[922]. Полученные от А.И. Нестерова сведения в Москве могли сравнить с текстом решений сеймика в Бресте, который привез в Москву гонец Иван Михайлов, ездивший к новогрудскому воеводе П. Вяжевичу[923].
В своих решениях участники съезда называли его «конвокацией» сенаторов и шляхты Великого княжества Литовского потому, что в его работе участвовали жители Великого княжества, нашедшие приют на Подляшье. В работе «конвокации» участвовали как ее начальник — маршалок Великого княжества К. Завита, великий гетман П. Сапега, генеральный староста жмудский Е. Глебович, воевода брестский М. Бжозовский, воевода витебский В. Волович, воевода Мстиславский Е. Друцкий-Горский и ряд других сенаторов.
В 9 статье принятых решений действительно говорилось о том, что ее участники добиваются скорого созыва сейма, чтобы заключенные под Вильно соглашения «к счастливо приведены были совершенью», но большая часть принятых решений говорила о тяжелом положении Великого княжества и содержала отчаянные просьбы о помощи.
О себе участники «конвокации» писали: «пришли есмя до последнего разорения, волочася, яко бедные выгнанные, по чужим углам»» (ст. 1.). Участники «конвокации» обращали внимание на плачевное состояние войска, которое давно не получает жалованья и после 9 мая готово бросить службу, «а коней и наряду у них не стало» (ст. 3–4). Говорилось в принятых решениях и о необходимости принять меры для завершения строительства крепости в Бресте (ст. 15–16). Сенаторы и шляхта требовали, чтобы им предоставили «на время где ни буди место на прожиток», в противном случае, — говорилось в решениях, — они будут вынуждены «повращатца к разоренным маетностям своим» (ст. 8). Так как «маетности», хотя и разоренные, находились на территории, занятой русскими войсками, то это означало, что сенаторы и шляхта, если не получат материальной и военной помощи со стороны Короны, будут вынуждены подчиниться власти царя. Очевидно вместе с тем, что на такую поддержку трудно было рассчитывать, когда по землям Польского королевства передвигались войска Ракоци, Хмельницкого и Карла Густава[924].
Важным дополнением к этим сведениям служило сообщение А.И. Нестерова состоявшейся у него 11 марта, т. е. через несколько дней после созыва сеймика, встрече с главными участниками съезда П. Сапегой, Е. Глебовичем и К. Завишей. Они просили прислать в Брест «пехоты салдацкого строю» для защиты участников сейма от войск Карла Густава и Ракоци. «А… бес пехоты в Бресте никак не мочно» находиться, — подчеркивали участники встречи. Они хотели бы кроме того, чтобы русский гарнизон разместился в только что отобранном у шведов Тикоцине[925]. Сам А.И. Нестеров также сообщал царю, что П. Сапега боится прихода вражеских войск к Бресту, где «городовые крепости нет и ратных людей пехоты только с пятьсот человек, и пороху мушкетново и пушечново и свинцу мало»[926].
Все эти сведения рисовали яркую картину тяжелого положения «остатков» Великого княжества, растерянности правящей элиты, ее сознания неспособности отразить противника своими силами, ее надежды на выход из тяжелой ситуации с помощью царя. Для отношений, складывавшихся к этому времени между представителями политической элиты Великого княжества и русским монархом, показательным можно считать эпизод, когда в Брест пришли сведения о смерти литовского канцлера А. Радзивилла. Встретившись с А.И. Нестеровым, Е. Глебович просил, чтобы царь добился предоставления ему должности литовского канцлера, а получив ее, литовский магнат будет «служить» царю и «ведоме о всем» к нему писать[927].
Важные сведения о событиях, одновременно происходивших в Жемайтии, А.Л. Ордин-Нащокин получил от курляндского герцога. Сеймик жемайтской шляхты В. Госевский созвал в Упитском повете. Судя по тому, что было известно герцогу, выбранные послы на сейме в Бресте должны были добиваться выполнения Виленского договора и в случае отказа «король бы и Речь Посполитая им, поветам княжства Литовского, волю учинили, где их маетности, там в подданстве и самим быть»[928]. Отписка А.Л. Ордина-Нащокина с рассказом о решениях съезда поступила в Посольский приказ 29 апреля[929]. Судя по этим сообщениям, позиция обоих литовских съездов была идентичной — в решениях обоих достаточно определенно звучало утверждение, что если Корона не поможет Литве в ее тяжелой ситуации, то ей ничего другого не остается, как подчиниться власти царя. Немедленной реакции на эти сообщения не последовало, но развитие событий в Речи Посполитой все более принимало такой оборот, что русское правительство оказывалось перед необходимостью срочного принятия важных политических решений.
