Гонец, доставивший записи Ю. Никифорова, по-видимому доставил и в тот же день, 16 октября, поступившую в Приказ Тайных дел отписку А.Л. Ордина-Нащокина[2565]. В ней наместник ливонских городов выражал надежду, что сумеет удержать Ливонскую землю под русской властью, «покамест Господь Бог по твоей, великого государя, воле с поляки и литвою учинит». В той же отписке А.Л. Ордин-Нащокин, который ранее просто передавал царю предложения курляндского герцога о посредничестве его и бранденбургского курфюрста в переговорах с поляками, выступил в поддержку этой инициативы, в частности, потому что, если начнутся мирные переговоры с Речью Посполитой при посредничестве бранденбургского курфюрста, то «страшны будут шведы и учнут уступать».
28 октября в Приказ Тайных дел поступила еще одна его отписка[2566]. В ней со слов немецкого офицера из шведской армии, приехавшего наниматься на русскую службу, дипломат писал, что «в Свейской, де, государь, земле чюжоземцов всех отпустили, а заслуженные денги неполна не давали и отходили от них служилые люди з большим оскорблением». В связи с этим он выдвигал различные предложения, как привлечь в русскую армию отставных офицеров из Швеции. По-видимому, это сообщение должно было окончательно убедить царя в том, что со стороны Швеции не угрожает какая-либо серьезная опасность.
Однако по другим каналам к русскому правительству поступали иные сведения. 26 октября полковник на русской службе М. Бровман получил письмо от сослуживца из Дании. В письме говорилось, что «меж польским и свейским короли дружба надежная являетца». Теперь, когда у шведов закончилась война с соседями, «своих рубежей отведывать будут и до Москвы». К этому сообщению в Москве отнеслись со всей серьезностью. К А.Л. Ордину-Нащокину был послан подьячий Приказа Тайных дел Артемий Афанасьев с предписанием проверить эти сведения[2567].
По-видимому, тогда же в ноябре в руки русских властей попал важный документ — письмо И. Радзейовского П. Сапеге. И. Радзейовский, только что прибывший из Швеции в Гамбург, сообщал гетману, что благодаря ему шведские сенаторы решили «не миритися с Москвою», пока та не откажется в пользу Речи Посполитой от Литвы и «Белой России». Для заключения союза между Польско-Литовским государством и Швецией, союза, направленного против России, на сейм в Варшаву направляется граф Шлиппенбах[2568].
Когда в ноябре 1660 г. в Москве уяснили себе размер катастрофы, происшедшей на Украине, перед царем и его советниками со всей остротой встали тревожные вопросы. Правда, Швеция была измотана долголетней войной и, по-видимому, распустила часть своих войск, но теперь, видя тяжелое положение Русского государства, потерпевшего серьезные неудачи в борьбе одновременно с двумя противниками — Речью Посполитой и Крымом, не соблазнятся ли шведские политики возможностью силой вернуть себе земли, потерянные во время русско-шведской войны 1656–1658 гг., не придется ли России в дальнейшем вести войну с коалицией из трех враждебных государств. Мир со Швецией становился необходимым.
По представлениям царя, А.Л. Ордин-Нащокин должен был приложить максимум усилий, чтобы как можно скорее добиться этой цели. Неслучайно посланные ему инструкции открывались предельно откровенной характеристикой положения дел. А.Л. Ордин-Нащокин должен был наглядно убедиться, насколько необходимо заключение мирного соглашения со Швецией.
Предписания царя были четкими и определенными[2569]. Следовало приложить все старания, чтобы «без всякого мотчания», «не испустя времени» начать переговоры с шведскими послами и «сее зимы» заключить с ними мирный договор, удовлетворившись минимальными уступками («выговорить по конечной мере два города или один»), что диктовалось соображениями престижа, нежеланием признать, что война закончилась совсем безрезультатно. За эти уступки можно было предлагать шведам большую денежную компенсацию. По соглашению все оставляемые города должны были быть переданы шведам в августе 1661 г. К этому времени из них должны были быть вывезены хлеб, пушки и военные «запасы». Последние слова наставлений царя показывают, что больше всего беспокоило поздней осенью 1660 г. царя и его советников: «А войны б не допустить и чтобы они (шведы. — Б.Ф.), послыша нынешний упадок боярина и воеводы нашего Василь Борисовича Шереметева, какова дурна не учинили и крови не всчали, беречь тово накрепко, что б они тово не учинили».
