. Этот аргумент гетман мог подкрепить и конкретным свидетельством: он передал В. Кикину письмо Яна Казимира С. Беневскому, в котором говорилось о его поездке «до урожоного гетмана Войска нашего Запорожского»[1151]. Это и последовавшие за ним другие сообщения гетмана о попытках правящих кругов Речи Посполитой вернуть Войско Запорожское под свою власть, несомненно, способствовали принятию в Москве решения о войне с Польско-Литовским государством.
Как и Хмельницкий, Выговский советовал разорвать мирные отношения с Речью Посполитой и заключить мир со Швецией[1152]. К замыслам покойного гетмана восходило и высказанное Выговским пожелание, чтобы после победы над польским королем заключить союз с Венецией и начать «промышлять над бусурманами»[1153]. Очевидно, гетман, как и его предшественник, размышлял над тем, чем занять массу людей, привыкшую жить войной, после установления мира в Восточной Европе.
На этот раз к советам из Чигирина отнеслись с гораздо большей серьезностью, чем ранее. Когда в сентябре 1657 г. Чигирин снова посетил близкий и доверенный человек царя, А. С. Матвеев, он передал Выговскому просьбу царя отправить к Карлу Густаву послов Войска Запорожского, чтобы шведский король «мира поискал правдою»[1154]. В Москве и позднее сохраняли серьезную заинтересованность в заключении мира со Швецией при участии украинских послов. Когда в конце 1657 г. в Москву прибыло украинское посольство во главе с Ю. Миневским, его настойчиво спрашивали, отправил ли гетман к Карлу Густаву своих послов[1155]. Тем самым в значительной мере оказались устраненными источники напряженности в отношениях между Москвой и Чигирином, возникшие после заключения Виленского договора, складывалась определенная основа для формирования общей политики Русского государства и гетманства по отношению к соседям.
Вместе с тем источники напряженности возникли в сфере собственно украинско-русских отношений. Связано это было с появлением и распространением на территории Украины неких «пунктов». В них говорилось о реформах, которые русское правительство якобы собиралось провести на Украине. Речь шла о фактической ликвидации автономии гетманства, размещении на его территории русской армии, которая содержалась бы за счет местного населения, обложении этого населения податями, которые ранее «имали на короля и панов», и, наконец, размер казацкого войска должен был сократиться до 10 тыс. чел. и оно могло находиться только за днепровскими порогами, все остальные казаки должны были стать крестьянами и мещанами. Вопросу о происхождении этих «пунктов» уделила особое внимание петербургский исследователь Т.Г. Яковлева. Ее соображения, что к появлению этих «пунктов» был причастен Ежи Немирич, представляются убедительными[1156].
Опасность положения состояла в том, что русское правительство, планы которого, разумеется, не шли так далеко, реагируя на проведение Богданом Хмельницким внешней политики, которая противоречила его планам, действительно, предполагало осуществить ряд мер, которые бы усилили зависимость гетманства от Русского государства. Для решения этой задачи должен был выехать на Украину с особыми полномочиями кн. А.Н. Трубецкой. Он, в частности, должен был добиваться назначения воевод (очевидно, вместе с гарнизонами) в некоторые украинские города: Чернигов, Переяслав, Нежин, Белую Церковь, Корсунь и Прилуки[1157]. Известия о миссии А.Н. Трубецкого были восприняты на Украине как свидетельство о достоверности указанных выше «пунктов», что привело к волнениям[1158]. Однако намечавшийся кризис не получил развития. Столкнувшись с перспективой ухудшения русско-украинских отношений, русское правительство, заинтересованное, как показано выше, в военной поддержке Войска Запорожского, уступило — Выговский, избранный без участия русской стороны, был признан гетманом, решение о посылке на Украину А.Н. Трубецкого было отменено[1159]. Позднее русское правительство решительно опровергло аутентичность «пунктов»[1160].
Гораздо более серьезным по своим последствиям оказался внутренний кризис в самом украинском обществе, вылившийся в острые формы уже в конце осени 1657 г. М.С. Грушевскому принадлежит и реконструкция событий начального этапа кризиса и анализ его причин. Речь должна идти о конфликте между Выговским и казацкой верхушкой, на которую он опирался в своей политике, и той частью казачества, которая находилась на Запорожье и продолжала жить там по старым, традиционным порядкам, установившимся еще до восстания Хмельницкого и образования гетманства.
