[2233]. В Москве, очевидно, колебались, не зная, какое принять решение, или выжидали прояснения ситуации.
Однако некоторые пункты будущего соглашения были определены очень четко, как даже не подлежащие обсуждению. Это показывает предыстория не состоявшихся мирных переговоров, связанная с вопросом об участии в них представителей Запорожского Войска. Этот эпизод в истории русско-польско-украинских контактов совсем недавно был рассмотрен в книге Т.Г. Яковлевой[2234]. Исследовательница использовала переписку двух делегаций, отложившуюся в польских архивах. Привлечение материалов, отложившихся в архиве Посольского приказа, позволяет дополнить и уточнить наблюдения исследовательницы.
Вопрос об участии казацких послов в переговорах был поднят еще до того, как посольство Войска Запорожского во главе с нежинским полковником В.Н. Золотаренко прибыло к русским «великим» послам в Борисов. Обычной практикой при подготовке посольских съездов была предварительная выработка договоренности о месте, процедуре, условиях переговоров и гарантиях безопасности для участников. Договоренность эта оформлялась составлением особого документа, скреплявшегося представителями обеих сторон. Именно при выработке такой договоренности русская сторона выставила условие, чтобы в числе полноправных («с вольным гласом») участников переговоров с русской стороны в документе-«присяге» были названы послы Запорожского Войска[2235].
Уже в марте, отвечая на письмо русских послов, комиссары, находившиеся в Минске, ответили отказом, ссылаясь на то, что казаки принесли присягу королю[2236]. Вопрос обсуждался на встречах «великих» послов с посланцами комиссаров сначала 2 апреля, а затем 11 апреля[2237]. Королевские дворяне, приехавшие для согласования текста «присяги», заявили, что они крайне удивлены таким предложением, а если даже «черкасские» послы появятся на переговорах, то «комиссары с великими послы съезжатца и сидеть при черкаских послех не будут». В соответствии с этим они заявили, что готовы принести присягу, если «ту черкаскую статью из записи отставят». С русской стороны, в свою очередь, последовало заявление, что без казацких послов «великие» послы вести переговоры не будут. Начавшийся спор так и не поддавался решению, а из-за этого не могли начаться и настоящие переговоры.
Как отметила Т.Г. Яковлева, обе стороны ссылались на то, что казаки — их подданные. Комиссары говорили о присяге, принесенной королю гетманами И. Выговским, а затем (при вступлении в должность) Ю. Хмельницким, «великие» послы указывали на присяги Богдана Хмельницкого, а затем его сына — в Переяславе[2238]. Когда 22 апреля комиссаров в Минске посетил гонец Я. Путилов, то они просили передать «великим» послам, что «съезжатца и сидеть с черкасами послы нельзя, потому что они — их холопи»[2239]. Спор возобновился 30 апреля с приездом новых посланцев от комиссаров.
Т.Г. Яковлева выражала недоумение позицией, занятой на переговорах русской стороной. Ведь по решениям, принятым в октябре 1659 г., автономия гетманства была серьезно ограничена, в частности, гетману было запрещено принимать иноземных послов, а теперь русские политики настаивали на их участии в международных переговорах, наравне с представителями России и Польско-Литовского государства. Исследовательница готова была видеть в этом уступку украинским требованиям[2240]. Эту сторону дела, как представляется, позволяет прояснить заявление, сделанное комиссарами 1 мая на встрече с русским переводчиком (и затем неоднократно повторявшееся): если принять предложенный русской стороной текст присяги, «через то, де, Украина (сверху приписано: Малая Росия. — Б.Ф.) и Волынь и Подолье с черкасами уже будет отдана без комиссии в царского величества сторону»[2241]. Конечно, именно этого русская сторона и добивалась. Еще до начала каких-либо серьезных переговоров должно было стать совершенно ясно, что вопрос о власти над Войском Запорожским не должен быть предметом обсуждения. Очевидно, это должно было стать одним из главных условий будущего мирного договора.
Еще до начала этого этапа переговоров, 26 апреля, в Борисов прибыло казацкое посольство во главе с нежинским полковником В.Н. Золотаренко[2242]. То, что именно этому полковнику была доверена столь важная миссия, как представляется, было связано с тем, что в Москве его считали одним из главных организаторов восстания против Выговского. Из Борисова он вел переписку с полковниками — наказным нежинским Иваном Абрамовым и черниговским Аникеем Силичем.
