я осуществления этого решения в Москве приступили к подготовке ряда дипломатических миссий. Из сохранившейся записки Н.И. Одоевского видно, что одновременно подготавливались наказы «Авраму и Артемону, и Денису, и Желябужскому». Документы подготавливались в Покровском, где их обсуждал царь вместе с боярской думой[938]. 28 мая датированы и тексты грамот, и врученные посланцам наказы. Очевидно, к этому времени работа была закончена.
Особое значение придавалось двум миссиям, которые должны были направиться в Великое княжество Литовское. Авраам Лопухин должен был направиться в Жемайтию к гетману В. Госевскому, Денис Остафьев — к Павлу Сапеге. Им в качестве помощников — экспертов были приданы местные уроженцы: Лопухину — Миколай Тихановецкий, с которым консультировались при составлении наказов[939], а Остафьеву — Юрий Ермолич, который сообщил, что хорошо знает одного из главных офицеров войска Сапеги — X. Полубенского[940].
О характере поручений, которые они должны были выполнить, ясно говорит такой документ, как грамота царя Алексея Михайловича, адресованная «Войска Жемоицкого полковникам и ротмистром и всяким начальным людем и всему войску жемоицкому и всем обывателем княжства Жемоицкого». Грамота начиналась с констатации, что царю «поручил Бог» Великое княжество Литовское, «а княжство Жмутцкое издавна присовокуплено» к этому государству. Теперь «неприятели» пришли под Брест, король и гетманы «от них убегают», П. Сапега от города отступил к Пружанам, «а войска при нем только с три тысячи да и те за незаплатною хотят идти в рознь». Войско во главе с В. Госевским тоже не в состоянии дать отпор противнику. Поэтому жителям Жемайтии следовало бы, «не допускаючи маетностям своим конечного разоренья, от Великого княжества Литовского не отлучатися» и принести присягу царю. Царь защитит их от неприятеля, а за ними сохранятся все «вольности», владения и должности «по королевским привилеям»[941].
Хотя грамота адресовалась всем жителям, речь шла, как видно из содержания наказов, врученных посланцам, прежде всего о присяге царю гетманов и войска. Предполагалось, что присяга может быть принесена перед воеводой В.Б. Шереметевым в Борисове[942], но в этом вопросе можно было пойти на уступки и договориться о другом месте присяги (например, в Вильно). При этом русская сторона принимала на себя обязательство выплачивать жалованье войску. Особой жалованной грамотой было обещано гарантировать шляхетские вольности, сохранение владений и «урядов»[943]. Следовало также обещать, что сразу после принесения присяги войску будет оказана военная помощь[944].
Посланцам были даны полномочия и для переговоров с войском, если его глава — гетман откажется присягать. В этом случае следовало письменно обещать, что войску сразу же после принесения присяги будет выплачено жалованье за четверть года[945]. В Москве хорошо знали, что войску постоянно не выплачивают жалованье, и рассчитывали это использовать.
Были подготовлены образцы присяги «в вечное подданство», чтобы «в счастливых и несчастливых временах в подданстве веру додержать истинную безо всякие измены», и речи архиерея (полоцкого епископа), который будет приводить к присяге «греческие веры людей»[946]. Одновременно предпринимались меры для реального обеспечения обещаний. 5 июня царь распорядился отправить к В.Б. Шереметеву 110.000 «любских ефимков» для выплаты жалованья литовскому войску[947]. Еще раньше, 30 мая, Виленскому воеводе М. Шаховскому был послан приказ послать на помощь гетманам войска сразу после принесения присяги[948].
Это означало, что русское правительство было готово вступить в войну с союзниками из-за территорий, входивших в состав Великого княжества Литовского. В этих условиях актуальной задачей становилось возможно более ослабить вражескую коалицию. Решению этой задачи должны были способствовать две другие дипломатические миссии. Важная миссия была поручена И.А. Желябужскому, отправившемуся в путь 9 июня. Он должен быть направиться прямо в лагерь союзников и сообщить Антону Ждановичу, командующему казацким войском, что гетман Павел Сапега «бьет челом, что ему быть под… высокою рукою» царя «и с достальными городами Великого княжества Литовского». Одновременно от имени царя он должен был передать Ждановичу приказ «идти бы назад к гетману к Богдану Хмельницкому со всем войском»[949]. Он должен был передать и грамоту царя Дьердю Ракоци. В ней указывалось, что князь обязался не заключать соглашений с врагами царя, а теперь он эти обязательства нарушил. Он вступил в союз с врагом царя — Карлом Густавом, а теперь напал «на Великое княжество Литовское, на те места, которые уже нам, великому государю, бьют челом в подданство». Трансильванскому князю, — указывалось далее, — следует «от шведского короля отстать и на гетмана Павла Сапегу и под иные городы и места Великого княжества Литовского войной не ходить и ничем их не разорять»[950].
