Если что меня и удивило, так это решение Улюкаева молчать и не говорить об истинной причине конфликта между ним и Сечиным – он не мог об этом не знать или, как минимум, не догадываться. Надеялся на то, что промолчит и получит снисхождение? Но после вчерашней пресс-конференции президента Путина, где ни один журналист не задал президенту вопроса о судьбе бывшего министра – яркое свидетельство того, что все понимали, чем закончится суд – у него должны были открыться глаза на то, что в действительности случилось.
А случилось очевидное и закономерное – “революция начала пожирать своих детей”, тех, кто верой и правдой служил Путину лично и путинской России. Улюкаев вошел в высшие слои российской бюрократии с приходом Путина в Кремль: с 2000-го – первый замминистра финансов, с 2004-го – первый зампредседателя Банка России, с 2013-го министр экономики. Человек, который встречался с Путиным сотни раз, сопровождал его в поездках и вел беседы с глазу на глаз на самые потаенные и деликатные темы. Но выяснилось, что все это не спасает и не дает индульгенции тому, кто не является для Путина действительно “своим”. А “своим” Улюкаев, очевидно, не был. Родом из Москвы, где прожил всю жизнь. В ФСБ (кажется) не работал. Он принадлежал к тем экспертам, кто поверил в “теорию малых дел” и пошел на госслужбу, отдав свой талант на “службу дьяволу” и каким-то образом договорившись со своей совестью. Да, мы слышали его последнее слово, в котором он покаялся, что не замечал всего этого, что был страшно далек от народа, но было ли это покаяние услышано его товарищами по тому счастью, которого он лишился? Услышали ли это покаяние те, кто вместе с Улюкаевым гордо называл себя “учениками Гайдара”, Владимир Мау и Сергей Синельников. Сделали для себя какие-то выводы Аркадий Дворкович и Игорь Шувалов? Считают ли Алексей Кудрин и Ярослав Кузьминов для себя этически приемлемым продолжать обслуживать Кремль, который сказал, что “суд прав”?
Что еще должно случиться, чтобы они признали очевидное – машина репрессий работает по своим законам, которые одинаковы для сталинского Советского Союза, гитлеровской Германии, мугабевского Зимбабве или путинской России. Многие, кого еще не коснулись путинские репрессии, отмахивались, когда им говорили про “Болотное дело”, про бесконечные административные аресты Алексея Навального и его сторонников, про посадки за ретвиты и репосты. На все это они отвечали “не надо обобщать! Это нельзя называть репрессиями!” Правда, при этом они не могли найти слово в своем лексиконе для описания всего того, что происходит в современной России.
Цель репрессий хорошо понятна – держать население в страхе. В сталинские времена в Советском Союзе существовала высокая степень концентрации рабочей силы в крупных городах и на крупных предприятиях, и при этом у государства еще не было возможностей электронного слежения за гражданами и не было инструментов массированной пропаганды, особенно в сельской местности, где проживала большая часть населения. Для того, чтобы ограничить свободу слова и предотвратить потенциальные выступления против своего режима в стране, Сталин использовал массовые репрессии, которые должны были пугать и предостерегать всех. Списки жертв составлялись по количественному принципу, и в них попадали (зачастую) случайно выбранные представители различных социальных, профессиональных или национальных групп.
Сегодня Кремль видит угрозу массовых политических протестов, исходящую из определенных видов гражданской и политической активности – от тех россиян, кто активно участвует в митингах и демонстрациях, от тех, кто активно распространяет информацию о событиях в стране и за ее пределами, не соответствующую той картине мира, которую рисует государственное телевидение, от тех, кто активно критикует действия властей. Эти люди не работают в одном месте, и поэтому сталинские технологии запугивания в сегодняшней России неприменимы. Да и “мощностей” силовиков вряд ли сегодня хватит даже на десятки тысяч людей, не говоря уже о миллионах. Но Кремлю не нужны десятки тысяч заключенных. Современная технология запугивания строится по-иному. То, что происходит в России, можно назвать легализованными репрессиями: многочисленными размытыми нормами законов Кремль сделал возможным применение мер административного и уголовного наказания любого активного гражданина. При этом под каток репрессий, как правило, попадают малоизвестные люди, но именно в этом механизм запугивания – посеять страх у всех, кто занимается тем, что Кремль считает нежелательным.
Всегда и везде репрессии идут по нарастающей: сначала враги, потом сочувствующие, потом неподдерживающие. Всегда и везде под репрессии рано или поздно попадают те, кто раньше решения о репрессиях принимал, те, кто стоит наверху, те, кто сидел за одним столом. Сталин использовал публичные судебные процессы для физического уничтожения своих реальных и потенциальных политических оппонентов. Так были уничтожены Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Тухачевский и десятки других советских партийных, военных или хозяйственных руководителей.
