[2309]. Несколько дней спустя даже Нежинский полк получил приказ перейти на другой берег Днепра[2310]. В конце апреля под Уманью появились первые татарские «загоны». Захваченные пленные сообщили, что высланный на помощь полякам нурадин (третье лицо в ханстве) стоит с 10-тысячным войском у Белгорода Днестровского и выясняет, где ему с польскими войсками «соитиитца»[2311]. В середине мая татарские «загоны» появились под Чигирином и «многих людей побрали». От пленных языков были получены сведения, что орда выступила из Крыма, а на Дунае стоят идущие ей на помощь османские войска. К этому времени мобилизация казацкого войска закончилась, полки во главе с гетманом собрались в Белой Церкви[2312]. 31 мая гетман с беспокойством писал послам, что на границе собираются польские войска, которые, «сослався с ордами, усматривают места и времени в которые бы на Украинцу (!) ударить». Поэтому гетман направил несколько полков к Острогу, чтобы неприятелю «дорогу заступить»[2313]. Казацкие полки заняли Корец и подступили к Острогу. Пленные, взятые казаками Миргородского полка, сообщили, что к Выговскому прибыли послы от хана с сообщением, что он выступает в поход[2314]. На Волыни фактически началась война, вырисовывалась перспектива конфликта Запорожского Войска с соединенными силами Речи Посполитой и орды. В июне татарские «загоны» появились у многих городов Правобережной Украины.
Сами по себе действия, разворачивавшиеся на западной границе России, были уже тревожным сигналом, но правительство Алексея Михайловича располагало и сообщениями о военно-политических планах правящих кругов Речи Посполитой, которые стояли за этими действиями. Сведения об этих планах поступали в Москву с конца апреля, прежде всего от кн. И.А. Хованского. 30 апреля в Москву пришла его отписка с записью рассказов его осведомителя — ксендза Кшиштофа Казимира Хмелецкого. Он сообщал, что освободившаяся после прекращения военных действий армия во главе с Е. Любомирским будет направлена на Украину, а войска Чарнецкого и Полубенского предпримут поход в Великое княжество Литовское, «не займуя Могилева и Полоцка», чтобы отрезать находящиеся там русские войска от армии Хованского[2315].
28 апреля И.А. Хованский получил одновременно два важных сообщения. Посланец Б. Радзивилла М. Поремский сообщил, что в Речи Посполитой уже принято решение о войне с Россией. «Никоторые, де им, государства, — говорил посланец, — так не грубны, что государство Московское…. хотят промысл чинить, а перемирья не додержать». Переговоры продолжают только для того, чтобы выиграть время для сбора войска, так как объявлен сбор дворянского ополчения — «посполитого рушения»[2316]. В тот же день другой осведомитель И.А. Хованского — ксендз Августин Завлоцкий также сообщил, что переговоры будут вестись, пока не закончится сбор войска для похода на Россию[2317].
Как оценивал положение сам И.А. Хованский, можно заключить по его отписке «великим» послам, доставленной им 27 апреля гонцом Я. Путиловым. Он сообщал послам, что армия Любомирского направляется на Украину, а на границе с Великим княжеством Литовским готовятся к походу войска Чарнецкого, Полубенского и Павла Сапеги, к ним должно присоединиться «прусское войско» во главе с Б. Радзивиллом и литовское войско во главе с М. Пацем из Курляндии. «Комиссаром корунным» король велел затягивать переговоры, пока все эти войска не соединятся. «И хотят, — писал Хованский, — итить большим собраньем против нас». Он предостерегал послов, что они могут подвергнуться внезапному нападению вражеских войск[2318]. Остается загадкой, почему, оценивая так положение, этот военачальник продолжал вплоть до июня месяца стоять под Ляховичами, не предпринимая каких-либо попыток помешать концентрации вражеских войск.
Такими сведениями о планах правящих кругов Речи Посполитой, как И.А. Хованский, «великие» послы не располагали, но то, что они знали, не расходилось с его оценками. В то самое время, когда Хованский направлял им упомянутую выше отписку, «великие» послы сообщали Хованскому, что представители комиссаров заявляют, что король будет «отыскивать» города, занятые воеводой во время зимнего похода, и пошлет «на выручку» к Ляховичам[2319].
В дальнейшем сообщения, подобные сообщениям Хованского, стали посылать в Москву и «великие» послы. 14 мая казацкие послы передали Н.И. Одоевскому перехваченный «лист», отправленный 26 апреля н. ст. из Слуцка в Бобруйск. В письме говорилось, что после заключения мира Ян Казимир взял к себе на службу 8 тыс. «свеиского войска огнистого». Все коронные войска идут на Украину, где соединятся с Ордой, а войска П. Сапеги и С. Чарнецкого пойдут «на выручку к Ляховичам». Автор письма Ян Казимир Селицкий выражал надежду, что «наши скоро Николу Можайского на столице поселят»[2320].
