[2335]. В мае в Москву стали поступать «вести» о «конфедерации» в литовском войске, которое отказывается идти на службу, не получая жалованья. Задержанный 11 мая гонец, ездивший к Полубенскому из Слуцка, сообщал, что военные, если не получат жалованья, «с корунными гетманы, с Чернецким хотят битца, а з бою хотят со всем литовским войском быть в подданстве у великого государя». Король посылает против них крымских татар, чтобы «желнырей всех выстинать (порубить)»[2336]. В этих сообщениях имевшие место разногласия выступали в преувеличенном, гипертрофированном виде. Ни литовские сенаторы не собирались переходить под власть царя, ни литовское войско переходить на русскую службу. Слухи, что конфедераты хотят служить царю, намеренно распространялись их политическими противниками.
В июне стало ясно, что все эти конфликты в прошлом и не помешают Речи Посполитой вести войну[2337]. Однако это не заставило русское правительство принять какие-то экстренные меры для усиления армии. Царь и его советники считали, что сил, имеющихся в распоряжении Хованского, вполне достаточно, чтобы нанести поражение противостоящей ему вражеской армии. Лучше, чем что-либо другое, об этом свидетельствует важный шаг, предпринятый в Москве в конце июня 1660 г. 22 июня 1660 г. стольник Василий Кикин был отправлен к Хованскому с важными указаниями царя. На значение этого документа для понимания военно-политических планов русского правительства справедливо указал О.А. Курбатов[2338].
Предписания включали целый ряд конкретных указаний. Воевода должен был прервать безуспешную осаду Ляховичей, «чтоб неприятеля не дождатца, что и под Конотопом все извязли под городом». Обеспокоенный бездеятельностью командующего Алексей Михайлович предписывал своему посланцу «говорить о промысле над поляки и литвою, чтоб им не дал собратца»[2339]. В инструкциях царя излагался также план военной кампании, в которой армия Хованского должна была сыграть главную роль. После прихода к нему Нежинского и Черниговского полков он в июле должен был «итить в войну на их польские обозы и, смотря по тамошнему делу, и до Аршавы». Из похода войско должно было вернуться к 8 сентября. Воеводе предписывалось «под крепкими городами не стоять», какое-либо занятие новых территорий не предусматривалось, а захваченное население следовало «гнать… в Московское государство со всеми их животы, и скотом, и хлебом»[2340]. Такое планомерное опустошение вражеской страны, очевидно, должно было заставить ее согласиться на условия мира, продиктованные в Москве. Продолжению мирных переговоров уже не придавали никакого значения. Документ с изложением условий мира был послан с В. Кикиным не «великим» послам, а Хованскому.
В случае, если бы поход увенчался полным успехом, следовало заключить «вечный» мир, по которому к Русскому государству были бы присоединены Смоленщина, Белая Россия по «Березу реку», Малая Россия и Великое княжество Литовское. Речь Посполитая должна была, очевидно, выплатить также компенсацию за «подъем» и «убытки», так как в наказе предписывалось обратиться к рассмотрению этой темы лишь после решения всех других вопросов. «По самой по конечной мере», если дела пошли бы не так хорошо, как хотелось, Хованский мог бы подписать соглашение, по которому Великое княжество Литовское перешло бы под власть царя лишь на время — 40, 30 или 25 лет[2341].
Разбор этих документов показывает, как царь и его советники оценивали сложившееся положение. Хотя они знали, что Польско-Литовское государство готовится к войне и литовское войско усилено пришедшим из Польши корпусом С. Чарнецкого, здесь полагали, что положение не требует каких-либо чрезвычайных мер и сил, находящихся в распоряжении Хованского, вполне достаточно, чтобы нанести поражение противнику и продиктовать ему условия мира. Сходным образом оценивал положение и А.Л. Ордин-Нащокин. Сообщая царю о выступлении С. Змеева в поход на помощь Хованскому, он писал: «И в Литве, государь, большие страхи, негде детца». «Не дать бы, государь, — обращался он к царю, — Литве ослабы ни мало, а без Вилна николи в справу Литва не придет, всегда будут Великои Росии покорны». Он даже не исключал, что послы Речи Посполитой и без войны согласятся на мир, по которому Великое княжество Литовское останется под властью царя. «А те оба ближние и явные недруги, поляки и шведы, — писал он царю, — в великом ныне бессилье и в упатке», поэтому следует «мир с ними чинить промыслом, зачем бы им вперед в силу приити не мочно»[2342].
Как показывает ход последующих событий, и царь и его советники в Москве, и А.Л. Ордин-Нащокин в Царевичеве Дмитриеве явно переоценивали возможности армии Хованского и явно недооценивали возможности противника.