Путинская система использует более тонкие методы силового давления, заставляя политических оппонентов эмигрировать из страны, опасаясь уголовного преследования и тюремного заключения, и/или лишает их косвенного избирательного права, права быть избранным. Каспаров, Ходорковский, Пономарев, Ашурков, Гуриев и десятки других россиян, занимавших активную политическую позицию, находятся в эмиграции. Удальцов и Лимонов, отбывшие сроки тюремного заключения, и Навальный, дважды приговоренный к условному сроку заключения, на долгие годы законом лишены права избираться.
Весьма символично, что приговор Улюкаеву объявлен через неделю после того, как Владимир Путин заявил, что он не собирается уезжать из Кремля, и через день после того, как на своей пресс-конференции он не ответил на первый же вопрос: зачем вы снова идете на выборы? После случившегося сегодня в Замоскворецком суде вопрос о том, каким будет очередной президентский срок Путина, теряет всяческий смысл – он будет жестоким. Ко всем, кому не повезло стать личным другом российского президента. Ну, или в крайнем случае, подполковником ФСБ.
Всем оставаться на местах!2017
Бессмысленная расправа над Алексеем Улюкаевым, одним из наиболее доверенных президенту Путину министров-экономистов, не может не поражать своей жестокостью. В ходе невиданно короткого судебного разбирательства (всего 50 часов заседаний) обвинение так и не смогло предъявить внятных доказательств вины Улюкаева: единственный свидетель послал судью вместе с общественным мнением по известному адресу; а сопровождавшие операцию по аресту министра сотрудники ФСБ были освобождены от дачи показаний в суде. Не сомневаюсь, будь это дело рассмотрено судом присяжных или независимым судом в любой другой стране, обвиняемого оправдали бы за недоказанностью преступления. А в США, подозреваю, невозможно было бы найти прокурора, готового идти в суд и обвинять подозреваемого с таким набором доказательств.
Но Россия – это не Америка. И здесь, как сказал Владимир Путин, “принятие судьей и судом решения – это венец деятельности всей правоохранительной системы: МВД, либо ФСБ, либо других правоохранительных органов, следственных структур”. Следовательно, сценарий процесса по делу Улюкаева и его исход были тщательно прописаны заранее – это вам не проходное дело! Действующего министра в России по обвинению в уголовном преступлении последний раз арестовывали в 1953-м, и звали его Лаврентий Берия. Следовательно, разговоров о том, что Путин чего-то не знал или что он посчитал это дело не стоящим его внимания, быть не может. Знал. Знал все до мельчайших подробностей. И тщательно редактировал весь сценарий. А возможно, и реплики отдельных персонажей.
Сегодня мы можем только догадываться, что же стало истинной причиной расправы над тем, кто верой и правдой много лет служил Владимиру Путину. И я вижу две возможные версии.
Первая связана с особенностями деятельности Олега Феоктистова, про которого говорят, что у него часто бывали случаи, когда внешне основанием для наказания служили малодостоверные факты, но при этом и он сам, и тот, кого он преследовал, знали настоящую причину. Здесь мы вступаем на зыбкую почву гипотез и предположений. Могли у ФСБ быть претензии к министру экономики? Да сколько угодно! И у ФСБ, и у отдельных сотрудников. Работа любого министра состоит в том, чтобы принимать решения, а принимая любое из них, министр зачастую ущемляет чьи-то интересы. Чьи интересы и когда мог ущемить Алексей Улюкаев, мы пока не слышали, поэтому вероятность такой гипотезы я оцениваю невысоко.
Зато вторая гипотеза мне представляется более вероятной, учитывая общий ход политического процесса в России. Незадолго до ареста Улюкаева по Москве пошли слухи о том, что он хотел уйти в отставку (а после ареста были люди, которые уверенно заявляли, что он чуть ли не заявление об отставке Путину на стол положил). И мне кажется, что это могло стать основанием для принятия к нему самых жестких мер. Министры-экономисты – они не дураки. Они хорошо понимают, в какое дерьмо их окунул президент и что их репутацию будет отмыть нелегко. Они не тимченки с ротенбергами, которым компенсируют репутационные потери щедрыми потоками бюджетных денег. И сидеть с Путиным “в одной лодке” до самого конца им, очевидно, не всем хочется. И, думают некоторые, если пораньше соскочить, а еще после этого что-то рассказать о внутренней кухне Кремля, то глядишь, и можно будет выглядеть почти приличным человеком.
А представляете, что будет, если из правительства уйдут Шувалов, Дворкович, Набиуллина? Кто придет им на смену? Орешкин, излучающий оптимизм по любому поводу? Глазьев, готовый залить экономику деньгами? Или генералов ФСБ везде понаставить? Вот и получается, что самым рациональным решением для Путина стала “показательная порка перебежчика”. Причем порка настолько суровая, чтобы ни у кого другого не возникло желания сбежать с подводной лодки.