Характер указаний царя ясно показывает, что к весне 1660 г. внешнеполитический курс русского правительства полностью определился. Как правильно отметила Е.И. Кобзарева[2219], в Москве рассчитывали, что к лету 1660 г. будет заключен мир со Швецией с тем, чтобы все силы можно было направить на ведение войны с Речью Посполитой.
24 марта Ю. Никифоров передал указания царя А.Л. Ордину-Нащокину[2220]. Дипломат не мог прямо возражать против так определенно и в категорической форме выраженных указаний царя. В своем ответе[2221] он заверил, что переговоры со шведами скоро начнутся, «и, не соверша миру, они не разъедутца». И все же, несогласный с принятым решением, он попытался привести доводы, которые заставили бы монарха усомниться в его правильности. Так, он предостерегал, что уступки «городов» шведам могут привести к росту их претензий по отношению к России — тогда они «сверх того учнут просить за разоренье земли денег».
Другой довод, к которому прибег Ордин-Нащокин, был связан с тем преимуществом, тем козырем, которым он обладал в отношениях с царем и его советниками. Он имел широкий круг заграничных корреспондентов (в числе которых были влиятельные и осведомленные люди), благодаря чему в его распоряжении часто оказывалась информация, которой не было у Посольского приказа. Зная об этих связях, царь неоднократно пытался использовать их в своих интересах[2222]. А.Л. Ордин-Нащокин пользовался этим для передачи царю «вестей», которые показывали бы правильность его точки зрения. Так, он сообщил Алексею Михайловичу о «вестовом листе» из Гданьска («и тому, де, листу верить мочно, потому что он к нему шол через крепкие руки»), где говорилось, что «поляки тружаются около Ливонские земли, а шведы ту землю хотят им отдать». В такой ситуации крепости, уступленные шведам, могут оказаться в руках поляков и «поляки ту землю засядут людьми и псковским, де, местам будет от них большое утесненье». Таким образом, — доказывал он, — уступки шведам могут затруднить в будущем ведение войны с Речью Посполитой.
Вместе с тем в том же письме Ордин-Нащокин высказывал и свое мнение, что следует «в свейскую сторону поступитца, что небольшое из чести». К этому времени уже полным ходом шли русско-шведские мирные переговоры, и знакомство с ними должно было показать русскому представителю, что, занимая такую позицию, он не сможет добиться быстрого заключения «вечного мира». На первом этапе переговоров снова на первое место выдвинулся вопрос о землях, занятых русскими войсками в Ливонии. А.Л. Ордин-Нащокин убеждал шведских представителей в том, что русские крепости на Западной Двине будут надежным заслоном от нападений польско-литовских войск на шведские владения в Ливонии («царского величества люди в здешних краех всегда будут»), за уступку «городов» царь выплатит деньги, между государствами установится мир и дружба, «и в торгу прибыль большая», «а в то число Господь Бог нагородит королевскому величеству с ыных неприятельских краев». Одновременно он предостерегал шведских дипломатов от заключения мира с Польско-Литовским государством: поляки постоянно нарушают мирные соглашения, кроме того, в их стране много «своевольных людей», которые не будут с ними считаться[2223]. Однако эти доводы не произвели впечатления на шведских комиссаров, настаивавших на возвращении утраченных земель («то наша последняя речь, чтоб наша земля опять нам в руку взять») и заявлявших, что иначе «вечный мир» между Россией и Швецией заключен не будет[2224]. В переговорах назревал кризис, который мог разрешиться отставкой А.Л. Ордина-Нащокина, фактически отказавшегося следовать указаниям царя, но 2 апреля пришли официальные известия о смерти Карла Густава и переговоры были прерваны в связи с необходимостью для шведских представителей получить официальные полномочия от нового правителя государства[2225].
