о гетману будут возвращены его имения на запад от Березины, но они «испустошены» и с них «вспоможенья никакова быти не может», поэтому гетман просил, чтобы ему были возвращены и его владения на восток от Березины. Кроме того гетман просил вернуть владения его «приятелям», которые будут на сейме бороться за избрание царя. Список открывался именами старосты жемойского Е. Глебовича, маршалка К. Завиши, польного гетмана В. Госевского, К. Бжостовского, К. Паца и X. Полубенского[714]. А. Млоцкий представил и перечень владений гетмана и его приятелей[715]. Не удовлетворясь этим, гетман просил передать ему владения покойного брата Казимира или хотя бы разрешить ему собрать с них оброки[716].
Переговоры с А. Млоцким вел по поручению царя не Ф.М. Ртищев, а Р.М. Стрешнев. Как и на переговорах с К. Жеромским, этот советник царя давал на предложения гетмана лишь устные ответы и их содержание никак не раскрывалось в грамотах царя П. Сапеге от 1 января 1657 г.[717]. Однако запись этих ответов сохранилась в деле о посылке к П. Сапеге А.И. Нестерова, и она позволяет судить о позиции, занятой на переговорах русской стороной[718].
Советы великого гетмана были приняты благосклонно. Царь обещал послать грамоты с «милостивым словом» тем магнатам и шляхте, к которым советовал обратиться гетман. Сноситься с королевой будет поручено отправленным на сейм «великим» послам. Царь обещал также освободить пленных и снять осаду со Старого Быхова[719]. Однако в том, что касалось главного волновавшего гетмана и его «приятелей» вопроса — о возвращении им «маетностей», то позиция русского правительства по этому вопросу оказалась столь же жесткой, что и на переговорах с К. Жеромским.
Так как царь обещал вернуть шляхте, если она присягнет царю, «прежние их маетности по привилеям по реку по Березу», т. е. на владения, расположенные к западу от Березины, следовательно, владения на восток от Березины вообще не могли быть возвращены шляхте. Правда, царь готов был сделать исключения для гетмана и его «приятелей», которым он готов был вернуть земли «по обе стороны реки Березы», но лишь в том случае, если они «присягу учинят», а на будущем сейме покажут «службу свою и раденье»[720]. Вместе с тем, царь и его советники отдавали себе отчет в том, что одними обещаниями, ничем не подкрепленными, вряд ли удастся добиться от литовских магнатов и шляхты нужного результата. Поэтому были подготовлены царские грамоты о передаче «маетностей» обоим литовским гетманам и их «приятелям». Отправленный к П. Сапеге в самом начале января 1657 г. царский посланник А.И. Нестеров должен был вручить им царские грамоты сразу после принесения присяги[721]. Воеводам городов на территории Великого княжества Литовского были посланы распоряжения передать соответствующие земли указанным лицам, как только им будут переданы царские грамоты и королевские «привилеи» на эти земли[722]. В наказе, врученном А.И. Нестерову, ему также было поручено составить список других лиц, которые принесут присягу, и прислать его «великим» послам, чтобы на сейме им могли быть также выданы соответствующие царские грамоты[723].
Выданный А.И. Нестерову наказ был очень кратким. Царский посланец должен был находиться при гетмане «без отлученья» и добиваться того, чтобы гетман и шляхта царю «до сойму и, идучи на сойм, служили и радели». Все другие указания касались только двух сюжетов. Если бы Великое княжество Литовское и Польское королевство разошлись при принятии решений, то А.И. Нестерову следовало бы предложить им подчиняться царю, «обнадеживать их ево государским жалованьем» и обещать, что царь «их прав и вольностей нарушить не велит». Одновременно он должен был выяснить, «куда полское и литовское войско болши учнут быть склонны», как лучше Речь Посполитую «до случения приводить» через сенаторов «или однем войском»[724]. Подобные пункты были уже в наказе А.С. Матвееву. Очевидно, в начале 1657 г. и сепаратное русско-литовское соглашение, и приход русского царя на польский трон при поддержке коронного и литовского войска продолжали рассматриваться в Москве как вполне реальные варианты возможного развития событий.
