Предпринятые усилия показывали, что заключение мира даже при содействии влиятельных посредников не будет быстрым и легким делом. Главное значение имела при этом позиция польско-литовской стороны.
Правда, А.Л. Ордин-Нащокин неоднократно сообщал царю о склонности магнатов и шляхты Речи Посполитой к миру, и для этих его утверждений были определенные основания. В 1657–1658 гг. А.Л. Ордин-Нащокин поддерживал тесные контакты с гетманом В. Госевским, возглавлявшим ту часть литовского войска, которая стояла в Жемайтии, и те круги магнатов Великого княжества Литовского, которые выступали за мир с Россией и союз с ней против Швеции. Эти связи не оборвались, когда гетман попал в русский плен. Так, в декабре 1659 г. он посылал своему начальнику — судье Приказа ливонских городов Ф.М. Ртищеву вести, полученные «от войск литовских гетманов верных людей»[2647].
Хотя Ордин-Нащокин неоднократно выдвигал планы перенесения военных действий на территорию Жемайтии, на практике военные действия между русскими войсками, стоявшими в крепостях по Западной Двине, и литовскими войсками в Жемайтии не велись. Командовавший войском В. Госевского в его отсутствие обозный Великого княжества Литовского Самуель Комаровский в апреле 1659 г. заключил с А.Л. Ординым-Нащокиным соглашение о временном прекращении военных действий[2648]. Когда С. Комаровский умер и его должность и команду над войском получил М. Пац, он прислал 25 января 1660 г. своего гонца Яна Носовского. Носовский привез письмо Паца с сообщением, что литовское войско в Жемайтии будет соблюдать перемирие в ожидании заключения мира между государствами. О характере сложившихся отношений говорит помещенная в письме просьба М. Паца уступить его войску места «в Семигальском уезде», чтобы войско смогло собрать там запасы[2649]. На обороте перевода письма, сделанного в Посольском приказе, помещена помета, что Носовский прислан для подтверждения перемирия, но с ним также «наказано о государственных делах»[2650]. В тексте письма Паца упоминается какой-то «договор»[2651], который гонец должен обсуждать с А.Л. Ординым-Нащокиным.
Летом 1660 г. А.Л. Ордин-Нащокин писал царю[2652], что в декабре 1659 — январе 1660 г. его посещал не только Лосовский, но и другие посланцы с «крепкими разговорами, как промысл учинить миру в Княжестве Литовском». Содержание этих «разговоров» нам ближе не известно, но о чем при этом могла идти речь, позволяют судить следующие обстоятельства. По сведениям, которые получил дипломат в декабре 1659 г. от «верных людей», «в полках под Митавою и Бовском» выбрали послов к королю и сенату с заявлением, что или они заключат мир с Россией, «или бы Княжество Литовское свободно учинили от Коруны Польские, и оне учнут о себе промысл держати»[2653]. Под влиянием разговоров с литовскими посланцами у А.Л. Ордина-Нащокина сложилось впечатление, что возможно заключение перемирия с одним Великим княжеством Литовским. Стоит также отметить, что от А.Л. Ордина-Нащокина Ян Лосовский направился в Вильно, где был задержан в ожидании приезда И.А. Хованского[2654]. Общего соглашения о перемирии между Россией и Великим княжеством Литовским, как известно, заключено не было, но перемирие, заключенное между М. Пацем и А.Л. Ординым-Нащокиным, соблюдалось, по компетентному свидетельству последнего, еще в июне 1660 г.[2655].
По-видимому, это локальное перемирие фактически соблюдалось и тогда, когда между Россией и Речью Посполитой начались масштабные военные действия. Во всяком случае, в следующем, 1661 г. А.Л. Ордин-Нащокин сообщал царю, что «во псковские места через Двину» ходили только войска гетмана Сапеги, «а Пацовых полков литовские люди по перемирью в руских местах не были»[2656]. Когда к началу 1661 г. военные действия заглохли, между М. Пацем и А.Л. Ординым-Нащокиным начался снова обмен «письмами» об установлении перемирия. В ответ на инициативу ливонского наместника М. Пац «по приятельски против давнего моего с вашею милостью моим милостивым паном и приятелем приятельского совету» сообщал, что высылает своих представителей, чтобы «развесть войска», и направляет русских пленных «на розмену по обещанию кавалерскому»[2657].
