Русское движение за тридцать лет (1985-2015) — страница 80 из 91

Между тем, в текучке будней того года я разглядел самое страшное — заметный рост космополитизма и даже западничества среди русской молодежи, обусловленный тягой к личной свободе, комфорту и материальному благополучию. В этом видны прискорбные признаки быстрого старения и вырождения нации. Как писал когда-то солдат Лев Гумилев с фронта Великой Отечественной, немцы не могут спать на земле и воюют, попив кофе, а русские и татары — могут и на земле, и без кофе, потому и победили. Шутливо — но верно по сути.

Однако проблема глубже. Позволяя проникать в ряды русской молодежи западным идеалам либеральной демократии, мы у самих себя выбиваем почву из-под ног, поскольку никакой национализм не может существовать вне идеи национального своеобразия. Если мы, русские, в принципе такие же, как другие белые европейские народы — поляки, немцы, французы и т. д. — то всякая идея русского национализма априори теряет смысл.

В этом случае мы должны подписаться под общеевропейской (вариант: белой) идеей и принять, и разделить общеевропейскую судьбу. Однако, ввиду того, что я по нескольку раз в году свидетельствую собственными глазами и умом прогрессирующую катастрофу белой Европы, я всей душой против такого развития событий. Примеру Европы следовать нельзя, это смерти подобно. Мы попросту не выживем, если не утвердим свою «неевропейскость» — по всем основным моральным, политическим, эстетическим параметрам, притом любой ценой. Мне это ясно, как дважды два = четыре. Я предпочитаю трудную жизнь легкой смерти — и не хочу для своего народа европейской судьбы, как не хотят все нормальные люди чумы или сифилиса.

Увы, в Русском движении есть противостоящие мне в данном пункте влиятельные силы абсолютно прозападного толка. В частности, 6 октября состоялся учредительный съезд Национально-Демократической партии. Я по-дружески посетил этих похитителей нашего бренда, сказал приветствие. Но на предложение войти хотя бы в наблюдательный совет ответил уклончиво. Мне с ними не по пути, я понял это с самого начала, ведь в понятие «национал-демократии» мы вкладываем принципиально разное содержание. Но и палки в колеса я ставить новой партии не хотел, лишь изредка мягко их критикуя. (Характерно, что большой умница Егор Холмогоров успел все вовремя понять и выскользнул из этой партии еще до съезда. А тут еще грянул неприличнейший скандал с Владимиром Тором, «защитившим» сплагиаченную под руководством Валерия Соловья диссертацию кандидата исторических наук…)

Так или иначе, но в финале 2012 года у меня возникло общее впечатление чего-то вялотекущего и невнятного во внутренней политике, но в целом — сдвига в нашу пользу. Что вполне соответствовало моим прогнозам, сделанным еще в январе.

Русский марш 4 ноября этого года, был, однако, по инерции протестным; разминовение Русского движения с Кремлем и лично Путиным нарастало, с одной стороны, но это не приносило его массовым участникам удовлетворения, а скорее раздражало, с другой стороны. То есть, позиция лидеров — Белова, Демушкина, Крылова, отца и сына Мироновых, недальновидно примкнувшего к ним из политических амбиций Бабурина — все более переставала быть адекватной, все сильнее напоминала махание кулаками после драки. Поезд истории уже явно пошел в другом направлении, а названные люди остались на старой платформе. Русское движение лишалось перспективы, умные люди это понимали, а чуткие — чуяли, но, увы, к лидерам это не относится…

Этот разрыв между Русским движением в его массе — и вождями особенно бросился в глаза во время Русского марша. Шествие было многочисленным, многокрасочным, разнообразным, духоподъемным и поистине праздничным, но… только до тех пор, пока не начался митинг. Когда с трибуны понеслись вместо поздравительных, вдохновляющих и умных, мобилизующих на реальное дело речей — заполошные выкликания а-ля Болото имени Сахарова, мощная толпа очень быстро стала рассасываться. Попытка превратить единственный русский национальный праздник в заурядное протестное мероприятие провалилась. Конечно, определенный процент радикально настроенных людей в Движении сохраняется, и это придает ему определенную упругость, но надо понимать, что центр тяжести уже сместился в сторону легальной политической борьбы и предъявления внятных, обоснованных, а главное — выполнимых требований.

Одним из грубо отрезвляющих уроков явилось отстранение Бабурина с поста ректора Торгово-экономического университета и слияние оного вуза с либеральным РЭУ им. Г.В. Плеханова. Русское движение потеряло неслабую материальную базу, равной которой у нас никогда не было и нет сегодня. Такова была расплата за сомнительное удовольствие видеть Сергея Николаевича на трибуне митинга Русского марша, с которой неслись вопли типа «Путина на нары!» и призывы к русскому народному восстанию… Что привело Бабурина на эту трибуну? Ничего, кроме неумеренного личного честолюбия и самообольщения. Отвергнув путь Рогозина, с которым он всегда пытался соперничать и к которому ревновал, он не нашел достойной альтернативы и все проиграл, в том числе то, что не имел права проигрывать.