Интерес к сценариям такого рода связан был с той главной трудностью, которая обнаружилась, когда царь и его советники приступили к подготовке к выборам на польский трон. Традиционно сношения с Россией находились в руках литовских магнатов, именно из контактов с ними русские политики черпали свои представления о положении в Речи Посполитой. Те немногие контакты, которые все же поддерживались с магнатами — владельцами имений на Украине, были полностью оборваны с началом восстания Хмельницкого. Никаких контактов с магнатами и шляхтой Польского королевства у царя и его советников не было, здесь даже не знали, с кем из них имело бы смысл вступить в переговоры, и спрашивали совета у литовских гетманов. В этой связи представлялось вполне реальным, что с ними договориться не удастся. Отсюда и расчеты на заключение русско-литовского соглашения, если на сейме Корона и Литва не смогут договориться между собой, и надежды на возможную поддержку войска, которому царь мог бы выплатить жалованье, которое это войско давно не получало.
К началу 1657 г. позиции обеих сторон — литовской и русской — вполне определились. Магнаты и шляхта Великого княжества стремились еще до созыва сейма и принятия на нем тех или иных решений как можно скорее вернуть занятые русскими войсками владения в обмен за обещание поддержать кандидатуру царя на сейме. Однако в Москве хорошо понимали, что именно установление русской власти на большей части земель, входивших в состав Великого княжества Литовского, составляет главное преимущество царя перед другими кандидатами, и не хотели отказываться от этого преимущества в обмен на неопределенные обещания. Царь готов был вернуть владения кругу влиятельных политиков, поддержка которых потребовалась бы на сейме, но хотел гарантий — такой гарантией, по его мнению, могла быть присяга царю с их стороны, что обеспечило бы выполнение литовскими магнатами их обещаний. Такие условия соглашения должны были предложить литовским гетманам А.С. Матвеев и А.И. Нестеров. В январе в Москве ждали известий о результатах переговоров А.С. Матвеева с гетманом В. Госевским.
А.С. Матвеев, получивший приказ ехать к гетману еще 4 ноября, добрался до ставки В. Госевского в Кейданах лишь в самом конце этого месяца[725]. Лишь 30 ноября царский посланец мог встретиться с гетманом, которому передал царскую грамоту и «жалованье» — 7 сороков соболей[726]. В ставке гетмана А.С. Матвеев пробыл две недели[727]. За это время он четыре раза встречался с В. Госевским. Результаты переговоров мало отвечали тем ожиданиям, которые в Москве с ними связывали. На первых встречах гетман говорил прежде всего о политике обоих государств в отношении Швеции. Однако главного, интересовавшего русскую сторону вопроса, на каких условиях Алексей Михайлович сможет занять польский трон, как организовать предвыборную кампанию, чтобы она завершилась успехом, гетман вовсе не затрагивал. Правда, гетман сообщил А.С. Матвееву, что в качестве возможного преемника Яна Казимира рассматриваются кандидатуры «брата или сына» императора, «и сенаторей, де, многих разные мысли идут», разные мнения налицо и в коронном войске[728]. Такие сообщения, конечно, поднимали ценность поддержки кандидатуры царя со стороны литовского гетмана, но оставалось совершенно неясным, как можно было бы преодолеть эти различия во мнениях.
К волновавшему царя и его советников вопросу стороны обратились только на третьей встрече 9 декабря по инициативе русского посланца. Когда А.С. Матвеев предложил В. Госевскому убедить сенаторов согласиться на то, чтобы новые границы Польско-Литовского государства проходили по Березине и Южному Бугу, гетман резко ответил, что, если бы он «ведал о том деле преж сего времени», то он вообще не стал бы предлагать свои услуги царю. Речь Посполитую может удовлетворить лишь восстановление предвоенных границ. Гетман не только не может «наговаривать» сенаторов, чтобы они согласились на границу по Березине, «и помянуть того дела нельзя». На это А.С. Матвеев не менее резко ответил, что «тому отнюдь статца нельзя, что быть рубежу до реки Поляновки»[729]. Здесь снова ясно выявилась четко наметившаяся уже во время переговоров под Вильно противоположность представлений сторон об условиях, на которых Алексей Михайлович мог бы быть избран польским королем.
На этом резком обмене мнений переговоры, однако, не прервались. На следующей встрече 12 декабря В. Госевский пытался убедить своего собеседника, что царю следует «для своего государского обранья уступить до старого рубежа» и было бы хорошо, если бы именно гетману было поручено объявить об этом на сейме. А.С. Матвеев обещал сообщить об этом Алексею Михайловичу, но определенно заявил: «чает того он, Артемон, что царское величество никогда того учинить не изволит»[730]. Все же несмотря на такие разногласия, по-видимому, исходя из того, что они как-то уладятся, гетман дал А.С. Матвееву ряд советов, как следует действовать, чтобы добиться избрания царя. Некоторые из этих советов не менее резко противоречили тому, что ожидало от переговоров с гетманом русское правительство.