Ордин-Нащокин приступил к выполнению указаний, полученных от царя. О принятых им мерах важные сведения сохранились в переводе письма генерала Дугласа к воеводе[2026]. 5 августа А.Л. Ордин-Нащокин сообщал Дугласу, что русские войска готовятся к войне с Речью Посполитой. В ответ шведский военачальник передал важные сведения о конфедерации польского войска, которое отказывается нести службу. Дуглас предлагал использовать благоприятный момент для совместных действий против общего противника. Для достижения договоренности на этот счет в Ригу должен был приехать сын воеводы — Воин.
28 августа А.Л. Ордину-Нащокину были направлены из Москвы новые инструкции[2027]. Он был поставлен в известность о миссии И.А. Желябужского и о прекращении в связи с этим активных военных действий на территории Великого княжества Литовского. А.Л. Ордину-Нащокину было снова поручено вести переговоры о союзе со Швецией, но с рядом существенных оговорок. Так, следовало избегать обязательства не заключать сепаратного мира: «чтоб нам, великому государю, с польским королем в миру быти вольну». Следовало уклоняться и от предложений о соединении войск для совместных действий: «А будет свейские послы учнут говорить о случении войск на польского короля упорно, и тебе у них то отговаривать всякими мерами». Давая согласие на уступку Жемайтии шведам, царь одновременно желал, чтобы соответствующая договоренность не оформлялась письменно, «чтоб от полского короля в миру тем повреждения не учинить». Такие особенности документа показывают, что в Москве надеялись на успех миссии И.А. Желябужского и опасались поставить его под сомнение какими-либо своими шагами. Переговоры о союзе должны были вестись, но достижение цели становилось проблематичным.
А.Л. Ордин-Нащокин получил эти инструкции 8 сентября, незадолго до встречи со шведскими представителями на Западной Двине[2028]. 13 сентября глава шведской делегации Б. Горн выразил желание встретиться с русским представителем еще до начала переговоров и заверял, что это свидание «к общему делу велми прибыльно будет»[2029], но А.Л. Ордин-Нащокин уклонился от свидания[2030], очевидно потому, что не мог предложить шведскому дипломату ничего привлекательного.
Полученные инструкции А.Л. Ордин-Нащокин подверг резкой критике в «тетрадке», посланной в Приказ Тайных дел для передачи царю[2031]. Во-первых, он считал иллюзорными расчеты на заключение приемлемого мира с Речью Посполитой. Это государство вовсе не стремится к миру, о чем говорят решения сейма: «государство свое им ратми боронить, а миру не именовано». Правда, и король, и гетманы заявляют о желании заключить мир и «перемирья емлют», но полученную передышку они используют для организации враждебных действий против Русского государства: Ян Казимир «наводил сторонние крови от черкас и от крымского на Великую Россию». Мир с Речью Посполитой не может быть прочным и потому, что она опирается на поддержку «окольных! государств» (членов антишведской коалиции?), и «народ полской неудержателны, надеяся на соединение, Великой России многие посторонние задоры учнут чинить». Лишь союз между Россией и Швецией мог бы принудить Речь Посполитую к выгодному для союзников миру: «к двемя государством военными страхами и третье приневолить». Так «Великая Россия» сохранит свою власть над «Литвою и над Малою Русью».
Что касается Швеции, то ход событий показывает, что она не в состоянии овладеть всем Польско-Литовским государством, и шведские правящие круги будут ценить, что с помощью «Великой России» они смогут присоединить «ис Польши и из Литвы смежные места». Подчеркивая, что только союз со Швецией может быть гарантией прочного мира с Речью Посполитой, он писал: «А толко не поставить такова крепкова сторожа над Полшею и над Литвою, что на них швед, и в миру Полше и Литве задержанным не быть и от таких кровопролитных помощников своих, как черкасы и татары, николи не отстанут». Союз со Швецией, по мнению А.Л. Ордина-Нащокина, был бы выгоднее для России даже в том случае, если «часть поляков и Литвы» в ответ на заключение русско-шведского союза «к турку будут ближе и от крымского не отстанут». От этого будет хуже только Речи Посполитой, которую до конца разорят ее мусульманские союзники.
Одновременно А.Л. Ордин-Нащокин доказывал, что союз со Швецией не может быть заключен на тех условиях, которые предлагают в Москве. Особенно резкие возражения с его стороны вызвало предложение не оформлять письменно предложение о передаче шведам Жемайтии. Такой способ действий, — утверждал он, — приведет лишь к тому, что шведы не только не пойдут на уступки в Ливонии, но и «учнут промысл чинить к миру с полским королем», а это имело бы для Русского государства самые неблагоприятные последствия.