Казацкие представители присутствовали на встрече с посланцами комиссаров 30 апреля, но те, следуя избранной линии, «с черкаскими послы не витались»[2243]. Выступление посланцев и на этот раз не имело успеха, им заявили снова, что «великие послы без черкасских послов съезжатца не учнут, из записи крестоцеловальной того не отставят»[2244]. С этого момента в спор вступили и казацкие послы, обратившиеся к комиссарам с особым посланием. На завязавшуюся переписку между казацкими послами и комиссарами справедливо обратила особое внимание Т.Г. Яковлева[2245]. Послы заявляли, что, «отступив» от Речи Посполитой «для тяжких и нестерпимых обид», которые в течение нескольких столетий наносились православной вере, казацким вольностям и всему «малороссийскому народу», под власть «владетеля Русского», казаки «от того ж монарха правоверного государя отрыватися не мыслят». Соглашения, на которые ссылаются комиссары, были подготовлены «без ведома всего войска», «на общей раде» не обсуждались и не были скреплены присягой войска. Когда об этом стало известно, лица, заключившие эти соглашения, были отстранены от власти и Запорожское Войско принесло новую присягу царю. Эти ссылки на прошлое, расходившиеся с реальными фактами, могли оспариваться и были оспорены. Принципиальное значение имело утверждение послов, что «ныне никакого иного полку и ни полковника, а ни товарища (т. е. рядового казака. — Б.Ф.) на Украине нет, которые бы Польши подлежание имел». Запорожское Войско стоит на русской стороне и на русской стороне должно участвовать в переговорах.
Особое внимание послы уделили тому, что комиссары отказывают им в полноправном участии в переговорах — «вольном гласе». В этой связи послы указывали, что польская шляхта хвалится тем, что «через кровавые свои заслуги» добилась от польских королей права «вольного гласа», но ведь и казаки добыли у царя право «вольного гласа» за свои старания «в рыцерском деле» и кровь, пролитую на службе этому монарху. Все это имело, конечно, лишь косвенное отношение к теме переговоров. Говоря о «вольном гласе», послы явно смешивали разные понятия. В словах этих, однако, получило очередное яркое отражение сформировавшееся в казацкой среде представление, что казаки — такое же военное сословие, «рыцерские люди», как и шляхта, и должны пользоваться такими же правами. Послание заканчивалось словами: «склонитесь, ваша милость, милостивые паны, к покою, а нас без дела не задерживайте»[2246].
В своем ответе[2247] польско-литовские комиссары, как и следовало ожидать, оспорили доводы казацких послов, ссылаясь на «покои под Гадячем учиненыи», присягу послов Войска Запорожского на сейме, присягу, которую принес королю, став гетманом, Ю. Хмельницкий. Не ограничиваясь этим, они утверждали, что Войско Запорожское всегда было только частью Речи Посполитой и «в летописцех» не говорится, что когда-либо дело обстояло иначе. «Отступить Войска Запорожского, — заявляли комиссары, — как властность Посполитую с обидою и без воли ее не можем». Одновременно они обращали внимание послов на то, что не устраивавшие казаков соглашения могут быть пересмотрены. Речь Посполитая «даже не станет заборонять» казакам после заключения мира идти на службу к царю.
Обращение к аргументам «от истории» вызвало новое письмо казацких послов, представляющее несомненный интерес для изучения историко-политической мысли украинского общества в середине XVII в.[2248]. Письмо начиналось с заявления, что «все Войско Запорожское и весь малороссийский народ» приняли решение «навеки» подчиниться власти царя, «как единоверного монарха». Они поступили так, как «православные восточные церкви сыны, запасные души не носим». Царь вступил в войну «для поругания веры православные и церквей божиих, для обид, Войску Запорожскому учиненых, за Малую и за Белую Русь и за Войско Запорожское по их челобитью вступился». Царь подтвердил Запорожскому Войску «стародавные водности и звычаи» и эти статьи не нуждаются в добавлениях или исправлениях, «от несколько особ в таи умышленных».
Но дело не только в том, что русский царь защитил православную веру и Запорожское Войско. Ведь «и преж сего Малая и Белая Русь при Великои России под самодержцы русскими пребывали». Отвечая на довод комиссаров, что в «летописцах» эти земли всегда упоминаются как часть Речи Посполитой, казацкие послы писали; «кто пред несколько сот лет Росиею владел, ежели не он, самодержец Росиискии Владимер блаженыи, который всю Великую, Малую, Белую, Черную, Красную Русь к вере христьянскои привел и над ними владел». Лишь когда «русские край» были разделены между его сыновьями, воевавшими друг с другом, они оказались под властью «розных государей». Из этого следовал вывод, что Запорожское Войско «приобщает» к царю не только «едина вера и един крест», но и «самое поколенья Российского прироженья».