[879]. Когда в соответствии с инструкцией посланец поднял этот вопрос, его предложение было отклонено в крайне резкой форме — «чтоб он о том больши того и не говорил»[880].
В «инструкции» Ян Казимир возражал против созыва на территории Великого княжества Литовского, занятой русскими войсками, сеймиков, которые должны были выбрать послов на сейм. Король доказывал, что сеймики должны быть созваны по его «универсалам»[881]. Излагая эти предложения, посланец Яна Казимира добавил: «А толко б, де, та присяжная шляхта были на сойме, и их бы корунная шляхта и в совет не приняли»[882]. Это предложение было также отклонено. Бояре расценили его как сделанное для «проволоки» — задержки созыва сейма[883].
Очевидно, желая добиться смягчения позиции русской стороны, посланец Яна Казимира подробно говорил о предложениях французского и голландского послов, чтобы Ян Казимир, заключил мир со шведами, «и случась с татары и казаки», пошел походом на Россию. От имени своих государств послы обещали королю поддержку, а голландские послы заверили, что в этом случае «ис своих земель мушкетов и пушек и никакова воинского запасу в Российское государство отпускать не учнут»[884]. Однако на русских представителей эти сообщения сильного влияния не оказали. Ход событий ясно показывал, что в ближайшее время никакого соглашения между Речью Посполитой и Швецией не предвидится, а другие высказывания посланца ясно показывали, что Речь Посполитая находится в тяжелом положении и крайне нуждается в помощи. Когда во время переговоров был поднят вопрос о помощи и о гарантиях выполнения Речью Посполитой своих обязательств, посланец заявил: пусть царь вышлет войска на границу, и если в течение 6 недель не придет сообщение о созыве сейма, то «вольно его царскому величеству в то время войска свои обратить на Коруну Польскую»[885]. Стоит отметить в этой связи и просьбу посланца (повторенную во время переговоров дважды), чтобы царь прислал «ратных людей» для охраны участников сейма[886]. Все это давало основание для того, чтобы диктовать польско-литовской стороне свои весьма жесткие условия.
Посланцы еще не успели вернуться с полученным ответом, как в Россию была отправлена еще одна дипломатическая миссия. Решение об этом было принято на съезде сенаторов, который Ян Казимир, сумевший в феврале с помощью С. Чарнецкого выбраться из блокированного Гданьска, созвал в Ченстохове у границы с Силезией. Положение оставалось крайне неблагоприятным. Сохранялось и сознание того, что вмешательство России может привести к катастрофе, и потребность в русской военной и дипломатической поддержке. По-видимому, и король, и сенаторы пришли к заключению, что одних разъяснений того, почему оказалось невозможно созвать сейм зимой 1656/57 г., недостаточно для того, чтобы предотвратить вмешательство России и, напротив, обеспечить себе ее поддержку. Выполнение миссии, которая должна была добиться достижения этих целей, была возложена на известного дипломата Яна Шумовского.
Во врученной ему королевской грамоте[887] содержалось обещание созвать сейм 28 мая 1657 г. Одновременно король снова просил, чтобы царь против Карла Густава и его союзников «людми и с нарядом пристойную прислал помочь». Как представляется, участники съезда в Ченстохове понимали, что в сложившейся ситуации сейм созвать не удастся. Не случайно в грамоте не указывалось, в каком месте будет созван сейм, здесь лишь содержалось беспрецедентное заявление, что сейм будет созван там, «где на то время особою своею нашего королевского величества пребывать будем». Такое обещание, вероятно, по мысли собравшихся в Ченстохове политиков должно было лишить русскую сторону законного основания для вмешательства, успокоить царя и его советников и склонить их к сотрудничеству в Речью Посполитой.
Планы такого сотрудничества, лишь намеченные в королевской грамоте, были подробно изложены приехавшим в Москву посланцем. Как и раньше, речь шла о том, чтобы Речи Посполитой была оказана военная помощь против шведов и чтобы царь заставил казаков разорвать союз с Ракоци[888]. Посланник должен был передать дьякам Посольского приказа перехваченное письмо шведского резидента в Чигирине Г. Велинга от 28 января 1657 г., в котором говорилось, что гетман верен своим обязательствам по отношению к шведам и Ракоци[889].
Этим теперь, однако, дело не ограничивалось. Ян Шумовский должен был просить, чтобы царь отправил послов к султану, которые добились бы, чтобы султан «Ракоце велел ис Польской земли выступить». Он должен был также предложить, чтобы царь вступил в союз с датским королем против Карла Густава[890].
