Два обстоятельства определили неудачу задуманной в Москве военной кампании на Украине. Серьезная задержка с началом военных действий способствовала тому, что к армии С. Потоцкого смогла беспрепятственно присоединиться передвинувшаяся на украинские земли армия Е. Любомирского. Тем самым не получившей достаточных подкреплений армии В.Б. Шереметева противостояло войско гораздо более значительное, чем предполагали в Москве.
Во-вторых, еще до того, как Шереметев выступил в поход, коронное войско сумело соединиться со своими татарскими союзниками, в то время как войска В.Б. Шереметева и Юрия Хмельницкого двигались в разных направлениях[2424]. К тому же они выступили в поход в разное время. Как сообщали киевские воеводы царю, «с гетманом не сождався, пошол боярин Василеи Борисовичь для того, что писал гетман к боярину к Василью Борисовичю: идти, де, ему в поход недосуг, управливаетца з домашними неприятели». «А полковники, — сообщали далее воеводы, — не поспешили. А писано к ним ко всем двожды»[2425]. Такая пассивность казацких полков в самом начале кампании была тревожным симптомом.
Соединение с татарским войском дало возможность польским военачальникам (фактически Е. Любомирскому, который оттеснил на задний план престарелого гетмана С. Потоцкого) обратиться к тем методам ведения войны, к которым с успехом прибегал в предшествующие годы Богдан Хмельницкий, использовавший татарскую конницу, чтобы блокировать вражеское войско, лишив его связи и снабжения.
Как сообщал В.Б. Шереметев царю[2426], он пошел в поход «под Межибож». Выбор такого направления похода был связан с тем, что именно там начались бои со вступившей на территорию гетманства польской армией. Здесь войска А. Потоцкого и татары атаковали отряды наказных полковников миргородского и белоцерковского. Нападение было отбито, но от пленных полковники узнали, что «в скором времени» оно будет повторено с большими силами. Полковники просили В.Б. Шереметева о помощи[2427]. В.Б. Шереметев двинулся на помощь, но уже 4 сентября под Любаром на Волыни его войско столкнулось с коронной армией и татарами. В происходивших столкновениях скоро выяснился перевес вражеских сил и армия Шереметева и казацкие полки Т. Цюцюры были вынуждены перейти к обороне. 6 сентября, по словам Шереметева, враги «приступали к обозу» «жестокими приступы»[2428]. В укрепленном лагере В.Б. Шереметев рассчитывал дождаться подхода казацких полков во главе с Ю. Хмельницким. Однако татарская конница блокировала лагерь, начался падеж коней и голод, и В.Б. Шереметев 16 сентября принял решение пробиваться навстречу Хмельницкому. Русскому войску и казакам Т. Цюцюры удалось прорвать окружение и, перейдя Тетерев, они стали укрепленным лагерем у Чуднова[2429]. Тем временем к месту военных действий постепенно приближались полки Хмельницкого. 26 сентября уже и в польском лагере, и в лагере Шереметева знали, что казацкие полки стоят лагерем у Слободища в трех милях от Чуднова[2430].
В этой напряженной ситуации в польском лагере по инициативе Е. Любомирского было принято решение оставить часть войска для блокады лагеря Шереметева, а другую направить против Хмельницкого. К Слободищам во главе с Е. Любомирским двинулись лучшие части коронного войска и половина Орды[2431]. 27 сентября под Слободищами разразилось сражение. Как описывает участник событий офицер в армии Е. Любомирского П. Гордон, бой был упорным, в войске было «множество раненых и убитых», при первом штурме казацкого табора полякам удалось ворваться в него, но их выбили, а последующие штурмы были успешно отбиты[2432]. В тот же день пытался прорвать окружение В.Б. Шереметев[2433].