Одновременно с И.А. Желябужским А.С. Матвеев должен был направиться к Богдану Хмельницкому[951]. Обращает на себя внимание, что миссия была поручена одному из наиболее доверенных слуг царя, выполнявших наиболее ответственные поручения. Стоит отметить также, что решение было принято, когда в Москве еще не имели сведений о результатах переговоров, которые должно было вести в Чигирине посольство во главе с Ф.В. Бутурлиным. Материалы Посольского приказа, связанные с поездкой А.С. Матвеева, по-видимому, утрачены[952], но все же можно высказать некоторые соображения о причинах такого решения и о характере данного посланцу поручения.
Во второй половине мая в руках русских властей оказались новые свидетельства того, что Хмельницкий ведет политику, находящуюся в резком противоречии с русским внешнеполитическим курсом. К. Монтримович передал в Посольский приказ текст соглашения о союзе между Хмельницким и Ракоци[953], а вернувшийся в конце мая К. Иевлев привез полученные в королевской резиденции перехваченные шведские проекты соглашения о союзе с Хмельницким[954]. Для царя и его советников было весьма существенно, что в этих проектах шла речь не только о заключении военно-политического союза, но и об установлении шведского протектората над Войском Запорожским. Условия предусматривали участие Войска Запорожского в «зацепной» — наступательной войне на стороне Карла Густава, сбор на его территории торговых пошлин в пользу шведского короля, передачу ему территорий «над Днепром, где его королевскому величеству крепости и города строить»[955]. В одном из проектов особо и специально говорилось, что Хмельницкий должен добиться такого соглашения с Россией, чтобы ее западная граница проходила по Березине «и чтоб вся Литва королевскому величеству и государству свейскому досталась». «Тако же, — говорилось далее, — все, что на той стороне Березы есть, в Украине и на Волыни, чтоб Москва отнюдь к тому дела не имела»[956]. В Москве и ранее остро реагировали на переговоры Хмельницкого с Карлом Густавом. В ситуации, когда явно назревал конфликт с Карлом Густавом и его союзниками из-за «Литвы», соглашения и какие-либо совместные действия шведского короля и его союзников и украинского гетмана становились для царя и его советников крайне нежелательными. Представляется поэтому весьма вероятным предположение М.С. Грушевского, что А.С. Матвеев поехал в Чигирин с категорическим требованием разорвать все связи с Карлом Густавом и его союзниками.
После подготовки к отправлению этих посольств, которая завершилась в начале июня, в Москве был предпринят еще один шаг. 9 июня состоялся «отпуск» задержанного в Москве гонца курфюрста Фридриха Вильгельма[957]. После заключения Виленского договора курфюрст оказался в сложном положении. Русско-польское сближение означало возможную перспективу войны, не только с Речью Посполитой, но и с Русским государством. Такой войны Фридрих Вильгельм старался избежать, стойко сопротивляясь попыткам шведских политиков добиться его вступления в такую войну. В сентябре 1656 г. шведский посол Шлиппенбах сообщал Карлу Густаву, что курфюрст решительно не желает разорения своей страны в войне с державой, владения которой расположены совсем недалеко от прусских границ[958]. Такие доводы не находили понимания у Карла Густава, который полагал, что курфюрст укрепил бы безопасность своего государства, послав все свои войска в Литву и Жемайтию и разорив земли, лежащие между Пруссией и русскими владениями[959]. Курфюрст отдавал себе отчет в реальном приближении угрозы войны после заключения Виленского договора, тем более что с польской стороны постоянно поступали слухи, что царь направляет крупные силы на помощь литовской армии[960]. Фридрих Вильгельм не хотел войны, но и порывать с Карлом Густавом, которому удалось к концу 1656 г. сформировать антипольскую коалицию, он также не собирался. Выходом из положения представлялось выступить с предложением посредничества между Россией и Швецией.