Ян Шумовский въехал в Москву 20 апреля[891], 6 мая был принят царем и вручил ему королевскую грамоту[892], но лишь 1 июня его пригласили, чтобы выслушать предложения Яна Казимира[893]. Русское правительство явно уклонялось от продолжения переговоров с польским королем, очевидно, выжидая, к чему приведет война с Карлом Густавом и его союзниками. Это, однако, вовсе не было признаком пассивности. Наоборот, если в феврале-марте в Москве только наблюдали за развитием событий, то в апреле — начале мая здесь был предпринят ряд шагов, чтобы повлиять на их ход. Толчком к этому стала информация о положении в Речи Посполитой, которая из разных источников стала поступать в Москву в апреле 1657 г. Среди этой информации был ряд важных сообщений о планах и действиях Богдана Хмельницкого.
Так, 24 марта в Посольский приказ поступили от А.Л. Ордина-Нащокина и были там переведены тексты писем Богдана Хмельницкого к И. Радзейовскому и Богдана Хмельницкого и писаря И. Выговского к Карлу Густаву от января 1656 г. — еще одно свидетельство самостоятельности политики гетмана, проводившейся им в нарушение взятых им обязательств[894]. Впрочем, эти факты относились к прошлому, для царя и его советников гораздо больший интерес представляли сообщения о действиях гетмана в настоящем. Так, в тот же день 24 марта в Посольский приказ поступила и отписка А.Л. Ордина-Нащокина, в которой говорилось, что Хмельницкий послал на «помощь» Ракоци «на поляков полковника Онтона с черкасы»[895].
Особый интерес для русского правительства представляли сведения о планах союзников, связанных с Хмельницким. Сообщения о них, правда, существенно расходились между собой. О разделе Речи Посполитой между союзниками с тем, чтобы к Хмельницкому отошли Волынь и Подолия, сообщал А.С. Матвееву староста ошмянский А. Сакович. По его словам, разделив Речь Посполитую, союзники намеревались «наступить на царя московского, чтоб у него то выдрать и до Инфлянт королю свейскому прилучить», что войска царя заняли во время войны 1654–1655 гг.[896]. На встрече 19 марта о таких планах союзников говорил А.С. Матвееву и гетман В. Госевский[897]. Наиболее подробно о планах союзников рассказал А.И. Нестерову гетман Павел Сапега на встрече 18 февраля. Его сообщения должны были представлять для русского правительства особый интеpec, так как за день до этого был задержан шведский резидент при Хмельницком Г. Велинг, который ехал к Карду Густаву в Пруссию[898]. Поэтому можно было предполагать, что свои сведения П. Сапега почерпнул из весьма компетентного источника. В отличие от Госевского, он говорил, что союзники не стремятся к войне с Россией и готовы оставить под властью царя «Белую Русь». Великое княжество и Корона Польская должны отойти под власть Ракоци, Бранденбург и Курляндия должны находиться под верховной властью шведского короля, а к Хмельницкому, как указывалось и в других сообщениях, должны были отойти Волынь и Подолия. Вместе с тем Сапега указывал, что Хмельницкий будет признавать своим сюзереном царя, но характер их отношений должен измениться: гетман должен пребывать под властью царя «особно, не подданным, так же, как был у польского короля курфюрст бранденбургский»[899]. П. Сапега сообщил также (об этом, очевидно, он тоже узнал от Г. Велинга), что еще в ноябре 1656 г. к Хмельницкому отправлены шведские «великие» послы для заключения договора о союзе, «а велено, де, им идти из Прус» через земли Империи в Молдавию[900]. Ряд более конкретных сообщений говорил о проблемах, возникших в связи с заключением Хмельницким союзов со Швецией и Трансильванией.
25 февраля 1657 г. шляхтич Ошмянского повета Андрей Юшкевич информировал Виленского воеводу М. Шаховского о положении, сложившемся в Полесье со вступлением туда войск Хмельницкого. Собравшаяся на сеймик шляхта Пинского повета не могла решить, кому она должна присягать: царю или Ракоци[901].
Еще более сложная ситуация стала складываться в Белоруссии. Здесь на территории, занятой русскими войсками, находилась не подчинявшаяся русской власти сильная крепость в Слуцке — владение Богуслава Радзивилла, главного сторонника шведов в Великом княжестве Литовском. Во время разговора с А.И. Нестеровым П. Сапега сообщил ему, что, как писали Хмельницкий и Выговский Богуславу Радзивиллу, Войско Запорожское берет Слуцк под свою защиту