[1056]. В письме из Бирж от 8 марта н. ст. он приглашал и А.С. Матвеева на встречу с ним и Нащокиным в Кокенгаузене, чтобы о «воинском деле снестись». Отписку А.Л. Ордина-Нащокина о встрече разыскать не удалось, но о ней рассказал А.С. Матвееву сам гетман во время их встречи 19 марта в Бовске в Курляндии. По его словам, на встрече, состоявшейся в 5 верстах от Кокенгаузена (Царевичева Дмитриева) он предлагал соединить войска, чтобы совместно выступить против М. Делагарди, но Афанасий отвечал: «что войска у него нет, а что оставлено, оставлено для обороны». Он заверял Госевского, что ведет переговоры со шведами, чтобы узнать, «что у них в Риге делаетца, а не для миру»[1057]. Судя по его разговору с А.С. Матвеевым, гетман этому не поверил, но контакты были установлены.
20 марта А.Л. Ордину-Нащокину привезли письмо от В. Госевского, в котором тот предупреждал, что М. Делагарди провел смотр войска и пошел «к рубежу московскому», и советовал укрепить Друю и Кокенгаузен[1058]. Предупреждение подтвердил последующий ход событий, и это способствовало установлению доверия.
О следующем этапе переговоров В. Госевского с А.Л. Ординым-Нащокиным важные сведения сохранились в «распросных речах» шляхтича Семена Мервинского, которого А.Л. Ордин-Нащокин посылал к курляндскому герцогу. С. Мервинский сообщил в Посольском приказе, что в апреле, после того как шведские войска напали на Псково-Печерский монастырь, гетман и воевода, встретившись[1059], выработали совместный план военных действий. Гетман должен был отрезать шведские войска от Риги, «а Офонасью послать было пехоты 1.000 человек встречю и ударить на графа Магнуса с обеих сторон». План сорвался потому, что литовское войско, не получая платы, отказалось нести службу и В. Госевский был вынужден вернуться в Кейданы[1060]. Этo показывает, что сотрудничество с обеих сторон заметно продвинулось вперед.
Тем временем, несмотря на возобновление военных действий, между Магнусом Делагарди и А.Л. Ординым-Нащокиным продолжались сношения, чтобы наметить время и место для проведения мирных переговоров. Шведская сторона поднимала даже вопрос о посредниках, которыми могли бы быть бранденбургский курфюрст, французский король и английский протектор Оливер Кромвель[1061]. Наконец, встреча представителей сторон была назначена на 7 мая в 30 верстах от Царевичева Дмитриева[1062]. Однако Ордин-Нащокин получил предостережения, что Магнус в действительности не желает вести переговоры, а хочет «учинить всякое зло» над теми, кого вышлют на съезд. Когда воевода послал людей, чтобы проверить эти сообщения, они ему доложили, «что у съезжево места в скрыте стоят свейские многие люди». После этого А.Л. Ордин-Нащокин отказался выслать своих представителей на съезд.
Это вызвало резкий протест шведской стороны. В письме, обращенном к царю, Ордин-Нащокин был обвинен в том, что из-за его произвольных действий напрасно проходит время, а мирные переговоры не начинаются. Он сам не желает вести переговоры и не высылает на съезд своих представителей. Поэтому Нащокина следует заменить другим человеком[1063]. Правительство в Москве встало, однако, на сторону своего представителя. Мирные переговоры были прерваны. 15 мая произошло нападение шведских войск на Царевичев Дмитриев[1064], а в июне 1657 г. на территории Ливонии развернулись масштабные военные действия. Понятно, что в этих условиях у А.Л. Ордина-Нащокина должен был сохраниться интерес к организации взаимодействия с литовским войском в Жемайтии. Следует отметить, что в первой половине 1657 г. у А.Л. Ордина-Нащокина появилась еще одна веская причина для поддержания контактов с литовским гетманом.
После того, как к начале 1657 г. литовское войско вытеснило шведов с территории Великого княжества Литовского, закономерно вставал вопрос о целях дальнейших военных операций на территории Ливонии. Уже в конце февраля 1657 г. стало ясно, что главной целью действий литовских войск станет Рига[1065]. О походе на Ригу войск В. Госевского говорилось и в печатных «курантах»-«вестях», полученных 8 февраля из Кенигсберга[1066]. Особый интерес у Ордина-Нащокина должно было вызвать сообщение от 3 февраля из Кейдан — в то время одной из резиденций гетмана В. Госевского. В нем говорилось, что горожане Риги находятся «в великом страхованье», так как не надеются на шведскую помощь и ждут появления русских войск вблизи от Риги. Если в это время к Риге подойдут польские войска, то рижане сдадут им город, об этом гетману Госевскому были тайные сообщения «от розных честных людей»[1067].
