[2135]. Материал был специально подобран по двум основным темам. Во-первых, Ордин-Нащокин снова доказывал, что и король, и правящие круги Речи Посполитой не стремятся к миру и если и заключат перемирие, то только для того, чтобы добиться передышки «в нынешнее их беспомощное время». «А такой народ злой, — писал он, — к миру не придет, ино им попустить, то у них будут силы болыпи». Поскольку, как следовало из этих слов, на скорый и прочный мир с Речью Посполитой нет оснований рассчитывать, то читателю тем самым подсказывался вывод, что в войне с этим государством следует искать союзников. Кто мог быть таким союзником, выясняется из последующего текста, где говорится, что если русские войска развернут военные действия по всей западной границе Речи Посполитой, то Карл Густав «рати свои в Прусы пошлет и миру с польским королем… не учинит».
Другая поднятая в отписке тема касалась положения, сложившегося в районах пограничных с ливонским воеводством А.Л. Ордина-Нащокина. Как он сообщал царю, командовавшие литовским войском в Ливонии X. Полубенский и М. Пац, с войском которых у воеводы было заключено перемирие, обратились к нему с просьбой указать им границы русских владений в Ливонии, чтобы они знали, где именно им продолжать военные действия против шведов. На это А.Л. Ордин-Нащокин ответил, что, если литовское войско вступит в Ливонию, то «и ратные люди ево царского величества и свейского короля оборонять Инфлянт учнут». После этого, как сообщал он далее, когда стало известно о его ответе, в литовском войске в Курляндии начались волнения. К королю и сенату были отправлены депутаты с требованием или скорее заключить мир с Россией, «или бы Княжество Литовское свободно учинили от Коруны Польские». Таким образом, получалось, что один намек на возможность соединения русских и шведских войск мог привести противника в отчаяние. Так читателю подсказывалась мысль, что именно союз со Швецией может поставить Речь Посполитую в критическое положение и заставить ее согласиться на русские условия мира.
В заключительной части отписки воевода попытался перевести вопрос о русско-шведском военном сотрудничестве в практическую плоскость. Р. Дуглас, — сообщал он, — «беспристани присылает, штобы ему помочь была блиско литовских людей», а он, не имея подкреплений, не может оказать Дугласу эту помощь. Получалось, что русско-шведское военное сотрудничество уже существует и надо только его развивать, выслав наместнику ливонских городов необходимые подкрепления.
Уже форма, которую избрал А.Л. Ордин-Нащокин для изложения своих взглядов, показывает, что он отдавал себе отчет в их несоответствии избранному в Москве внешнеполитическому курсу. Сведения, поступившие в Посольский приказ из разных источников в декабре 1659 г., еще до того, как Ордин-Нащокин отправил в Москву свою отписку, способствовали тому, что его обращение и на этот раз не привело к желательному для дипломата результату. Именно в декабре царю доставили переводы с двух немецких «печатных тетрадей»[2136], содержавших важные сведения о ходе войны Швеции с ее противниками. В одной из них говорилось об успехах польских войск в Пруссии, освободивших от власти шведов целый ряд городов. Особенно важно было, что жители Гданьска взяли штурмом крепость в устье Вислы и шведы больше не могли блокировать морской путь из Польши на Запад. В другой говорилось о крупном поражении шведской армии в Дании в битве под Нюборгом 24 ноября 1659 г. Важным дополнением к этим сведениям служили «вести», присланные новгородскими воеводами, что «в Свейской земли изо всяких чинов выбирают лутчих людей на думу, посылать х королю в полки, чтоб ему помиритца и з датцким и з галанским и з цысарем и польскими людми вечным миром»[2137].
Военные неудачи на разных фронтах и вызванный этим внутриполитический кризис — так обрисовывалось перед царем и его советниками положение Швеции на рубеже 1659/60 г. Очевидно, что союз с государством, находящимся в таком состоянии, ничего не мог дать русской стороне, и именно поэтому предложения А.Л. Ордина-Нащокина не вызвали позитивной реакции в Москве. Когда в начале 1660 г. Р. Дуглас предпринял попытку освободить блокированный литовскими войсками Бовск в Курляндии и пригласил воеводу Царевичева Дмитриева принять участие в походе, тот ответил отказом[2138]. Так был положен конец поискам военно-политического союза со Швецией. Поступавшие в Москву сообщения ясно говорили о том, что несущая поражения на разных фронтах Швеция будет искать мира с противниками (в их числе и с Польско-Литовским государством). Желая добиться выгодного мира, русское правительство должно было развернуть военные действия против Речи Посполитой, чтобы нанести ей поражение до того, как та заключит мир со Швецией.
