[2463]. Несколькими днями позже (приписка к письму датирована 20 октября) переяславский полковник известил о происшедшем В.Н. Золотаренко, находившегося в походе с армией Ю.А. Долгорукого, призывая его сохранять верность царю[2464].
Важно отметить одну особенность писем Сомка. В них он подчеркивал, что соглашение с «ляхами» было заключено помимо воли гетмана, который подписал его лишь «с примусу» (по принуждению). Он же подчеркивал, что против соглашения выступали, но вынуждены были подчиниться «изменникам», ряд видных представителей казацкой верхушки — войсковой писарь Семен Голуховский, войсковой судья Беспалый, есаул Чеботок. Можно согласиться с предположением Т.Г. Яковлевой, что, характеризуя так события, полковник хотел снять ответственность за происшедшее со своего племянника — гетмана и казаков Левобережья[2465]. Для нашей темы важно, как эти сообщения были восприняты в Москве.
Московским политикам (в их числе, как показано выше, и А.Л. Ордину-Нащокину) было свойственно представление о непримиримом конфликте между Войском Запорожским и «ляхами». Представление это особенно укрепилось после восстания, которое привело к падению Выговского. Поэтому сообщения Сомка были здесь поняты в том смысле, что переход Запорожского Войска на польскую сторону был вызван тем неблагоприятным положением, в котором оно оказалось. Энергичное и своевременное военное вмешательство могло бы изменить положение. 24 октября Г.Г. Ромодановскому был послан царский указ идти из Белгорода к Переяславу, а оттуда — на помощь В.Б. Шереметеву. В тот же день Тульскому, Рязанскому и Веневскому полкам был послан приказ присоединиться к армии Г.Г. Ромодановского. В той же грамоте воеводе предписывалось предлагать Ю. Хмельницкому, чтобы тот «поворотился назад, а того себе в вину не ставил, что присягал королю по неволе». Ожидая скорого возвращения казаков под свою власть, царь специально предписывал, чтобы «ратные люди тем их не укоряли и изменниками не называли». «Налоги» и насильства на казацкой территории запрещались «под смертною казнию»[2466]. Вступление на территорию Украины нового русского войска должно было привести к смене ориентации Запорожского Войска и способствовать снятию блокады армии В.Б. Шереметева.
В последующие дни царь и его советники продолжали придерживаться избранной линии. 2 ноября Г.Г. Ромодановскому был послан новый приказ — идти на территорию Полтавского полка, «не мешкая», «чтоб… на сеи стороне Днепра черкас удержать… и нашею государскою милостью обнадеживать»[2467]. Ему же для сведения была послана копия письма Якима Сомка Василию Золотаренко, в которой сообщалось о решимости В.Б. Шереметева скорее погибнуть со всем войском, чем сдаться[2468]. Отряду во главе с кн. Б. Мышецким, высланному из Белгорода в ответ на просьбы Ю. Хмельницкого о помощи, было приказано идти в Переяслав «с большим поспешеньем», а оттуда вместе с казаками Сомка на помощь В.Б. Шереметеву[2469]. Тогда же был предпринят еще один важный шаг — 8 ноября к Ю. Хмельницкому был отправлен специальный царский посланец Феоктист Сухотин. Он должен был призвать гетмана и Запорожское Войско вернуться под власть царя, храня верность присяге. Вместе с посланцем к гетману был отправлен тот крест, на котором он приносил присягу в Переяславе. Царь обещал гетману и казакам свое полное прощение. В случае успеха его миссии посланец должен был добиваться от гетмана, чтобы тот, «совокупляя паки войско, учинил помочь, не замотчав»[2470]. Одной из задач миссии Ф. Сухотина было собрать сведения о положении армии В.Б. Шереметева. Следовательно, к 8 ноября о его капитуляции в Москве еще не знали.