Первым проявлением кризиса стал отказ собравшихся на Запорожье казаков признать гетманом Выговского, избранного без их участия. Запорожцы выступили при этом не только от своего имени, но и от имени всей «черни», т. е. рядового казачества, находящегося не только на Запорожье, но и на «волости». Так, с самого начала кризис приобрел характер конфликта между верхами и низами казачества. Глава запорожцев — кошевой «атаман» принял титул «кошевого гетмана», как бы противостоящего гетману, выбранному казацкой верхушкой без участия «черни». На эти действия Выговский ответил установлением блокады Запорожья, запретив возить туда запасы «с волости». Когда И. Выговский встречался в конце октября с Г.Г. Ромодановским, конфликт был в полном разгаре. Затем в развитии событий наметился спад. Очевидно, испытывая тяжелые последствия блокады, Запорожская Сечь стала искать соглашения с властями гетманства. Запорожские атаманы 14 ноября обратились с письмом к Выговскому, доказывая, что они не начинают никаких бунтов, а «своевольников» сами задержали и посадили в тюрьму. Они не хотят начинать усобицы и проливать христианскую кровь и, напротив, охотно пойдут по приказу гетмана на неприятелей, прежде всего на «ляхов»[1161]. 29 ноября уже уезжавший из Чигирина посланец царя Д. Рагозин узнал о приезде запорожских послов, просивших гетмана снять блокаду, «а которыя, де, были воры, заводчики, и они, де, все розбежались». Гетман, однако, занял жесткую позицию, потребовав выдать ему главу запорожцев — Барабаша[1162]. Как видно из записи в статейном списке Д. Рагозина под 16 ноября, такая жесткая позиция сложилась у гетмана еще до приезда запорожского посольства. Как рассказывали царскому посланцу, гетман намерен, если его требования не будут удовлетворены, «идти в Запороги на них и хочет высечь», и в этом его поддерживает вся казацкая верхушка («а полковники, и сотники, и есаулы с ним, гетманом, в одном совете»)[1163]. Жесткая позиция, занятая гетманом, была связана с тем, что к этому времени уже было известно о важном шаге, предпринятом Сечью, — посылке запорожских казаков в Москву с жалобами на Выговского[1164]. Это показывало, что запорожцы не намерены подчиняться Выговскому, а хотят лишь получить передышку, чтобы обеспечить себе поддержку русского правительства.
Запорожское посольство во главе с Михаилом Стринджей добралось до Москвы к концу ноября месяца. Текст врученного послам наказа, записи жалоб и предложений послов, сделанные в Посольском приказе 23 и 26 ноября, позволяют выяснить причины недовольства запорожцев и связанной с ними «городовой» черни и установить, с помощью каких мер они рассчитывали исправить положение[1165]. Об оценке, которую дал М.С. Грушевский предложениям запорожских послов, речь пойдет ниже. Однако сразу следует отметить, что в тексте М.С. Грушевского мы не находим характеристики тех причин недовольства запорожцев и «черни», которые побудили их выступить против Выговского и казацкой старшины и искать поддержки у русского правительства. Этому вопросу уделила серьезное внимание в своей книге Т.Г. Яковлева. Следует согласиться с исследовательницей, что главной проблемой внутренней жизни гетманства стала невозможность массы «показачившихся» и тем самым получивших привилегированный социальный статус в ходе непрерывной войны людей найти себе источники средств существования в условиях мирного времени[1166]. Традиционно главным источником получения военной добычи были для запорожцев походы на Крым и владения Османской империи. Однако уже осенью 1655 г. Б. Хмельницкий запретил запорожцам совершать морские походы, а затем запреты предпринимать походы на Крым и османские владения последовали со стороны нового гетмана, Ивана Выговского. В среде запорожцев они были восприняты особенно остро, так как после поражения Ракоци военные походы войск гетманства прекратились и иных источников добычи тоже не стало. В наказе, врученном запорожским послам, специально говорилось о том, что гетман и вся старшина гневаются на чернь за то, что та ходит «водою и полем под татарские городы», так как это мешает им заключить мир с Крымом[1167]. Имеем свидетельства, что запорожцы не считались с установленными запретами. Осенью 1657 г. их отряды приходили к Перекопу «и многие ногайские улусы погромили»[1168], но позиция гетмана и старшины не позволяла рассчитывать на продолжение таких действий в дальнейшем.
Однако на встречах запорожских посланцев с дьяками Посольского приказа вопрос о походах запорожцев на «бусурман» не обсуждался. Посланцам, вероятно, объяснили, что они не встретят понимания русского правительства, заинтересованного в сохранении мира на южных границах. На первый план выдвинулся вопрос об обеспечении рядового казачества благодаря выплате жалованья за службу. Вопрос о жалованье стал занимать важное место в сознании казачества со времени заключения переяславских соглашений. «Статьи Богдана Хмельницкого» предусматривали, что Войску Запорожскому будет царем выплачиваться жалованье за участие в походах, а деньги на выплату жалованья к царю должны были поступать за счет сбора доходов с неказацкого населения гетманства. Один раз деньги на выплату жалованья — 60.000 золотых — были посланы гетману, но войску они не раздавались. А затем посылка жалованья прекратилась, так как никаких средств в царскую казну не поступало