В мае 1659 г. армия А.Н. Трубецкого продолжала осаждать Конотоп, шли упорные бои с защитниками города. Нападения казацких и татарских отрядов из Борзны заставили командующего русской армии направить к городу войска во главе с Г.Г. Ромодановским. 14 мая город был взят штурмом, а вражеская группировка рассеяна. Русские ратные люди «обоз казацкой и татарской кош взяли», взятых в плен «казацких и мещанских жон и детей» передали казакам Беспалого[1953]. Внешняя угроза русскому лагерю была устранена, но это не заставило защитников Конотопа капитулировать.
21 мая А.Н. Трубецкому было доставлено письмо сидевшего в Киеве в осаде киевского полковника В. Дворецкого. Написанное полковником письмо содержало важные сообщения и предложения киевского воеводы В.Б. Шереметева главнокомандующему. Некоторые из сообщений были положительными. Хотя продолжалось сближение Запорожского Войска с Речью Посполитой и гетман «ныне на сейм всю старшину послал», нет никаких известий «о новом лятцком войску, чтоб на помочь шло». Однако серьезная опасность угрожала со стороны татар — Выговский «ожидает хана крымского». Поэтому киевский воевода настойчиво советовал, оставив часть войска под Конотопом, занять Нежин и идти к Киеву на соединение с русским гарнизоном, чтобы соединенными силами встретить войска Выговского и его татарских союзников на Днепре и не допустить их перехода через реку. Письмо заканчивалось словами: «тогды и мы вас встретим, и нихто не задержит, понеже все устрашились, утекают»[1954]. Переславший в лагерь А.Н. Трубецкого письмо В. Дворецкого Максим Филимонович присоединил к нему свои сообщения и советы. Он подтверждал сообщения из Киева, что гетману «от ляхов малая помощь», так как войско требует жалованья, и также сообщал, что на сейм в Варшаву отправились не только полковники («шляхетцтва себе просят и маетностей»), но и митрополит и все епископы. М. Филимонович горячо поддержал план действий, исходивший от киевского воеводы. Он утверждал, что русские войска легко овладеют Нежином, так как «чернь зело ропщет и желает чтоб здатися». Он заверял, что в городе находится не названный им по имени полковник, который с приходом русских войск «тотчас имеет чернь в раду призвать и поклонитися его царскому величеству». Казаки Переяславского и Корсунского полков, «что здесь (т. е. в Нежине. — Б.Ф.) есть», «хотят бежать». Вместе с тем в приписке к уже написанному письму протопоп Максим сообщал тревожную новость, что хан вышел из Крыма и «в Кобыляку переправляется». Таким образом, с реализацией предложенного плана действий следовало поторопиться[1955].
Тем временем И. Выговский предпринимал срочные меры для оказания помощи Конотопу. О предпринятых усилиях дают достаточно ясное представление показания захваченных в плен казаков. Нежин должен был стать пунктом сбора войск для военных действий против русской армии под Конотопом. Перед «Троицыным днем» в Нежин прибыл Т. Цюцюра с казаками разных полков, а 23 мая в город пришел один из ближайших сподвижников Выговского И. Скоробогатко с двумя правобережными полками[1956].
Уже это делало задуманный в русском лагере план действий маловыполнимым. 25 мая А.Н. Трубецкой направил к Нежину войска во главе с Г.Г. Ромодановским и отряд казаков во главе с полковником Г. Донцом. Следуя полученным советам, он отправил письмо жителям Нежина, призывая их прекратить кровопролитие и сдать город[1957]. Однако события стали развиваться не так, как предполагали. Под Нежином 27 мая развернулись упорные бои. Хотя во время этих боев «изменников черкас многих побили и в город вбили», но овладеть Нежином не удалось[1958]. Вопреки предшествующим заверениям казаки не бежали, а мещане — «чернь» не предпринимали попыток сдать город. В таких условиях план похода русской армии к Киеву становился нереальным. Нереальными становились и расчеты задержать на Днепре двигавшееся на Украину татарское войско. Правда, была предпринята попытка задержать поход орды. 4 июня 1659 г. И. Беспалый из ставки Трубецкого обратился к «черни братии нашей кошевому войску в Запорогах», чтобы запорожцы «бусурман, как могучи, на переправах громили»[1959], но шаг этот запоздал. Орда уже давно находилась в походе.
