по-своему, по-жириновски: вместо общественного Русского комитета, независимого, но работающего с ЛДПР в тандеме к обоюдной политической выгоде, был создан Русский комитет при (!) думской фракции ЛДПР — бессмысленный аппендикс для Русского движения, односторонне выгодный только Жирику. Великолепная идея оказалась полностью скомпрометирована.
Как так могло получиться усскогРу
— до сих пор не понимаю! Жириновскому некуда было деваться, он не смог бы отказаться от громогласно заявленной прорусской инициативы, это было для него чревато скандальным расхождением с Русским движением и потерей значительной части электората. Нашей стороне надо было только проявить стойкость, надавить на него, блефануть, пригрозить скандалом, вместо того, чтобы прогибаться под его давлением, — и ни в коем случае не идти под его партийную эгиду, не становиться пристяжной лошадью в чужой колеснице. Но меня в Москве уже не было, я не мог непосредственно контролировать ход событий, а другой твердой руки в столице, увы, не нашлось. Я был предельно разочарован.
Доверив Русское дело людям, о которых был самого лучшего мнения, я вскоре об этом пожалел, но делать было нечего.
Следующая новость, шокировавшая меня в далеком Крыму до белого каления, — союз, который РОД заключил с РГС с целью создания Национал-демократической партии. Я с самого начала отнесся подозрительно к этим молодым да ранним политическим скороспелкам. А тут еще в добавок ко всему Надежда Шалимова прислала мне на рецензию (как идеологу, стоявшему у истоков современного национал-демократичечского тренда) самоуверенный и глупый текст будущей книжки Александра Храмова «Катехизис национал-демократа», которую РОД собрался публиковать под своей эгидой. Я пришел в ужас: с кем связались мои друзья-соратники! Рецензия, о которой просила Шалимова, вылилась в упоминавшуюся выше разносную статью (ее затем опубликовал «Наш современник»), а наша с нею электронная переписка «вскипела, как волна». Я пытался отговорить коллег от безрассудного, гибельного союза с таким неподходящим, компрометирующим партнером. И писал им 9 июля 2011 года так:
«Дорогие друзья!
Прочитал присланную Надей брошюру Храмова о национал-демократии. А также известие о готовящемся стратегическом союзе РОД и РГС. Огорчили оба сообщения.
Жалко времени и сил, но придется, видимо, подробно и обстоятельно разбирать ту вредную чушь, которую насочинял этот не по летам борзый мальчонка. Хорошо бы только самому вначале до конца разобраться, что он собой представляет: начитанный дурак или наглый подонок? Или просто умный внедренец, пятая колонна в Русском движении? Обещаю вам до конца лета выяснить это для себя окончательно и доложить вам. Надеюсь, РОД не принимает участия в издании, дабы не “зачушиться”, как выражаются на зоне.
… Но хуже всего — федеративное беснование Храмова, иначе не назовешь его настойчивый призыв к усилению децентрализации и развитию федеральных отношений не только с республиками, но и с русскими областями. Здесь он с Юргенсом и Медведевым, патентованными недрузьями русских, просто в одну дуду дудит! По феодальной раздробленности соскучились? Вот бы кому с РГС союз-то заключать, а не вам…
Боюсь, что эти сопливые самонадеянные “национал-демократы” из РГС так обмусолят бренд НД, что порядочным русским людям его и в руки-то противно будет взять, особенно мне как отцу-основателю. Печальная судьба — следить, как недоумки и спекулянты профанируют твою идею и проституируют твое детище, как образованные молоденькие дурачки, не обладая ни жизненным опытом, ни знанием истории, людей и обстоятельств, высасывают из пальца целые доктрины и пропагандируют дикую чушь “с ученым видом знатока”.
Но дело вовсе не только во мне, дело в судьбе Движения. Интересы народа умственными спекуляциями не постигаются и не достигаются.
У меня нет права вам советовать, да и не мое это дело, но думаю, что данный союз принесет вам намного больше вреда, чем пользы (какая может быть польза от пятого колесе в телеге, я, честно говоря, вообще не вижу).
Я понимаю, что нашим славным редакторам “ВН” лестно выступать в роли покровителей юного дарования. И вообще прилив молодой крови согревает стареющие кости (знаю это по себе). Но только они пилят сук, на котором сидят, и это дарование в недалеком будущем их же и закопает, потому что все добрые русские люди начнут смачно харкать на национал-демократию, которая в общественном мнении прочно свяжется с глупыми, дилетантскими и вредоносными храмовскими теорийками.
Со своей же стороны не вижу никакой возможности участия ни в малейшей инициативе, если в ней одновременно станет участвовать РГС. Репутацию выращиваешь годами, а потерять можно в одну минуту. Разумеется, я также не стану отстраненно наблюдать, как эти милые молодые люди вытирают себе жопу нашими знаменами… Читаю все эти новости из крымского далека — и солнце мертвых встает в глазах. Почему вас так вдруг потянуло к какому-то гнилью, к самому нездоровому в Движении, то к Бондарику, то к этим говнюкам? Не постигаю сего притяжения.