Наступившей паузой Ордин-Нащокин воспользовался, чтобы снова попытаться убедить царя в своей правоте. Одновременно он делился своими впечатлениями от хода переговоров и прогнозами на будущее[2226]. Сообщая царю об «упорстве» шведов, не желающих идти на уступки, он объяснял это «упорство» тем, что шведы знают о настроениях в Москве, о готовности советников царя отказаться от ненужных ливонских крепостей («А ныне, де, послы за неволю упорны, что от руских людей наслушено: та Ливонская земля к Великои России не надобна»). В своем ответе А.Л. Ордин-Нащокин упорно доказывал обратное. В 1660 г. уже не могло быть речи о новой войне со Швецией для приобретения «корабельных пристанищ» на Балтийском море. Речь могла идти лишь о сохранении за Россией тех ливонских земель, которые были заняты русскими войсками в 1656–1657 гг. А.Л. Ордин-Нащокин писал, что эти земли представляют собой значительную ценность. В Ливонской земле, — писал он, — «хлебные скудости из веку не бывало» и она может стать житницей России. Уже сейчас она снабжает хлебом и Псков, и Полоцк. Нужно лишь еще больше расширить площадь обрабатываемых земель («на гороцких полях и мызах учинить пашни»). Желая доказать свою правоту, А.Л. Ордин-Нащокин прибег к еще одному своеобразному аргументу. Если бы земли в Ливонии не были присоединены, «то уездные бы люди русские от збору солдат и недороду хлебного выбежали в Ливонскую землю», а теперь их задерживают и «с жестоким наказанием» возвращают на прежние месте[2227]. Этот текст показывает, что существование в Ливонии развитого фольварочного хозяйства, производившего большое количество хлеба, часть которого вывозилась на европейский рынок, не прошло мимо его внимания и русский дипломат и воевода размышлял над тем, как использовать это хозяйство в интересах своей страны.
Что касается прогнозов на будущее, то Ордин-Нащокин ориентировал царя на то, что мирные переговоры будут идти медленно. Шведским послам придется ехать в Москву «от нового короля с обвещеньем» о его вступлении на трон, А.Л. Ордин-Нащокин готов после этого ехать в Швецию для переговоров о «вечном мире»[2228]. Но, когда для этого придет время, «за море будет ехать на весну, а ныне не поспеть, корабельный ход минется». Царь может отправить послов и ранее, но тогда «им, де, за море ехать будет опасно». Шторм может занести корабли к Гданьску, где послы попадут в плен к полякам. Таким образом, по его мнению, мирные переговоры могли начаться не ранее весны 1661 г.
События в дальнейшем развивались не так, как думал Ордин-Нащокин, и ему не пришлось ехать в Швецию, но в одном он оказался прав: в русско-шведских переговорах наступила продолжительная пауза. Прервавшиеся в апреле 1660 г. русско-шведские мирные переговоры возобновились лишь зимой 1660/61 г. Если царь и его советники торопились с заключением мирного договора, то члены регентства при малолетнем Карле XI избрали другую линию поведения. Твердая позиция
А.Л. Ордина-Нащокина на переговорах, по-видимому, убедила их в том, что в данный момент от России не удастся добиться уступок. Поэтому решение вопроса было отложено до того времени, когда будет заключен мир с Польско-Литовским государством и станет ясным положение на русско-польском фронте.
Одновременно с этими дипломатическими контактами предпринимались первые шаги для организации русско-польских мирных переговоров, договоренность о проведении которых была достигнута осенью 1659 г. Согласно этой договоренности встреча представителей сторон должны была состояться «под Борисовом в феврале месяце»[2229]. Сохранившиеся подготовленные материалы к переговорам[2230] показывают, что перед их началом заново обсуждался весь комплекс вопросов, бывших предметом обсуждения на переговорах 1656 и 1658 гг.: о «обраний» царя на польский трон, об условиях «вечного мира», об Украине, об унии, о положении православных в Речи Посполитой и др. Специально для доклада царю были выписаны высказывания В. Госевского, что в новых условиях «городов в царского величества сторону не уступят». Обсуждение этих вопросов было, очевидно, долгим и трудным, так как «великие» послы во главе с Н.И. Одоевским отправились в дорогу еще в марте, но лишь 26 апреля стольник Ф.И. Колтовский привез им «великого государя наказ из Посольского приказа»[2231]. Документ не сохранился, но о его содержании в известной мере можно судить, так как ряд его положений приводится в одной из отписок «великих» послов[2232].
Программа-максимум на переговорах состояла в требованиях уступить царю все Великое княжество Литовское «с людми и со всяким строеньем» и возместить царю его «подъемы» и «убытки». В дальнейшем при заключении «вечного мира» можно было пойти на уступки с тем, чтобы земли Великого княжества Литовского к западу от Березины были бы «за убытки» под властью царя в течение 18 лет. «А Малой и Белой России и запорожским черкасом со всеми городами и землями» находиться «вечно» в составе Русского государства.
Эти условия не заключали в себе ничего нового, повторяя предложения, уже выдвигавшиеся во время переговоров под Вильно в 1656 г. И «великие» послы, и дьяки Посольского приказа понимали, что они годятся для обсуждения лишь на начальном этапе переговоров. В дальнейшем, в соответствии с обычной практикой, следовало руководствоваться «тайным наказом», где излагались те реальные условия мирного соглашения, которых следовало добиваться. Однако такого документа в распоряжении послов не было еще и в начале июня