — ряд известных деятелей Русского движения, введенных в Центральный совет «Спаса» и включенных в федеральный список: Михаил Бурлаков, Валентин Лебедев, Борис Миронов, Александр Севастьянов, Виктор Селиванов. Набрав за первые же две недели рейтинг 15 % («говорящими головами» на радио и ТВ выступали Миронов и Севастьянов), «Спас» был экстренно снят с выборов Замоскворецким судом г. Москвы по личному негласному распоряжению Ельцина.
В итоге к началу 2000 года в Русском движении вызрел капитальный кризис.
С одной стороны, обнаружила себя полная невозможность «штурма режима» в лоб, путем организации восстания, революции, переворота и т. д.
С другой стороны, потерпели поражение пресеченные властью попытки легитимации русских националистов путем участия в выборах.
Набравшее ход Русское движение внезапно и резко остановилось в вынужденном бездействии, не зная, что и как делать дальше.
Однако причины, породившие русское движение и давшие ему довольно быстрое и мощное развитие по восходящей никуда не исчезли. Нерешенность проблем русского народа по-прежнему во многом диктовала политическую повестку дня.