Если в конце марта на горизонте лишь зарисовывалась угроза соединения войск союзников, то к середине апреля эта угроза стала реальностью: трансильванско-казацкая и шведская армии соединились в районе Сандомира. На военном совете было принято решение перейти Вислу и идти походом к Люблину, куда отступила коронная армия во главе с С. Потоцким. Разбив это войско и заняв Люблин, союзники должны были идти к Бресту Литовскому, разбить литовское войско и овладеть этим городом. По планам Карла Густава город Брест должен был стать базой для новых военных операций, куда должны были прийти войска с Украины, продовольствие из Литвы и Мазовии, артиллерия из Пруссии.
Задуманный план начал затем осуществляться. Карл Густав накануне перехода войска через Вислу направил к Хмельницкому посольство, целью которого было добиться посылки к Бресту новых казацких войск для усиления корпуса А. Ждановича. В конце апреля — начале мая, перейдя Вислу, войска союзников заняли Люблин. Армия Потоцкого, не приняв боя, отступила. Во время отступления войско разделилось, часть его двинулась на силезскую границу к Яну Казимиру, часть во главе с Потоцким отошла на восток, чтобы соединиться с литовским войском П. Сапеги. Вслед за ним двинулось на восток войско союзников. Карл Густав снова рассчитывал в сражении разбить соединенное войско противников, но гетманы отступили. Войско С. Потоцкого двинулось к Кобрыню, а оттуда пошло на юг, а войско П. Сапеги отошло к Каменцу Литовскому. Войска союзников двинулись к Бресту[930].
Первые известия о происшедших переменах привез в Москву принятый царем 18 мая в селе Покровском королевский посланник Казимир Монтримович[931]. Посланец был отправлен 6 мая н. ст. из Данкова близ силезской границы, где находился в то время Ян Казимир. Извещая царя, что из Австрии «войска нам немалые на помочь идут», король просил выслать русские войска против курфюрста — Союзника шведов[932]. Во время предшествующих приему «разговоров» посланец сообщил, что коронные гетманы отошли к южной границе, чтобы «сходитца с ханом крымским», что войска Ракоци и шведов заняли Самбор, Люблин, Лович. Эти войска находятся в 6 милях от Бреста, под стенами которого уже появляются их «подъезды». Если эти войска подойдут к Бресту, то, по мнению посланника, «Брест от свейского и от Ракоцы не отсидитца»[933]. На встрече 20 мая с Н.И. Одоевским посланник, ехавший через земли Великого княжества и встречавшийся с Павлом Сапегой, передал его просьбу о срочной помощи. Он рассчитывал на поддержку С. Чарнецкого, но «меж их учинилась брань» и Чарнецкий увел свое войско[934].
Достоверность этих сообщений подтверждала отписка А.И. Нестерова, поступившая в Посольский приказ 20 мая[935]. В ней сообщалось о соединении сил союзников, занятии их войсками Люблина и о том, что коронные гетманы, «не бився с Ракоцею, побежали», а войска союзников идут к Бресту. Нестерову великий гетман сказал, что он не в состоянии продолжать войну.
Ход событий показывал бессилие Речи Посполитой в борьбе с врагом и отчаянное положение, в котором оказались «остатки» Великого княжества Литовского. Вместе с тем в Москве не могли не быть обеспокоены вторжением войск союзников на территории, которые здесь относили к зоне своего влияния.
К каким решениям склонились в Москве под впечатлением полученных сообщений, показывает запись высказываний Н.И. Одоевского при его встрече с К. Монтримовичем 20 мая. В «разговорах» Монтримович сообщал и благоприятные для Речи Посполитой сведения. Так, он говорил, что к коронным гетманам на юге присоединится хан с 100-тысячным войском, а от императора уже прислан на помощь отряд рейтар и ждут новых подкреплений[936]. В ответ Н.И. Одоевский сказал, что помощи Речь Посполитая не получит, «надеятца на цесарское войско нечево», т. к. в Вене заняты выбором нового императора после смерти Фердинанда III, а татары остаются в Крыму, «и та их надежда ни во что». Корона Польская уже разорена войсками шведов и Ракоци. Если Великое княжество Литовское хочет избежать такой участи, следует «бить челом великому государю его царскому величеству под его высокую руку» и тогда царь станет его «от неприятеля боронить». Разговор закончился настоятельным предложением передать его слова гетману Павлу Сапеге и виленскому епископу[937]. Во всем этом разговоре с королевским посланником о короле ничего не говорилось и никаких высказываний, адресованных королю, ближний боярин не сделал.
Под впечатлением полученных сообщений в Москве, очевидно, пришли к выводу, что Королевство Польское уже захвачено враждебной коалицией. В этих условиях добиваться исполнения условий Виленского договора не имело смысла, но можно было использовать сложившееся критическое положение для утверждения русской власти на тех землях Великого княжества Литовского, которые еще не вошли в состав Русского государства. Дл