Хотя сохранилась не вся переписка А.Л. Ордина-Нащокина с М. Пацем, очевидно, что в ней затрагивались и более общие сюжеты. Так, в своем письме М. Пац выражал удовлетворение тем, что скоро могут начаться мирные переговоры между Россией и Речью Посполитой при посредничестве австрийского и французского послов. Заслуживает внимания и то, что Пацы участвовали в установлении контактов между А.Л. Ординым-Нащокиным и де Люмбром. Литовский канцлер К. Пац передал французскому послу опасную грамоту царя, а позднее интересовался тем, когда будет ответ на письмо де Люмбра[2658]. У полковников жемайтского войска А.Л. Ордин-Нащокин наводил справки о том, когда прибудет ответ на его письмо де Люмбру[2659].
Очевидно, именно контакты с группировкой сторонников В. Госевского в Великом княжестве Литовском служили основанием для заверений А.Л. Ордина-Нащокина, что Речь Посполитая стремится к миру с Россией. В Москве сообщения А.Л. Ордина-Нащокина принимали во внимание. Так, в марте 1661 г. он получил указания заключить с М. Пацем перемирие до 25 мая 1661 г. «на том, чтоб ему и полковником всем с войски своими отступить за Двину и в Лифлянские городы не ходить, так ж и на Полоцкую сторону не приходить же»[2660]. Однако значение этих сообщений в Москве не переоценивали.
В заключении этих перемирий А.Л. Ордин-Нащокин видел стремление литовских политиков к заключению мира с Россией. Они действительно были в этом заинтересованы, о чем говорит, в частности, выступление литовских послов на сейме 1661 г.[2661]. Однако перемирия заключались прежде всего для того, чтобы армия М. Паца могла участвовать в военных действиях в Белоруссии, не опасаясь нападения русских войск из крепостей на Западной Двине. Что касается перемирия, заключенного весной 1661 г., то М. Пац пошел на этот шаг, чтобы дать отдых уставшему от войны войску, и за это решение глава клана — канцлер К. Пац подверг его критике[2662]. В Речи Посполитой, по-видимому, в это время не было влиятельных сил, готовых заключить мир на приемлемых для русского правительства условиях.
Советники царя не могли не заметить, что Ян Казимир не дает ответа на предложения о проведении мирных переговоров и задержал русского гонца, приехавшего с такими предложениями. В марте 1661 г. И.А. Хованский передал в Москву слова М. Юдицкого, одного из тех литовских сенаторов, которые осенью 1660 г. выступали с предложением о перемирии: «Будет, де, великий государь завоеванных городов по старый рубеж поступится и мир, де, будет, а будет, де, по старый рубеж великий государь завоеванных городов не поступится, и миру, де, отнюдь не будет»[2663]. Все это указывало на то, что следует готовиться к продолжению войны.
Одновременно приходили новые известия о возможности заключения направленного против России польско-шведского союза. Так, на встрече 11 февраля 1661 г. В. Толба сообщил А.Л. Ордину-Нащокину, что вместо утонувшего в море Шлиппенбаха из Стокгольма в Варшаву отправлены новые послы добиваться, чтобы король с царем «не мирился, покамест у него перемирье выдет, а после б перемирья учинить ему с польским королем соединенье»[2664]. Таким образом, по истечении Валиесарского перемирия России могла угрожать война с коалицией из Речи Посполитой, Крыма и Швеции. А.Л. Ордин-Нащокин упорно убеждал царя, что со стороны шведских политиков это только угрозы, на войну с Россией они не решатся, но у царя и его советников не было никаких доказательств его правоты.
В конце марта 1661 г. в Новгород прибыл возвращавшийся из Стокгольма гонец Василий Мяконин. Для определения отношения русского правительства к мирным переговорам его сообщения должны были иметь особое значение. В. Мяконин привез сведения о решениях заседавшего в Стокгольме риксдага. Риксдаг дал Б. Горну полномочия для заключения мирного договора с Россией, но лишь при условии, «чтоб завоеванные Лифлянские городы отдать без мотчания». Что касается выдвигавшегося ранее на переговорах предложения уступить Алексею Михайловичу «Ижорскую землю, а взять за нее деньги», то об этом участники риксдага «и слушать не хотели»[2665].
Гонец настойчиво пытался выяснить, что будет, если русская сторона не согласится на такие условия мира, беседуя «с разных чинов людьми». Записи таких разговоров помещены в нескольких местах его статейного списка[2666]. Все его собеседники были единодушны: «буде завоеваных Лифлянских городов шведом не отдадут, и шведы за Лифлянские городы хотят всчать войну». Некоторые из собеседников Мяконина прямо говорили, что сейчас самое подходящее время для войны, так как «на государевых ратных людей учинились от поляков и татар упадки великие»[2667]