К сожалению, пересказ сообщения В.Б. Шереметева о сражении в своей заключительной части не сохранился. Можно лишь предполагать, что он просил царя о помощи. Больше известно о шагах, предпринятых после сражения Ю. Хмельницким. Так, он обратился с письмом к одному из советников царя, думному дьяку Алмазу Иванову. Он сообщал о трудном положении казацкого войска. Хотя приступ к табору 27 сентября и был отбит, но, — писал гетман, — «нам корм конский отняла орда и нам самим добре уж скудно». Очевидно, что казацкий лагерь тоже оказался в блокаде, хотя, возможно, менее жесткой, чем блокада лагеря Шереметева. Ю. Хмельницкий просил скорее направить на Украину Г.Г. Ромодановского с войском[2434]. 30 сентября гетман обратился с письмом и к самому Ромодановскому. Если срочно не будет помощи, — писал он, — то не только погибнет его войско и войско Шереметева, но и «панство его царского величества Великую и Малую Россию до остатней приведем згубы». Воевода должен идти с войском к Белой Церкви, а оттуда «с паном Якимом Сомком на посилок к казацкому лагерю»[2435]. Из письма, присланного Сомком киевскому воеводе И.И. Чаадаеву, следует, что в октябре Сомко уже собрал казаков с обеих сторон Днепра и шел на помощь гетману из Белой Церкви[2436]. Это показывает, что соответствующие приказы были ему посланы. Принятые в ответ на обращение гетмана меры не соответствовали важности положения. Находившийся в Белгороде Г.Г. Ромодановский уже в силу того, что он находился достаточно далеко от театра военных действий, не мог оказать срочной помощи гетману и Шереметеву, но он и не выступил в поход. В критической ситуации, когда требовалось принимать быстрые решения, обнаруживались недостатки жестко управляемой из одного центра русской военно-административной машины. Ромодановский не решился выступить в поход без указа царя и ограничился посылкой на помощь гетману стольника кн. Б. Мышецкого с военным отрядом[2437].
4 октября В.Б. Шереметев попытался, оставив лагерь, двинуться обозом к условленному с гетманом месту встречи. Однако поляки узнали от перебежчиков о намерении Шереметева и бросили против него все свои силы. Жаркий бой продолжался более четырех часов, обе стороны несли потери. По свидетельству П. Гордона, не выдержали удара польской конницы и обратились в бегство входившие в состав армии Шереметева казацкие полки, бросив свой обоз. В итоге полякам удалось остановить русскую армию, она отступила к лесу и окопалась там[2438].
Неудача Шереметева лишь отчасти объяснялась тем, что поляки узнали заранее о готовящемся прорыве. Еще большее значение имело то, что казацкие полки, находившиеся близко от места военных действий, не нанесли удар по полякам, когда их главные силы вступили в бой с русским войском. Как записал в своем дневнике П. Гордон, казаки «впали в безразличие и большие раздоры между собой. Они решили оставаться на месте и предоставить Шеремету труды и опасности похода для соединения с ними»[2439]. Речь должна идти, разумеется, не о «безразличии», а о том, что в казацкой верхушке не было единства мнений о том, какое решение в сложившейся ситуации следует принять, и именно эти разногласия и стали причиной бездеятельности Запорожского Войска в один из важнейших моментов борьбы.
Обращение в Москву и к Г.Г. Ромодановскому за помощью было лишь одной стороной деятельности запорожской дипломатии в эти критические дни. Как отмечено в дневнике П. Гордона, накануне попытки прорыва Шереметева гетман и полковники обратились к главе крымского войска в походе — нурадину, предлагая большие суммы денег, если он оставит поляков и возвратится в Крым[2440]. Это сообщение подтверждается свидетельствами других источников[2441]. Неудача этих переговоров усилила позиции той группы полковников с Правобережной Украины во главе с обозным Т. Носачом, которые уже вступили в сношения с Е. Любомирским и добивались того, чтобы Войско Запорожское стало искать соглашения с Речью Посполитой[2442]. Такое решение и было принято на следующий день после неудачи прорыва Шереметева[2443]. 5 октября в польский лагерь было отправлено посольство во главе с Т. Носачом, а 7-го подписано соглашение, на следующий день скрепленное присягой[2444].
Какими мотивами определялось принятие такого решения? Исследователи обычно обращают внимание на недовольство и казацкой верхушки и более широких кругов казачества ограничениями автономии Запорожского Войска по Переяславским статьям 1659 г.[2445]. Однако такое объяснение представляется явно недостаточным. Каков бы ни был объем ограничений автономии Запорожского Войска по Переяславским статьям 1659 г., она обеспечивала казачеству более благоприятные условия существования, чем Гадячский договор 1658 г. в редакции, утвержденной сеймом. Следует учитывать, что, отвергнув предпринятую старшиной попытку ревизии Переяславских статей, царь и его советники стремились удовлетворить конкретные просьбы, исходившие от властей гетманства. Так, зимой 1659/60 г. Ю. Хмельницкий жаловался, что русские купцы не желают принимать «медных денег», а русские ратные люди «без денег все емлют», а воеводы их «не унимают». 21 февраля царь Алексей Михайлович принял решение удовлетворить эти просьбы. Воеводам царь обещал, если они не наведут порядок, «быть в опале и в жестоком разоренье и в наказанье безо всякие пощады»