Мне кажется, альянс с ЛДПР и так уже на грани фола, а тут еще эти… Есть ощущение дежа вю: июнь 2008 года. Как бы вам не повторить ошибку Белова с аналогичными последствиями.
Впрочем, каждый предается своей судьбе.
Тревожно и грустно».
Как в воду смотрел! Именно так, как я предсказывал, все и закончилось всего через пару лет. Самое грустное во всем происходившем — я понял, что переоценил РОД, что им еще рано в большую политику. Я пережил жестокое разочарование, убедившись, что не на кого оставить Русское движение, заниматься которым с прежней энергией сам я уже не мог.
Ну, подумал я, нет худа без добра: пусть учатся, все впереди…
Круговерть «снежной революции»
Вернувшись в Москву в конце сентября, я поначалу не хотел и приближаться к русской политике, но она постепенно втянула меня в свою колею.
«Осенью будет жарко!», — написал я в записную книжку летом. И таки было жарко в ноябре-декабре. Горнило больших ожиданий и надежд русских националистов, раскалявшееся все последние годы, разогрелось до крайней степени, искусно раздуваемое специалистами своего дела. Среди которых едва ли не на первое место я бы поставил завкафедрой пиара МГИМО профессора Валерия Соловья, прозванного мною «буревестником русской революции». Хотелось бы верить, что он не только обманывал своих многочисленных на тот момент адептов, но и искренне обманывался сам. Поскольку нам он с важным и таинственным видом рассказывал на заседаниях редсовета «Вопросов национализма», что по словам его высоких кремлевских источников, Кремль в растерянности, готов капитулировать и только ищет приемлемые условия сдачи. Окруженный молодежью из Гражданского союза и отчасти ДПНИ, Соловей шел в гущу событий, к примеру, на Триумфальную площадь, где 6 декабря проходил очередной митинг оппозиции…
К сожалению, за ним в революционную стихию (развязанную, как обычно, антирусскими силами) потянулись и другие искренне считающие себя русскими националистами люди. В тот же самый вечер, когда на Триумфальной кипели страсти, в небольшом кафе близ Павелецкого вокзала состоялось заседание двух-трех десятков активистов Русского движения, представленного, в основном, будущими членами Национал-демократической партии. Был там и я.
Обсуждался главный вопрос: можно ли и нужно ли участвовать в «оранжевой революции», вставать ради этого плечом к плечу с либералами. Я выступил довольно резко. Припомнил собравшимся пример Эдуарда Лимонова, которого союз с либеральной сволочью в рамках «Другой России» уже привел, нагло обманутого и кинутого, к позорному политическому финалу. («У меня либералы украли революцию», — заявил Лимонов на этот счет в минувшем июне и добавил прозорливо: «Народ не подставил плечо под эту буржуазную революцию… Они не хотят менять курс страны. Они хотят только, чтобы вместо Путина был Рыжков, Немцов, Пархоменко или кто-то другой».) Я заявил, что дети и внуки не простят нам, если мы сегодня вступим в союз с либеральной мразью, чтобы совершить очередной политический переворот, который неизбежно произойдет в интересах лишь жаждущих реванша либералов, отодвинутых Путиным от российского кормила и корыта.
Но это был голос вопиющего в пустыне, моя аудитория уже была вся настроена на решительные действия; сидя за столиками кафе, они мысленно были с Соловьем на площади, кипевшей «праведным негодованием». Что услышал я в ответ на свои суровые предостережения? Ну, что нам Севастьянова слушать, он ведь уже старенький, заявил еще один буревестничек, Владимир Тор. Мол, «им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни, гром ударов их пугает…». А вся горящая воодушевлением Надежда Шалимова так прямо и врезала мне за тем столиком: «Вы, Александр Никитич, мелко плаваете». Я хотел было возразить, что плаваю-то я, может, и мелко, зато мыслю глубоко, но воздержался. Как говорит мой любимый поэт Александр Сумароков, «опасно наставленье строго, где зверства и безумства много». Мы разошлись мирно, но в тот вечер круто и надолго разошлись также и наши пути в политике. Мы оказались по разные стороны баррикад.
На Русский марш 4 ноября мы, однако вновь явились все вместе. Это было мощное народное проявление, примерно двадцать пять тысяч русских людей — молодых, в основном, — больше чем когда бы то ни было прежде. Заряженность бунтарской энергией чувствовалась сильно, эта энергия казалась разлитой в воздухе.
Надо сказать, что власти сделали все, чтобы предельно накалить обстановку, довести дело до лобового противостояния, вызвать у нас «ярость благородную». Незадолго до Марша были запрещены русские организации ДПНИ и РОНС. 22 октября против Дмитрия Демушкина было возбуждено, как обычно, уголовное дело по 282 статье. Под давлением ФСБ 12 московских типографий отказались печатать для РМ стикеры. И т. д[191]. Все это немедленно становилось всем известно, вызывая негодование.