ался он к царю, — о Риге стоит»[1131]. Письмо содержало резкие выпады против псковского воеводы И.А. Хованского, для которого, по убеждению воеводы Царевичева Дмитриева, он и его ратные люди «ненавидимее шведов»[1132]. Эти выпады были связаны с тем, что псковский воевода действовал в Ливонии не так, как считал правильным А.Л. Ордин-Нащокин.
Как увидим далее, он ошибался — ход событий определяли не личные предпочтения псковского воеводы. Правильность наблюдений А.Л. Ордина-Нащокина о слабости шведских войск в Ливонии подтверждали и отписки И.А. Хованского. Так, он сообщал в Москву, что, когда Магнус Делагарди просил Карла Густава о помощи, то король ответил, «что людей на помочь прислать неково»[1133]. Для развертывания военных действий в Ливонии складывались благоприятные условия, и в Москве приняли это во внимание, направив в декабре 1657 г. И.А. Хованскому приказ начать поход в «Немецкую землю». Однако целью похода должна была стать отнюдь не Рига. Войско И.А. Хованского должно было идти «под Ругодив и под Ивангород и под Яму и под Копорье». Одновременно из Новгорода отряд во главе с Ф. Лодыженским должен был идти «под Орешек и под Канцы»[1134]. Таким образом, военные действия должны были развернуться не в устье Западной Двины, а на побережье Финского залива. Вероятно, вопреки оптимистическим прогнозам А.Л. Ордина-Нащокина в Москве не очень верили в успех похода на Ригу и считали более реальным делом добиться выхода к морю на побережье Финского залива. Обращает на себя внимание, что в походе армию Хованского должны были усилить два приказа московских стрельцов из Новгорода, 1.000 солдат с Олонца, солдаты Сумерской волости[1135]. Таким образом, на театр военных действий не направлялось каких-либо дополнительных подкреплений, здесь должны были действовать лишь те войска, которые уже и так находились в пограничных областях.
А.Л. Ордин-Нащокин, поддерживавший связи с гетманом В. Госевским, рассчитывал при продолжении военных действий на сотрудничество с литовским войском против шведов. В Москве, напротив, считались с возможностью серьезных осложнений в будущих отношениях с Речью Посполитой и берегли на этот случай основные военные силы.
Получив царскую грамоту, И.А. Хованский запрашивал дьяков Разрядного приказа: если окажется, что в тех городах, к которым он пойдет походом, «малолюдно и приступом над теми городами промысл учинить мочно», то «к тем немецким городом приступать ли или нет»[1136]. Очевидно, что царская грамота не содержала точных указаний на этот счет. Это заставляет предполагать, что в Москве, возможно, не ожидали от похода И.А. Хованского каких-то территориальных приобретений, рассматривая его, прежде всего, как меру давления, которая заставила бы шведское правительство заключить мир.
Как представляли себе царь и его советники дальнейшее развитие событий, показывает сохранившийся, к сожалению, лишь во фрагментах, наказ Б.М. Хитрово, направленному в самом конце 1657 г. с важной миссией к И. Выговскому, который стал новым украинским гетманом после смерти Богдана Хмельницкого[1137]. Он должен был поставить гетмана в известность, что польско-литовская сторона не выполняет условия Виленского договора, и поэтому царь «неправдам их терпети не учнет, а хочет на весну посылать на корунные городы своих царского величества бояр и воевод». Для участия в таком походе гетман должен был выделить часть полков Войска Запорожского[1138]. Таким образом, по плану русского правительства весной 1658 г. должен был начаться совместный поход русских и украинских войск на Речь Посполитую, который, очевидно, и должен был привести к заключению мира на желательных для русской стороны условиях. При такой установке поиски выхода к Балтийскому морю отодвигались на задний план, а главное внимание русских политиков стал привлекать вопрос, сможет ли Войско Запорожское выполнить ту роль, которую они ему отводили в своих планах.
Новый гетман, генеральный писарь Войска Запорожского Иван Выговский, был избран без какого-либо участия русских представителей, но, как убедительно показала Т.Г. Яковлева[1139], был кандидатом вполне приемлемым для Москвы. Он еще задолго до Переяславской рады установил контакты с русским правительством и оказывал услуги русским дипломатам, передавая им копии документов и сообщая различные важные сведения. Во время обострения отношений в связи с участием казацких полков в походе Ракоци он сумел своевременно дать понять, что не одобряет действий гетмана, и сохранил доверие московских политиков.