Когда К. Демидов вручал инструкции царя А.Л. Ордину-Нащокину, в Москве был предпринят еще один важный шаг. С грамотой к Карлу XI был отправлен подьячий Василий Мяконин[2570]. Царь сообщал, что ждет «великих» послов для возобновления переговоров о «вечном мире»[2571]. Посылка грамоты должна была свидетельствовать о стремлении царя к миру. Одновременно В. Мяконин должен был из первых рук познакомиться с положением дел в Швеции и узнать о намерениях шведских правящих кругов. Он должен был выяснить, приедут ли на переговоры шведские послы «и на чем, чают, тому миру статца». Особенно царя и его советников интересовало, «ратные люди у свейского короля ныне в зборе есть ли и много ли их, и в которых городех они стоят и куцы их походу чаять»[2572]. Беспокойство, проявлявшееся царем и его советниками, было вполне оправданным.
Хотя Швеция была истощена долголетней безуспешной войной и после заключения Оливского мира было проведено сокращение размеров армии, но вместе с тем шведские политики не исключали того, что придется прибегнуть к войне, если не удастся добиться возвращения утраченных в 1656–1657 гг. территорий. Не исключалась при этом и возможность заключения союза с Речью Посполитой. И. Радзйоевский, конечно, преувеличивал, приписывая себе заслугу такого поворота в шведской политике, но в главном его сообщения были точны: 17 ноября датированы инструкции Шлиппенбаху, шведскому чрезвычайному послу на сейм, который должен был собраться в Варшаве в мае 1661 г. Посол должен был сообразовывать свои действия с ходом русско-шведских мирных переговоров. В случае, если бы русская сторона отказалась пойти на уступки, дипломат мог начать переговоры о союзе с польскими политиками. Накануне отъезда Шлиппенбах утонул, но 12 декабря вместо него было отправлено посольство во главе с Г. Бьельке[2573].
Ответ А.Л. Ордина-Нащокина на указания царя сохранился в записи, сделанной К. Демидовым[2574]. Вместо выражения готовности выполнять указания царя дипломат выступил с резкими возражениями против них. «Поступить, де, ныне, свеяном городов и тем их не утешить, — записывал К. Демидов его слова, — похотят к тому иново многово». Договариваться об уступке шведами одного или двух городов не имеет никакого смысла, их все равно не удастся удержать. Но главное, — убеждал А.Л. Ордин-Нащокин царя, — нет никакой необходимости идти на уступки шведам, так как они не способны начать войну против России: «А боятца, де, свейского никак не надобно, швед гораздо безсилен и на сей стороне ратных людей гораздо немного и прибылых нет».
Кроме того, заключение мира со Швецией на таких условиях покажет слабость России и затруднит заключение мира с Речью Посполитой. В этом случае «с польским королем миру никак не сыскать будет, то, де, народ гордой и почают большого безсилья и возвысятца без меры». Из царских предписаний лишь пункт о возможности выплаты шведам денежной компенсации за территориальные уступки получил признание его советника, но тот вложил в царское предписание иное содержание. По его толкованию, речь должна была идти о выплате денежной компенсации за все потерянные Швецией земли. Такому решению вопроса, по его мнению, могло бы способствовать посредничество нового английского короля Карла II, который благодарен царю за то, что тот «с Кромвелем дружбы никакие не имел». Следовало бы отправить в Лондон посланника к Карлу И «на королевстве поздравлять и чтоб он меж великим государем и королем свейским был посредником». Таким образом, неформальный советник царя и его дипломат фактически отказался следовать царским указаниям и предложил свой, совсем с ними не совпадавший план действий. Было ясно, что, если дело дойдет до мирных переговоров, А.Л. Ордин-Нащокин на уступки шведам не пойдет.
В записанных, видимо, тогда же «розговорех» он говорил о выгодах, которые принесет Русскому государству обладание Ливонией. Один довод был уже традиционным — эта земля является важным источником снабжения хлебом для Новгородской и Псковской земель. К нему был присовокуплен другой — контроль над торговым путем, идущим по Западной Двине, может стать важным источником доходов для царской казны («пошлина… в зборе будет большая»)[2575]. Именно рассчитывая удержать за Россией крепости по Западной Двине, А.Л. Ордин-Нащокин был готов уступить Речи Посполитой Полоцк и Витебск.
Почему же вслед за получением такого ответа Ордин-Нащокин не был немедленно отстранен от участия в мирных переговорах со шведами?
Предположительно можно указать две причины этого. Во-первых, за несколько дней до того как Кирилл Демидов 6 декабря доставил сделанную им запись в Приказ Темных дел, 30 ноября сюда поступила отписка А.Л. Ордина-Нащокина о состоянии дипломатических контактов со шведами[2576]. Он сообщал об отсутствии какого-либо прогресса в этих контактах. Шведские комиссары отказывались возобновлять переговоры, ссылаясь на отсутствие главы делегации — Б. Горна. При этом они не давали каких-либо сведений о возможном времени его приезда. Уже «морской ход минул», а Б. Горн так и не прибыл. Из этого дипломат делал вывод, что начала переговоров «нынешний зимы одва чаять ли». Поскольку какого-либо конкретного начала переговоров со шведами не намечалось, разногласия царя и его советника не имели практического значения.