Нелька заливалась горячей краской, улыбалась.
На работу ее взяли по знакомству. Кажется (если я правильно поняла), у фирмы были связи с Германией, и кто-то из германцев попросил взять дочку вроде как на практику; она училась в каком-то их университете на слависта. Ей нужна была языковая среда.
Нелька приехала в августе, в пасмурный дождливый день. Кадровичка с ней поговорила и для начала направила в группу А помощницей. Группой А у них называлось корпоративное телевидение. Компания занималась распространением чудодейственных бадов, чем-то вроде этого.
Еще в Германии через интернет Нелька сняла квартиру в большом доме на Долгоруковской улице. На представленной фотографии с видом из окошка Нелька увидела колокольню. Ей объяснили, что там студия мультфильмов, и Нелька надеялась на ней побывать, как только выпадет свободное время.
Квартира оказалась двухкомнатная, запущенная, дверь во вторую комнату была заколочена. Въехала Нелька вечером, уже в темноте, и первым делом принялась наводить порядок. По оставленной хозяйкой инструкции сумела зажечь газовую горелку (с десяток спичек перевела, благо коробков лежало несколько на приступочке в ванной). Наконец из крана пошла горячая вода. Нелька нашла в шкафчике коричневое мыло и что-то вроде мочалки, отмыла как могла ванну, раковину. Протерла пыль, вымыла пол, сама наконец-то ополоснулась под кривошеим душем.
Все-то в этом доме было старое, с глубоких советских времен. Нелька с радостным любопытством разглядывала навесные шкафчики, посуду, стеллажи с книгами, темные обои, настенный календарь с березками за 1976 год, похожий на опрокинутое ведро абажур; фотографировала детали и была довольна началом своей русской жизни. Поела привезенные из Германии орешки, выпила воды из бутылки и отправилась из дома. В принципе (из гугл-карты), она знала, куда надо повернуть от подъезда, чтобы выйти на самую главную московскую улицу.
Она прокатилась на древнем лифте. Чтобы в него попасть, следовало самой повернуть железную ручку и отворить железную решетчатую дверь.
Нелька выбралась из скудно освещенного подъезда, постояла под козырьком на крыльце, послушала, как шумят под дождем деревья, и передумала идти. Как-то ей стало неуютно, не по себе в этой шумящей дождем темноте, как будто никакого города с главной его улицей не существовало вовсе (если я правильно поняла ее немецкий русский). И Нелька, постояв и послушав, притихшая вернулась в дом.
Справилась с раскладным диваном, постелила хранившееся на полке в полированном шифоньере белье, легла. Диван отзывался скрипом не на движение даже, на вздох. Нелька подумала, что поговорит с хозяйкой и с зарплаты купит новый роскошный диван с широкими кожаными подлокотниками. Кожа у воображаемого дивана лоснилась, Нелька думала, вывезти ли его потом к себе в Германию или, так и быть, оставить здесь, новым жильцам на радость. Разбудил ее советский механический будильник, тщательно заведенный.
Нелька долго возилась с горелкой и упустила время. Она допила свою воду (пользоваться замызганным чайником побрезговала) и решила купить с зарплаты настоящую кофемашину из светлого с легким бронзовым отливом металла. Нелька почистила зубы, постояла под кособоким душем, старательно завернула горелку и выбралась из ванны. Посмотрела на круглый сердито стучащий будильник и бросилась одеваться. Уже в лифте, за железной дверью, отстучала эсэмэску: «Простите, опоздаю на 10 минут». «Ждем», — пришел лаконичный ответ. Нелька уже бежала к метро.
Утро было сумрачное, прохладное, Нелька бежала и огибала черные лужи, из ларьков пахло выпечкой. В метро на станции светились витражи, с грохотом подходили к платформам поезда, валила толпа. Нелька втиснулась в вагон и покатила. Ей нравилась тихая, угрюмая толпа, черные тоннели, мраморные станции, все это казалось ей торжественным и чрезвычайно настоящим и как-то отвечало ее фантастическому книжному представлению об этой стране. В каждом бледном молодом человеке она готова была узнать Раскольникова. Один такой стоял с ней рядом, и Нельке хотелось погладить его по костлявой руке.
Нелька опоздала на двадцать минут. Ждали ее спокойно. Сидели в машине, в сером жемчужном «Форде». Нелька особо в машинах не разбиралась, она даже водить не умела, что, наверное, удивительно. Она подбежала и осторожно постучала в стекло. Водитель спал, и молодой человек, он сидел на заднем сиденье, тряхнул его за плечо. Водитель поднял голову, сглотнул, посмотрел в боковое стекло на красную топчущуюся Нельку и отворил ей дверцу.
Нелька пробормотала здравствуйте и извините, забралась в салон и устроилась рядом с водителем. Машина уже трогалась. Возле молодого человека сидела худенькая, почти прозрачная девушка, ее острые коленки торчали из-под коротенькой юбочки. Нелька мгновенно решила, что они живут вместе. И что у них щенок.
— Ты не представилась, — сказал молодой человек. Нелька спохватилась и пробормотала:
— Меня зовут Нелли, вы меня извините.
— Ничего. Ты только имей в виду, Нелли, что каждая минута опоздания будет тебе стоить процент от зарплаты, я все фиксирую. Поняла?
— Да.