В таких условиях возобновились дипломатические контакты между правительствами России и Речи Посполитой. Сейм, на который П. Сапега повез А.И. Нестерова, открылся в Варшаве 22 марта н. ст. 1659 г. Здесь наряду с рассмотрением других вопросов должны были приниматься решения о будущей политике Польско-Литовского государства по отношению к России и Швеции. На сейме сталкивались между собой две группировки в правящих кругах Польского королевства — профранцузская, во главе с самой королевой Людовикой Марией, и проавстрийская, к которой принадлежала значительная часть польского епископата. Разногласия были связаны с тем, что профранцузская партия готова была заключить сепаратный мир со Швецией, пожертвовав интересами союзников, а проавстрийская выступала за продолжение войны в составе антишведской коалиции. В конце концов решение о переговорах со шведами было принято и назначены представители на переговорах (целый ряд из них были сторонниками королевы). Однако это не означало, что сторонники профранцузской партии были готовы заключать мир любой ценой. Инструкции польским представителям на переговорах предусматривали вывод шведских войск из городов Королевской Пруссии и с территории Курляндии[1960]. Так как было ясно, что на такие уступки Карл Густав добровольно не пойдет, необходимо было готовиться к новым военным действиям в Пруссии и Курляндии.
В этих условиях особую остроту приобретал вопрос о выплате жалованья коронному войску, которое отказывалось нести службу, так как «bez wojska dobrego pokoju nie będzie» (без войска доброго мира не будет). Переговоры с войском начались во Львове, куда назначенные сеймом депутаты во главе с гетманом Потоцким прибыли в июле 1659 г. Благодаря займам под залог коронных имений и принудительному побору с населения Львова удалось добиться того, что в сентябре войско, чьи претензии были частично удовлетворены, согласилось идти на войну[1961].
Вопрос о выплате жалованья войску приобрел значение также потому, что на одном из последних заседаний сейма 12 мая н. ст. был ратифицирован сеймом Гадячский договор[1962] и Войско Запорожское стало окончательно частью Речи Посполитой, на которую ложилось обязательство по его защите. Гетман Выговский не только просил помощи у короля и сенаторов, но и отправил своих послов к войску, убеждая его вернуться на службу[1963].
В конце марта 1659 г. было принято решение и о возобновлении мирных переговоров с Россией, а затем назначены и представители, которые должны были вести переговоры. Австрийские послы, сообщая в Вену об этом решении, отметили, что оно было принято по настоянию сенаторов и послов Великого княжества Литовского[1964]. Литовские магнаты и шляхта, вероятно, надеялись, что теперь, утратив власть над Украиной, царь проявит большую готовность к уступкам и они все же смогут мирным путем получить назад свои владения без войны, которая могла бы привести к их окончательному разорению. Мог иметь значение и другой мотив. В условиях, когда главные силы коронной армии должны были продолжать войну в Пруссии, мирные переговоры могли быть определенной гарантией того, что Великое княжество в это время не подвергнется нападению с русской стороны.
Еще до окончания сейма 30 апреля н. ст. в Москву был отправлен королевский гонец Ян Лосовский[1965]. В грамоте снова содержались резкие обвинения по адресу русской стороны, которая привела к срыву мирных переговоров осенью 1658 г., но вместе с тем король сообщал, что Речь Посполитая желает мира и для ведения переговоров назначены комиссары «с полною мочью». Русское предложение вести переговоры в Москве Ян Казимир решительно отклонил и предложил провести встречу представителей сторон в Минске. Он готов был отправить комиссаров в Минск уже в начале июля. Ян Казимир предлагал также на время переговоров прекратить военные действия[1966]. Ян Лосовский был принят царем и вручил ему королевскую грамоту 15 июня[1967].
Отношение русского правительства к этому предложению определилось, как представляется, теми сведениями об итогах работы сейма, которыми располагали в Москве летом 1659 г. Для русского правительства первостепенную важность представляло не столько согласие правительства Речи Посполитой на переговоры, сколько то, какие условия мира могут предложить на переговорах польско-литовские комиссары. Очень важные сведения на этот счет содержало «польское писмо», которое прислал 17 июня виленский воевода Мих. Шаховской. В нем говорилось, что комиссары предложат те же условия, которые предлагали «на первой комиссии», т. е. осенью 1656 г. под Вильно, «с тою толко прибавкою, чтобы Смоленеск был приворочен по прежнему»[1968]. Таким образом, если ранее польско-литовская сторона соглашалась уступить России земли, захваченные Речью Посполитой в годы Смуты, то теперь она отказывалась от этой уступки.
Достоверность этих сообщений авторитетно подтвердил находившийся в русском плену гетман В. Госевский. Речь Посполитая, по его словам, хочет, «чтоб рубежу быть попрежнему по Поляновку, потому что ныне курфистр бранденбурской и черкасы при них… а с шведом договариваютца, и время стало не прежнее»