Наиболее полно свои планы, связанные с заключением русско-шведского союза, А.Л. Ордин-Нащокин изложил в недатированной записке, сохранившейся среди документов 1660 г.[2032]. Записка начиналась указанием на то, что шведы неоднократно предлагали русской стороне «соединение учинить против общего неприятеля». Далее дипломат излагал возможные условия того союзного договора, который следовало предложить шведским политикам. По этому договору должны быть признаны права России на Великое княжество Литовское «для того, что Русь и Княжество Литовское смежно к Великой России». Со своей стороны русское правительство должно признать за Швецией право на обладание Гданьском и такими городами, как Торунь, Эльблонг, Мальборк. «А поляки, — писал он, — будут от того соединения страшны и утеснены и Княжство Литовское от Великой России будет неотлучно». Более того, он полагал, что в этом случае «ближние места к руским городам и к Вильне от дальних мест, которые к Польше, отложатца». В этой связи дипломат указывал, что «есть много добрых людей в народе литовском, и тех бы милостиво обнадежить, чтоб добрые от злых отлучены были». Союз со Швецией мог бы иметь и еще одно важное последствие. В случае его заключения «и черкасы от русских городов отступят».
При осуществлении намеченного территориального передела непосредственными соседями России и Швеции должны были стать Восточная Пруссия и Курляндия. В связи с этим А.Л. Ордин-Нащокин обращал внимание царя на то. что в союзном договоре должен быть затронут вопрос о статусе этих территорий. Что касается Восточной Пруссии, дипломат указывал лишь на необходимость какого-то решения этого вопроса, так как «Прусская… земля смежна с Княжством Литовским и со Гданским и с полскими городами, которые ныне за шведом», но герцог курляндский должен быть освобожден из шведского плена, и Курляндия не должна находиться в зависимости ни от Речи Посполитой, ни от Швеции.
Первым шагом к заключению такого соглашения он считал посылку войск из Пскова в Ливонию. Тогда «шведы учнут надеятца о соединении на польских людей».
Свои мысли о необходимости союза со шведами А.Л. Ордин-Нащокин излагал и своему непосредственному начальнику — Ф.М. Ртищеву. «А всякими мерами, — писал он, — на тот злой народ полскои надобен швед в соединении»[2033]. Таким образом, А.Л. Ордин-Нащокин предложил царю и его советникам целый план преодоления возникших трудностей благодаря заключению союза со Швецией. Как представляется, в расчетах дипломата присутствовал еще один аспект, о котором он избегал говорить. Заключение союза, открывавшее для Швеции перспективы сохранения (и приобретения) стратегически важных территорий на южном побережье Балтийского моря, могло способствовать тому, что занятые русскими войсками земли в Ливонии останутся в составе Русского государства.
Полагая, что в Стокгольме придают значение заключению союза с Россией, А.Л. Ордин-Нащокин ошибался. Послы, отправленные на переговоры в 1659 г., везли с собой прежние условия мира, предусматривавшие возвращение всех утраченных во время войны земель и территориальные уступки за счет как собственно русских земель, так и занятых русскими войсками земель Великого княжества Литовского. Кроме того, Карл Густав требовал возмещения убытков[2034]. Такие требования, конечно, не предъявляют будущему союзнику. Возможно, позиция Стокгольма могла бы измениться, если бы русское правительство одобрило предложения А.Л. Ордина-Нащокина и передало их шведской стороне.
Реакция в Москве на эти предложения должна была зависеть от того, как в ближайшие месяцы будет меняться международное положение Русского государства. Предпринимавшиеся русским правительством после Конотопа дипломатические шаги вовсе не означали, что русское правительство готово отказаться от продолжения борьбы за Украину. Характерно, что несмотря на всю заинтересованность русской стороны в заключении перемирия, И.А. Желябужскому предписывалось не заключать такого соглашения, если потребуют, «чтоб царское величество бояром своим и воеводам и ратным людем из Малые Росии велел уступить и Киев очистить»[2035]. В начале августа царь приказал И.И. Лобанову-Ростовскому, стоявшему с полками под Старым Быховом, любым способом доставить царские грамоты в Киев к В.Б. Шереметеву[2036]. В них речь шла, конечно, не о капитуляции гарнизона. Какую политику предполагалось вести по отношению к Запорожскому Войску, какие планы политических и военных акций обсуждались в московских политических кругах, позволяет судить сохранившаяся (к сожалению, без начала) обширная записка, автором которой был, по-видимому, А.Л. Ордин-Нащокин. Поражение под Конотопом оценивалось как серьезная неудача, но не как катастрофа. Автор записки отмечал, что, несмотря на все усилия, противники «обозу не разорвали», а при отступлении русские войска «многих татар побили»