Как я понимаю, попытка наращивать протестное содержание Русского движения, вопреки ясно обозначившейся общественной тенденции, была в первую очередь связана с безысходностью положения лично Белова, Демушкина, Крылова, Савельева, Мироновых (и др.), все попытки которых выйти на легальный уровень Большой Политики раз за разом уничтожались не только Кремлем, но и всеми крупными политическими игроками. Взять хоть Белова: несмотря на громкую демонстрацию лояльности по отношению к Жириновскому, Лебедеву или Рогозину, никто из названных высокоранговых политиков так и не предложил ему ничего приемлемого, все отвергли его протянутую руку, оставили на обочине политики как маргинала. Что же оставалось ему делать, кроме как ставить на революцию?

Его положение — показательно. Будь то Миронов, однажды вознесенный до поста министра, а потом выкинутый на улицу; будь то Савельев, вкусивший депутатства, а теперь ставший жалким отщепенцем; будь то Басманов, вынужденный искать убежище на Украине, будучи объявленным в розыск[215]; будь то Крылов, чьи героические, но бесплодные попытки вструмиться в легальное политическое поле через регистрацию партии каждый раз оканчиваются плачевно, а сам он получил судимость по 282-й статье; будь то вечно подсудный Демушкин, которого раз за разом власть использует исключительно как «страшилку», хоть он и говорит весьма дельные вещи, — все они, по сути, оказались загнаны в угол. Отсюда и радикализм, лишь усиливающийся по мере осознания его бесперспективности. Обида, гнев, отчаяние, жажда мести и реванша — вот какими стали мотивы деятельности этих людей. Только негатив…

Но на чистом негативе что можно сделать?!

В дальнейшем эта контрпродуктивная тенденция к наращиванию и обострению противостояния с властью, лично с Путиным, только росла, а с нею — и разминовение с ходом истории, с настроением русского народа в целом. Дело явно шло к упрямому до тупости, маниакальному противостоянию уже только ради противостояния, революция превратилась в самоцель для некоторых, наиболее отчаявшихся деятелей. Результат налицо.

Одновременно резко сократилась бойцовская активность Русского подполья. Это связано, главным образом, с репрессивной деятельностью спецслужб. Но я думаю, их победа временна, поскольку глубинные причины, породившие Русское подполье, никуда пока не исчезли.

Я считаю глубоко трагическим положение, в котором многие далеко не худшие сыновья и дочери русского народа оказались на обочине истории. Главную вину за это я возлагаю на Суркова и либеральное, в т. ч. еврейское, лобби, перекрывших нам все нормальные пути в политике, но не снимаю вины и с самих участников Русского движения, которым обстоятельства личной политической карьеры застили глаза и мешали найти правильное решение.

Впрочем, до судьбоносных событий, окончательно оторвавших русских протестантов от народа, оставался еще год с небольшим. А покамест на фоне отрицательных изменений в Русском движении я усматривал положительные изменения в жизни России в целом, которые давали мне основания для оптимизма. И писал о них так:

«Страна возвращается к некоторым своим вековым константам. Обозначились перемены во внешней и внутренней политике, соответствующие, на мой взгляд, интересам русского народа и России. А главное — соответствующие русским национальным архетипам, выработанным за тысячи лет. Они требуют нашего соучастия и делают нас, русских националистов, исторически востребованными.

Началась, медленно, но верно и, думаю, необратимо, наша расстыковка с Западом и переориентация на Юг и Восток. Это спасительная тенденция, отвечающая велению времени, залог нашего выживания в мире. Но довести ее до ума, не справившись с пятой колонной Запада в нашей стране, невозможно. Кто, кроме убежденных национал-патриотов, может взять на себя эту миссию во всей ее сложности?

Произошло четкое размежевание в правящей элите, при этом системные либералы потерпели поражение и оказались оттеснены от власти. Они объявили открытую и бескомпромиссную войну Путину. После чего появилась надежда, что либералы, этот наш главный враг, погубивший родную страну и загубивший немалую часть русского народа, будут додавлены, что мы вступим на путь антилиберальных контрреформ. Но для этого Путину придется создать из национал-патриотов противовес отлаженной машине пропаганды и организационным возможностям либералов.

Путин к тому же начал “перебор людишек” — войну с наиболее коррумпированной частью собственной элиты. Это путь, на который с неизбежностью вставал в России всякий автократор: Иван Грозный, Петр Первый, Иосиф Сталин. Да и не только в России: яркий пример — Мао Цзэдун. Это значит, что Путину понадобятся свои хунвэйбины, а где их взять как не среди русской молодежи? Всякий другой вариант (например, опора на кавказскую молодежь) будет чреват взрывами и расколами социальной базы.