В мае «великие» послы получили ряд аналогичных сообщений с теми существенными уточнениями, что Ян Казимир уже зимой заключил союз с ханом, его передовые отряды уже прибыли на Украину, а «самово хана ожидают же»[2321]. 30–31 мая Хованский сообщал послам, что ожидает нападения литовских войск, «как придут из Варшавы гетман (имеется в виду П. Сапега. — Б.Ф.) и Чарнецкои». «А чаять, господа, — писал он, — и у вас посольскому съезду одва состатца»[2322].
Какие же меры были предприняты в этой чреватой опасными последствиями ситуации для усиления армии Хованского? После получения известия о взятии Бреста к Хованскому были отправлены элитные части — три приказа московских стрельцов. В конце марта — апреле был сформирован полк из гарнизонов Смоленска, Витебска, Могилева и Старого Быхова во главе с воеводой С. Змеевым[2323]. Как видим, подкрепления набирались из состава войск, уже находившихся на территории Великого княжества Литовского. Отписки послов показывают, как двигались эти войска к театру военных действий. 29 апреля полк
С. Змеева выступил из Могилева[2324], 13 мая он перешел Березину[2325], 19 мая находился в районе Минска[2326] и лишь к 27 мая он пришел в военный лагерь у Ляховичей[2327]. Таким образом, путь полка С. Змеева от Могилева до Ляховичей занял около месяца. Гонец Василий Нечаев 6 мая сообщал «великим» послам, что к Хованскому прибыл 5-тысячный отряд «черкас», которым тот велел «стать своим обозом от Ляхович за сорок верст»[2328]. Это были казаки Нежинского полка[2329]. Все эти подкрепления были посланы, конечно, еще до получения 30 апреля первых тревожных сообщений от И.А. Хованского.
Реакцией на них стал первый важный шаг. 6 мая к В.Б. Шереметеву в Киев был направлен М. Головин с «наказом», в котором говорилось, что он должен направить на север полк Д. Краферта — в Смоленск, а полки Е. Франзбекова, А. Гамильтона, К. Яндера в судах по Днепру в Могилев (или Быхов). Эти три полка должны были стать под начальство кн. С.А. Хованского и присоединиться к армии его брата[2330]. 23 мая С.А. Хованский получил наказ и списки ратных людей своего полка[2331]. Отвечая на предписания царя, в начале июня В.Б. Шереметев просил оставить в его распоряжении полк Д. Краферта, а другие полки он выражал готовность отпустить к И.А. Хованскому «с киевской пристани»[2332]. Сложность, однако, состояла в том, что суда, на которых следовало отправить эти полки, должны были прибыть из Смоленска с подкреплениями для армии В.Б. Шереметева. К тому времени, когда разразилась битва при Полонке, они, как увидим далее, еще не отбыли из Смоленска.
Было также принято решение направить на помощь И.А. Хованскому Черниговский и Нежинский полки[2333], но и эти полки не подошли к Хованскому в нужное время. 2 июля 1660 г. черниговский полковник Аникей Силич, дошедший до Бобруйска, тщетно пытался узнать у «великих» послов, где находится армия Хованского[2334].
Таким образом, определенные меры (хотя ряд из них и запоздал) были приняты, но они явно не отвечали серьезности положения. Речь шла, главным образом, о перетасовке тех сил, которые уже находились в приграничной полосе, а не о пополнении их новыми крупными контингентами. Не было предпринято никаких чрезвычайных мер для мобилизации всех людских и материальных резервов. Такое спокойное отношение царя и его советников к происходящему лишь отчасти можно объяснить некоторыми особенностями поступавшей к ним информации. Так, наряду с сообщениями о выдвигавшихся в Речи Посполитой военных планах, в Москву поступали и сообщения о противодействии этим планам со стороны литовских политиков (в иной связи эти сообщения уже затрагивались выше). Так, ксендз Кшиштоф Казимир Хмелецкий, сообщая Хованскому о планах войны с Россией и связывая их с инициативой коронных политиков, одновременно заверял, что литовские сенаторы, если по вине коронных политиков переговоры будут прерваны, якобы «станут милосердия просить у великого государя о себе, чтоб под его высокою самодержавною рукою в вечном подданстве быть со всем Великим княжеством Литовским»