В ноябре в Москву стали поступать новые известия, позволявшие точнее представить положение, складывавшееся на Украине. Известия эти были неутешительными. 31 октября гонцы, посланные воеводой Рыльска в Переяслав, вернулись с дороги. Встретившиеся им «черкасы», которые шли «из-за Днепра з знамены», не только сообщили об «измене» Ю. Хмельницкого, но и предупредили: «будет, де, вы пойдете в Переяславль, и вам, де, быти побитым»[2471]. В начале ноября севские воеводы передали в Москву известия из Киева, что гетман и старшина принесли присягу королю[2472]. 9 ноября к воеводе пограничного города Каменного уже официально обратился миргородский полковник Павел Животовский. Он сообщил не только о переходе Запорожского Войска под власть польского короля, но и о капитуляции Шереметева и заключении соглашения, по которому русские войска должны идти «у свои городы ис Киева и ис Переяслова»[2473]. В ставку Ю.А. Долгорукого был доставлен «лист» из Чернигова, отправленный полковником (наказным?) Трофимом Николаенко. В нем говорилось о печальной судьбе армии В.Б. Шереметева. Как говорилось в письме, он был вынужден сдаться из-за «великого голода»: солдаты «з голоду ремни от мушкетов едали». При этом поляки обманули его, «яко покойника Михаила Шеина». Часть его войска уничтожена, другая — угнана в рабство[2474]. Переславший Ю.А. Долгорукому этот «лист» черниговский воевода сообщал, что польские и татарские войска стоят под Киевом, «а как, де, река Днепр станет и татарове и ляхи пойдут воевать города и уезды здешние стороны Днепра»[2475]. Позднее и севские воеводы сообщали, что «корунной маршалок и ляхи, и татары на Днепре делают суда наскоро, на чом перевозитца»[2476], — следовательно, не собираются ждать, пока замерзнет Днепр. Позднее были получены сообщения, что 27 ноября Петр Дорошенко, назначенный наказным гетманом, вместе с польскими и татарскими войсками перешел Днепр[2477]. Казаки и население левобережных полков начали приносить присягу польскому королю[2478].
Г.Г. Ромодановский также сообщал царю, что «заднепрские полки сбираются в Каневе и хотят приходить войною к Переясловлю». В другой отписке, доставленной позднее первой, он сообщил, что Каневский полк вместе с татарами уже перешел Днепр, а отряд Б. Мышецкого «осажен» в 7 верстах от Переяслава. Таким образом, получалось, что, хотя чрезвычайная ситуация, когда казацкие полки были окружены татарами и поляками, миновала, сотрудничество казаков и с теми, и с другими продолжается, находя свое выражение в активных действиях. Заслушав отписки, царь в тот же день распорядился послать Г.Г. Ромодановскому грамоту, «чтоб ему в черкаские городы не ходить»[2479]. Марш единственной оставшейся на Юге армии на Левобережье, в условиях, когда не было видов на успешное сотрудничество с казаками, не без оснований представлялся опасным. Царь направил воеводе и другое распоряжение: «В Нежин и в Переяславль пороху не посылать». Эти слова показывают, что в то время, когда писалась эта грамота, царь не видел на Левобережье какой-либо опоры для пророссийской ориентации.
Какое впечатление все это произвело на русские правящие круги и как они оценивали сложившуюся ситуацию, показывают те характеристики и оценки, которые составляют предварительную часть указаний, направленных А.Л. Ордину-Нащокину, как главе русской делегации на мирных переговорах со Швецией[2480]. Посланец царя должен был информировать дипломата «о измене» гетмана Юрия Хмельницкого, на которого, очевидно, в соответствии с жалобами В.Б. Шереметева, возлагалась вся ответственность за провал военной кампании (он «боярина и воеводу обнадеживал да вдруг отступился»). Но сурово осуждался и Шереметев за то, что, имея возможность продолжать борьбу («упадок у него был небольшой»), заключил такой договор, о котором «от века не слыхано». В Москве, однако, намерены были продолжать борьбу. А.Л. Ордин-Нащокин был поставлен в известность о созыве «собора», на котором «приговорили против ляхов и татар стоять всеми силами и збирать даточных с пяти дворов по человеку».
Эта решимость относилась к сохранению позиций в Белоруссии и к охране русских границ, но не к землям Запорожского Войска. Несмотря на суровое осуждение Шереметева за то, что он заключил договор, по которому русское правительство фактически отказывалось от Украины, в указаниях, посланных А.Л. Ордину-Нащокину, говорилось: «А нам, великому государю, не по ево договору стало делать нельзя». И дальше необходимость такого решения обосновывалась, по существу, теми же аргументами, которые приводил В.Б. Шереметев в письме Ю. Барятинскому. С ударением подчеркивалось, что «на черкас надеятца никако невозможно и верить нечему, яко трость колеблема ветром, так и они. И поманят на время, а будет увидят от части нужу, тотчас русскими людми помирятца с ляхи и с татары». Эта общая оценка дополнялась и конкретизировалась сообщениями, что «и здешняя сторона (т. е. Левобережье. — Б.Ф.) шатаетца», «а неприятели ляхи и татаровя и на здешнюю сторону наступают всеми силами». Особо обращалось внимание на опасное положение русского гарнизона в Киеве, где хлебных запасов имеется всего на полгода, а завезти хлеб в Киев по днепровскому пути, как это делалось в прежние годы, в настоящее время невозможно. Из всего этого следовал вывод, что нельзя удержать Украины, не имея поддержки местного населения.
Все это, однако, не означало пассивности, отказа от деятельности. О намерении продолжать борьбу, искать пути выхода из неблагоприятно сложившейся ситуации говорят не только решения