Сообщения о таких сношениях поляков с Ригой поступали и из других источников. Так, шляхтич Ошмянского повета Анджей Юшкевич, ссылаясь на разговоры с таким близким к гетману лицом, как Стефан Медекша, рассказывал 19 марта Виленскому воеводе, кн. М. Шаховскому, что В. Госевский просит у царя пороха и свинца, чтобы организовать поход на Ригу, «а Рига сдастся ему, Госевскому, по слову одному»[1068].
Такие сведения не могли не привлечь внимания А. Л. Ордина-Нащокина, имевшего (о чем уже говорилось выше) в отношении Риги свои планы. Появление сообщений о польских планах относительно Риги должно было активизировать его действия. Они говорили прежде всего о том, что горожане Риги не рассчитывают на то, что шведам удастся сохранить этот город под своей властью. Наместнику ливонских городов было также хорошо известно о скромных размерах шведского гарнизона в Риге[1069]. Поскольку А.Л. Ордин-Нащокин решительно не желал, чтобы эти польские планы осуществились, и вместе с тем хорошо видел трудности в положении Риги, он считал необходимым резко усилить русские силы в этом районе. В отписке, отправленной в Москву в начале апреля 1657 г., характеризуя положение в Риге, он писал, что «толко рижан он, Магнус, тем обнадеживает, што в Царевичеве Дмитриеве городе опричь осадных людей прибылых нет и хлебом беззапасно». Между тем все его попытки получить подкрепления из Пскова безуспешны. Там, — писал Нащокин, — «отпискам моим не верят»[1070]. В таком положении, когда ливонский наместник не имел в своем распоряжении крупных военных сил, особенно настоятельной становилась необходимость быть в курсе намерений и планов литовского гетмана. Этого требовала и заинтересованность в борьбе против общего противника и обозначившееся скрытое соперничество сторон в борьбе за Ригу. Необходимость в поддержании контактов не стала меньшей, когда с лета 1657 г. на территории Ливонии развернулись уже достаточно крупные военные операции.
Глава 6.На перепутье.(Русская внешняя политика во второй половине 1657 — начале 1658 г.)
Разгром Ракоци, вступление Австрии в войну со Швецией, начало датско-шведской войны и уход главных шведских военных сил в Скандинавию создали во многом новую ситуацию в Восточной Европе, прежде всего в отношениях между Россией и Речью Посполитой.
После разгрома Ракоци и образования антишведской коалиции положение Польско-Литовского государства уже не было столь критическим, как тогда, когда был заключен Виленский договор. Станет ли в новых условиях польско-литовская сторона выполнять это соглашение? Даже если это произойдет и король созовет сейм, чтобы царь Алексей Михайлович был избран преемником Яна Казимира, то какие условия избиратели предложат царю? Если под Вильно комиссары Речи Посполитой отказались пойти на уступки по целому ряду важных вопросов (настаивая, в частности, на том, что вся Украина должна войти в состав Польско-Литовского государства), то какие были основания ожидать, что они теперь заключат соглашение о избрании царя на желательных для русской стороны условиях? Эти неприятные вопросы не могли не вставать перед царем и его советниками, вынуждая их к поискам политического курса, который соответствовал бы новой ситуации.
На его выработку должны были существенно повлиять сведения, доставленные из Речи Посполитой. Это были не только сообщения о разгроме Ракоци и отказе литовских гетманов и войска присягнуть царю (чего в Москве уже ожидали). Ряд важных сообщений касался приобретшего теперь особую актуальность вопроса об избрании царя. Гетман В. Госевский не обсуждал этого вопроса с А. Лопухиным, но посланец сумел узнать о приезде к нему австрийского посла Ф. Лизолы, выступающего как посредник («мировщик») при заключении мира с курфюрстом. Но, как стало известно Лопухину, Лизола предлагал избрать преемником Яна Казимира «цесарского сына». Он якобы даже сказал гетману: «Я, де, от короля к вам приехал, король и гетманы корунные то ведают»[1071].
Вопрос об избрании царя занял весьма заметное место в беседах Д. Остафьева с гетманом П. Сапегой и его сторонниками. На встрече в Рожанах в начале августа 1657 г. виленский епископ Ян Завиша сообщил, что он направляется к королю и сенаторам, чтобы «скоро учинить сейму и совершить бы доброе дело»[1072].
О стремлении добиться в скором времени выполнения Виленского соглашения сообщил Д. Остафьеву на встрече с ним 20 августа гетман П. Сапега[1073]