Глава 9.Тяжелый 1660 год
Восстание на Украине, которое привело к низложению Выговского и переходу Запорожского Войска на русскую сторону, снова привело к перемене всей международной ситуации. Вынашивавшиеся в Варшаве планы наступления на Россию, в которой главной силой должно было стать казачество, оказались нереальными, а Русское государство усилилось благодаря присоединению Запорожского Войска. Напротив, отказ заключить перемирие поставил теперь Речь Посполитую в опасное положение. В Варшаве это поняли, узнав о переменах на Украине. 1 октября н. ст. Ян Казимир спешно отправил гонца Яна Корсака, предлагая провести встречу представителей сторон 16 ноября под Минском и заключить соглашение о «задержании войск»[2139], однако эта инициатива запоздала. Еще до того, как Корсак мог доехать до Москвы, здесь было принято решение воспользоваться благоприятно сложившейся ситуацией и возобновить военные действия.
Грамотой от 16 октября 1659 г. Алексей Михайлович одобрил предложения кн. И.А. Хованского идти из Полоцка в Вильно для военных действий против армии гетмана Павла Сапеги[2140]. Ближайшей целью похода должно было стать укрепление русской власти в западных поветах Великого княжества. Положение, сложившееся в этом районе, вызывало тревогу, требовало вмешательства. Виленский воевода Д.Е. Мышецкий сообщал в Москву, что недалеко от Вильно стоят полковники Ермолович и Улан, к которым присоединилась «поветная и присяжная виленская многая шляхта». В поветы П. Сапега рассылает «универсалы» о созыве посполитого рушения[2141]. Сходным образом характеризовал положение И.А. Хованский. Он сообщал, что отряды солдат армии Сапеги стоят не только под Вильно, но и под Ковно и «многие шляхта побежали за Немон», чтобы присоединиться к армии гетмана[2142]. Когда Д. Мышецкий потребовал от местной шляхты доставить в Вильно продовольствие, П. Сапега через своего посланца Яна Быковского заявил, что будет защищать «волную шляхту» от «всяких тяжаров (всяких тягот)»[2143].
Поскольку в Москве было принято решение о войне, угрозы Павла Сапеги не имели для русской стороны значения. Реакцией на полученные сведения стали указания царя Хованскому о подавлении сопротивления местной шляхты. Царь предписывал конфисковывать «маетности» изменников, а их крестьяне не должны были давать им какие-либо доходы и слушать их «урядников»[2144]. Это не означало, однако, что в Москве рассматривали всю шляхту Великого княжества Литовского как враждебную России силу. Напротив, этой шляхте отводилось важное место в русских военных планах. 20 октября в воеводства и поветы Великого княжества Литовского, находившиеся под русской властью, были направлены грамоты, сообщавшие о решении царя начать войну. В грамотах говорилось, что царь, желая мира, направил к королю своего посланника И. Желябужского, но король и сенаторы его отпустили «без дела» и «в задержании войск от войны… отказали», надеясь на помощь со стороны Выговского, «но злые их замысли разорились». Теперь царю, «видя с его королевские стороны многую проволоку и непостоянство и миром погордение, болши того терпети не мошно». Далее подчеркивалось, что, если в дальнейшем король «к мирному постановлению склонности не учинит», то царь выступит в поход «нашего царского величества особою со многими ратми». Возможно, в действительности Алексей Михайлович и не собирался лично участвовать в войне, но такое заявление подчеркивало важность принятого решения. Шляхте, принесшей присягу царю, предписывалось идти на службу, «где вам боярин наш и воевода князь Иван Ондреевич Хованской с товарыщи велят быть на нашей, великого государя, службе». Одновременно в грамоте указывалось, что у «изменников» будут отобраны их «маетности»[2145]. 26 октября к Хованскому была отправлена еще одна грамота царя. Он предписывал пропускать в Москву послов и гонцов Речи Посполитой, но отклонять возможные просьбы о «задержании войск»[2146].
Все это означало, что русское правительство взяло решительный курс на возобновление войны. Прямых свидетельств о мотивах такого решения в нашем распоряжении нет, они могут быть лишь реконструированы на основе ряда косвенных свидетельств. Так, серьезное влияние на такое решение могли оказать разговоры с находившимся в русском плену гетманом В. Госевским. Во время этих разговоров В. Госевский неоднократно говорил, что на будущих мирных переговорах не следует ждать от польско-литовской стороны уступок. Правда, ранее комиссары Речи Посполитой соглашались уступить ряд городов, но теперь «и тех городов не уступят, потому что им стало свободнее и неприятельского наступления нет», «время стало не прежнее»