— Хорошо. И говори громче. Четко и ясно. У нас в компании так принято. Такой стиль общения. Да, извини, я-то не представился. Сергей.
Он широко улыбнулся и протянул ей руку поверх спинки сиденья. Он походил на комсомольского лидера с советского плаката. Нелька пожала его руку.
— Рукопожатие у тебя слабое, неуверенное, не в стиле. Меняйся. Молчаливую девушку рядом со мной зовут Машей. Мы ей молчание простим, она бережет голос и, когда понадобится, будет в форме. Нашего прекрасного водителя зовут Михаилом. Он молчит, так как не отвлекается от дороги. А ты, кстати, пристегнись, Нелли, помни о безопасности. Не только своей.
Долгое время ехали молча. Нелька пыталась посчитать, сколько у нее вычтут из зарплаты; сбилась и бросила. За окнами был незнакомый город, и Нелька принялась смотреть на дома и прохожих, и все ей казалось каким-то слишком обыденным, не удивительным, не соответствовало ее ожиданиям. Что-то такое она вычитала в русских книгах, что только в книгах, по-видимому, и осталось, а из живой жизни ушло, а может быть, никогда в ней и не было.
Нелька заметила наконец, что машина стоит. И слева машины, и справа, и с боков. Чуть-чуть сдвинутся и вновь встанут. Ловушка.
— Как ты себя чувствуешь, Нелли? — спросил вдруг Сергей.
Нелька зарделась и пробормотала «спасибохорошо».
— Подожди, Нелли, я ничего не понял. В нашей компании люди не мямлят, а говорят четко и ясно. Давай попробуем еще раз. Как ты себя чувствуешь, Нелли?
Нелька опустила голову и постаралась произнести громче «спасибо, хорошо». Она чувствовала, как горят уши.
— Надо еще тренироваться, попробуй еще раз.
Нелька молчала и не могла себя заставить выдавить хотя бы какой-то звук. Между тем Сергей продолжал говорить. Он наслаждался звуком собственного голоса.
— В нашей компании люди всегда чувствуют себя хорошо, при любых обстоятельствах. Что бы ни случилось, они знают, что с ними поступят по справедливости и ничего лишнего не спросят. К примеру, твой случай, Нелли. Отчего мы задерживаемся? Попали бы мы в эту пробку, если бы выехали в условленное время, или успели бы проскочить? Если бы успели — твоя вина. И на сколько бы мы теперь ни опоздали, на час, на два или больше, — все это время будет засчитано тебе. Впрочем, возможно, твоей вины нет. Все будет проанализировано и учтено.
Машина ползла еле-еле. Нелька чувствовала себя виноватой и едва сдерживала слезы.
Водитель перестроился в левый ряд, к самому тротуару. Свернул на узенькую дорогу и по ней въехал во двор. И дальше все ехал дворами и закоулками. Нелька забылась и жадно смотрела в окно. По правде сказать, ничего особенного она не видела. Ну мальчик гуляет с собачонкой, ну стоит мужчина у подъезда и курит. Ну промелькнет за освещенным окном тень. Но смотрела Нелька зачарованно, как в раннем детстве на картинки в волшебном фонаре. Задворками, закоулками, через мост над железнодорожными путями, в нескончаемом сумраке, выбрались наконец на шоссе и покатили почти свободно.
Машина бежала ровно, Нельку клонило в сон, ей представлялось, что катят они по взлетной полосе. И, очнувшись, она так и ждала увидеть за окном, внизу, землю, крохотные домишки, речки, дороги. Но машина катила по-прежнему по шоссе. Поле, лесок, дома. Дождь.
— Хорошо идем, практически нагнали, спасибо, Михаил.
— Рано благодарите, раньше времени, — отвечал водитель.
И в самом деле, уже через несколько минут хорошего хода они застряли в пробке и минут сорок ползли и объезжали столкнувшиеся машины, три легковушки. На асфальте масляно темнели пятна, и Нелька поспешила отвести глаза.
Едва вырвались, худенькая Маша сказала четко, громко, по всем правилам хорошего тона компании:
— Меня тошнит.
Пришлось заворачивать на заправку и ждать, пока Маша сходит в туалет. Выпили кофе. Нелька купила орешки. Все было чисто, аккуратно, кофе — отвратительный. Но, по крайней мере, горячий.
— Ну как? — спросил Сергей. — Не хуже, чем у вас в Германии?
— Да, — тихо отвечала Нелька.
— Что? Не слышу?
— Не хуже, — чуть громче ответила Нелька. И водитель ей подмигнул.
Останавливались еще несколько раз оттого, что Машу тошнило. Сергей волновался и спрашивал Машу, как она собирается работать с таким зеленым лицом.
— Все будет хорошо, — даже в таком состоянии четко отвечала Маша.
— Да что с тобой? — сердился Сергей.
— Укачало.
Водитель молчал, он вел машину ровно, бережно, без рывков. Нелька подумала, что, наверное, Маша беременна, и тут же к Маше расположилась.
Свернули с шоссе на боковую ветку, встали перед воротами в высокой ограде; ворота отворились. По аллее подъехали к большому дому. Маша торопливо накладывала на лицо тон, подкрашивала ресницы.
Они снимали сюжет о владелице дома, успешном (это слово в Машином репортаже повторялось часто) дилере компании. Нелька помогала переставлять вещи, которые должны были попасть или не попасть в кадр, бегала к машине за позабытым Машей сценарием.