В первые месяцы пребывания у власти И. Выговский продолжал внешнюю политику Богдана Хмельницкого. Были подтверждены соглашения с Трансильванией, заключен договор о союзе со Швецией. Как и Хмельницкий, Выговский видел в этих государствах полезных союзников в борьбе с Речью Посполитой. Однако он должен был учитывать те новые условия, которые сложились в последние месяцы гетманства Хмельницкого и которые уже покойный гетман должен был принять во внимание. Несмотря на заключенные соглашения, в сложившейся ситуации от возможных союзников нельзя было ожидать реальной помощи. Вступивший из-за самовольного похода в Речь Посполитую в конфликт с султаном Дьердь II Ракоци с трудом удерживал трон в борьбе с османскими войсками, а Карл Густав увел свою армию из Польши на север. Между тем возникала после поражения Ракоци реальная опасность совместного похода польских и татарских войск на «черкасские города». Выше уже цитировались сообщения царских посланцев из Речи Посполитой о планах такого похода. Аналогичные известия приходили в Москву и из Крыма. Выехавший из Крыма 23 сентября толмач Терентий Фролов сообщал, что хан, вернувшийся из похода в Трансильванию, «велел ратным людем лошадей кормить, а хочет, де, идти на войну в черкасы»[1140]. По сведениям, собранным русскими посланниками, хан предлагал Яну Казимиру начать военные действия уже зимой[1141].
Подобные сообщения, несомненно, приходили и к Выговскому. 25 августа 1657 г. он говорил посланцу царя В. Кикину, что «хан со всею ордою… сшодчись с ляцкими войсками, хотят приходить войною на Украину»[1142]. 31 августа он снова говорил Кикину, что хан «послал… по последних татар, велел выгонять всех за собой на войну»[1143]. Новый гетман, несомненно, пытался предотвратить опасность. Он попытался вступить в сношения с крымским ханом, извещая его о своем избрании, и предлагал вернуться к «дружбе», которая существовала между ханом и Хмельницким[1144]. Был предпринят и другой шаг. И. Выговский продолжил переговоры с султаном, начатые еще при Хмельницком. На этих переговорах была достигнута договоренность, что гетман не допустит нападений казаков на османские владения, а султан прикажет крымскому хану не нападать на «черкасские города»[1145]. Это, однако, не давало полной гарантии безопасности. Поэтому И. Выговский не только не возражал против прихода в Переяслав русских войск во главе с Г.Г. Ромодановским, посланных туда еще по просьбе Хмельницкого, но и на встрече, состоявшейся 28 октября, просил русского командующего не распускать войска, обещая снабдить их всеми необходимыми запасами[1146].
В отношениях с русским правительством И. Выговский следовал линии, намеченной после Виленских переговоров Хмельницким. Это ясно показывают записи его бесед с В. Кикиным в конце августа 1657 г. Через посланца он, как и Хмельницкий, убеждал царя и его советников, что следует отказаться от поиска соглашений с Речью Посполитой, которая не выполняет своих обязательств и не будет делать этого в будущем. Эти положения, выдвигавшиеся уже покойным гетманом, Выговский подкрепил новыми серьезными доводами. По его словам, поляки уже заключили договор с Леопольдом, сыном Фердинанда III, что именно он (а не царь) будет преемником Яна Казимира на польском троне. Между Австрией и Речью Посполитой заключено соглашение, «что под царским величеством и под Московским государством и под нами промышлять заодно»[1147]. Позднее, другому посланцу царя А.С. Матвееву он обещал даже послать в Москву «список» с изложением условий, «на которых статиях поляки с Леопольдом договорились»[1148]. Сведений о посылке такого текста не сохранилось, так как договора, подобного тому, о котором говорил Выговский, не существовало в природе: не было заключено соглашения об избрании Леопольда, а договор о союзе предусматривал военные действия против Швеции, а не против Русского государства. Однако очевидны усилия Выговского, направленные на то, чтобы добиться аннулирования Виленского договора. Через его посланца Иван Выговский настоятельно просил царя, если Ян Казимир и Леопольд пришлют в Москву послов «бити челом о миру», чтобы он «ни в чем бы им, яко лукавым прелстителям, не верил»[1149].
Гетман привел и другой важный аргумент в пользу того, что не следует рассчитывать на искренность и лояльность польской стороны: «Ян Казимер… пишет в листах своих, а называет… нас по прежнему своими подданными»[1150]