План действий, намеченный в решениях «военной рады» в Варшаве, к середине июня 1660 г. начал выполняться. Войска П. Сапеги и С. Чарнецкого, вступив на контролируемую русскими войсками территорию, 13–14 июня соединились в районе Слонима. Город был занят, находившиеся в нем русские отряды разбиты. 17 июня И.А. Хованский, оставив в лагере под Ляховичами часть пехоты, обоз и артиллерию, двинулся навстречу противнику. К его армии успел присоединиться подошедший из-под Несвижа полк С. Змеева[2343]. Выступая в поход, он нашел нужным уведомить о происходящем «великих» послов. «Князь Никита Иванович, — писал он Н.И. Одоевскому, — бога ради берегитесь, идут на вас люди из Жмоиди, а на нас уже пришли Чернецкой с товарыщи, а посольству у вас никак не сстатца, обманывают. Не покручиньтеся, что коротко написал, и многое было писать, да неколи, пошол против неприятеля. Ивашко Хованский челом бьет. Бога ради, берегитесь»[2344].
Как показал исследователь военной деятельности И.А. Хованского О.А. Курбатов, этот способный военачальник неоднократно добивался успеха, благодаря быстрым переходам и внезапному нападению на противника[2345], но в новой военной кампании он столкнулся в лице С. Чарнецкого с мастером, не уступавшим ему в ведении такого рода войны. По подсчетам О.А. Курбатова, русская армия по численности конницы уступала польско-литовской[2346] и этот недостаток не уравновешивался с русской стороны силой артиллерийского огня. В сражении, развернувшемся 18 июня на реке Полонке, армия Хованского была разбита[2347]. Остатки разбитой армии во главе с самим И.А. Хованским отступили к Полоцку, часть войск (в их числе солдаты полка С. Змеева) — к Борисову[2348]. О размерах понесенной неудачи послы узнали 21 июня от посланцев И.А. Хованского. Воевода сообщал, что уничтожена вся пехота, погибли многие «сотенные люди» — командиры дворянских сотен, попал в плен один из воевод, кн. С. Щербатый. Письмо Хованского заканчивалось словами: «и надежды б от польских и литовских людей в обороне на меня не имели, потому что люди разбиты»[2349].
Еще до получения этой отписки «великие» послы покинули Борисов, так как «город худ и тесен и к осадному времени не крепок»[2350]. Послы направились в Смоленск. По дороге в Копыси их покинули 23 июня казацкие послы. В.Н. Золотаренко торопился в Нежин, опасаясь нападения польско-литовских войск на его полк[2351]. Мирные переговоры были прерваны. Послы прибыли в Смоленск 27 июня[2352]. В тот же день в Смоленск приехал с «тайным наказом» Василий Кикин, который на месте убедился, что «те дела ныне минулися и ехать ему не для чево»[2353].
После выигранного сражения польско-литовская армия двинулась к Ляховичам. Город был освобожден от осады, военный лагерь вместе с артиллерией, продовольствием и денежной казной попал в руки победителей[2354]. Польско-литовская армия двинулась к Минску, где находились королевские комиссары. Московский воевода П. Воейков покинул город и он был занят без сопротивления 3 июля н. ст.[2355]. Здесь было принято решение идти к Березине. В середине июля н. ст. войска С. Чарнецкого и X. Полубенского осадили Борисов[2356]. Осада продолжалась около трех недель. Стоявшие в районе Борисова войска высылали через Березину военные отряды, доходившие до Западной Двины. В Витебском, Могилевском и Оршанском уездах появились «залоги» из войска П. Сапеги для сбора продовольствия[2357]. Войска П. Сапеги заняли Оршу, Шклов, Копысь, тем самым для русских войск оказался закрыт путь в «черкасские города»[2358], что, как увидим далее, создало серьезные трудности для проведения военной кампании на Украине.
Таким образом, на территории Великого княжества Литовского русская армия понесла серьезное поражение и его последствия оказались значительными. Русское правительство утратило власть над Литвой и Западной Белоруссией, Польско-Литовские войска появились и на землях Восточной Белоруссии. Правда, в таких крепостях как Брест, Вильно, Гродно, Ковно оставались русские гарнизоны, но они оказались теперь в глубоком тылу польско-литовской армии и русские военачальники не могли оказать им реальной помощи. Великое княжество Литовское, вернув себе значительную часть утраченных в 1654–1655 гг. территорий, переставало быть тем бессильным политическим партнером России, каким оно было в предшествующие годы.