[1184]. Вывод исследователя является правильным, но он не дает представления о всех аспектах той политической линии, которой стало придерживаться русское правительство к началу 1658 г. Следует отметить, что в наказе шла речь не только об установлении воеводского управления, но и о сборе с территории гетманства всех доходов в войсковую казну, откуда следовало бы черпать средства не только на содержание русских гарнизонов, но и на выплату жалованья казакам, которые пойдут на военную службу[1185]. Тем самым принимались во внимание требования «черни» и должен был быть снят источник напряженности в украинском обществе.
Важно отметить еще один важный аспект русской позиции. Войско Запорожское занимало важное место в русских планах войны с Речью Посполитой, одна из целей миссии Б.М. Хитрово состояла в том, чтобы достичь на эту тему принципиальной договоренности с гетманом Выговским. Русское правительство поэтому было крайне не заинтересовано в том, чтобы казачество подрывало свои силы в междоусобной войне вместо того, чтобы солидарно, всеми своими силами выступить на русской стороне против Речи Посполитой. Отсюда — стремление добиться мирного прекращения конфликта. Царь полагал, что, опираясь на свой авторитет, он сможет принудить враждебные стороны договориться между собой. Как бы то ни было, соответствующий интересам русского правительства план решения украинской проблемы был намечен и в течение некоторого времени в Москве полагали, что облеченному особым доверием посланцу царя удастся его успешно реализовать.
К концу января 1658 г. в Москву прибыли одновременно сразу несколько дипломатических миссий. 25 января царь принял послов венгерского короля Леопольда (будущего императора), датского посланника Ганса Ольделанда, посланца бранденбургского курфюрста Йоахима фон Борентина[1186], а 27 января дьяки Посольского приказа беседовали с посланцем гетмана В. Госевского Яном Лосовским[1187].
Все это были посольства стран — участников антишведской коалиции, и главная их цель состояла в том, чтобы побудить русское правительство продолжать войну со Швецией. Официальной целью австрийской миссии во главе с Иоганном Фрагштейном, бывшим австрийским резидентом в Речи Посполитой, было известить царя о смерти императора Фердинанда III и вступлении на трон его сына Леопольда[1188]. Однако во время состоявшихся позднее бесед с советниками царя во главе с Ю.А. Долгоруким австрийские дипломаты выражали надежду, что Речь Посполитая и Россия станут «общих неприятели… совокупленными общими войски воевать», и предлагали посредничество на переговорах о заключении «вечного мира»[1189]. Послы передали русской стороне ряд документов, которые должны были склонить ее к принятию нужного решения. Это были добытые австрийскими резидентами в Константинополе тексты грамоты Карла Густава султану от 19 апреля 1657 г. и записки, поданной шведским резидентом в Стамбуле, очевидно, при передаче грамоты[1190]. В обоих документах речь шла о заключении союза между Швецией и Османской империей, направленного против Австрии, Речи Посполитой и России. Эти документы должны были убедить царя во враждебности шведов по отношению к России и побудить его продолжать войну и искать сближения с государствами — членами антишведской коалиции.
Послы передали советникам царя еще один документ — письмо польского резидента в Дании Т. Морштина от августа 1657 г.[1191]. Резидент извещал австрийских корреспондентов о заключении союза между Данией и Польско-Литовским государством и об успехах датчан в войне со шведами (в частности, о том, что «на море шведам великая обида»). Вместе с тем резидент выражал свое удивление тем, что русские войска в Ливонии не ведут активных военных действий. Австрийские дипломаты должны побуждать их к активности, «чтоб граф Магнус в Риге от поветрия сдох или его в поле убить или чтоб Динумунд взять». Таким образом, побуждая русских к активности в Ливонии, они могли указать и желательный объект активности — Ригу, взятие Динамюнде, укрепления в устье Западной Двины, привело бы к блокаде крепости со стороны моря. Подобные предложения могли бы вызвать живой интерес у А.Л. Ордина-Нащокина, но не у царя и его ближайших советников, ориентировавшихся на перспективу близкого конфликта с Речью Посполитой. Такие свои взгляды русские дипломаты не нашли нужным скрывать от австрийских собеседников. Как сообщал австрийский посланник посланцу гетмана В. Госевского С. Медекше, он видит у русских политиков «offensum inimicum» (враждебную неприязнь) по отношению к полякам и они ему постоянно говорят, что поляки не будут соблюдать условий Виленского соглашения[1192].
Неудивительно, что в грамоте будущему императору Леопольду от 17 февраля 1658 г. предложения о сотрудничестве против шведов были обойдены молчанием. Наоборот, царь с ударением указывал на то, что поляки не выполняют условий соглашения, не созывая сейм. Он настоятельно просил Леопольда убедить короля в том, что следует, «отложа хитростные проволоки», прислать своих представителей «на съезд в Вильне… нынешнего 166 году первым летним путем»[1193]. Таким образом, в Москве хотели уже в первой половине лета получить ответ на вопрос, будет ли заключен мир на желательных для русской стороны условиях или придется начинать войну с Польско-Литовским государством.
В сведениях, находившихся к этому времени в распоряжении русского правительства, Австрия выступала как ближайший союзник Польско-Литовского государства, оказывающий ему военную помощь в борьбе со шведами, и как прямой соперник в борьбе за польский трон. Как уже отмечалось выше, с Украины неоднократно приходили сообщения, что военная помощь Речи Посполитой оказывается потому, что магнаты и шляхта проявили готовность избрать преемником Яна Казимира не царя, а Леопольда. Такой посредник на мирных переговорах русским политикам был не нужен. Отправленные в Вену в начале 1658 г. русские посланцы Яков Лихачев и Иван Песков должны были сообщить, что будущие мирные переговоры будут проходить без участия австрийских посредников, так как «в договорных записях того не написано»[1194]. Цели отправленной в австрийскую столицу миссии ограничивались сбором информации, которая дала бы возможность точнее судить о международной ситуации и о намерениях Габсбургов.
С далеко заходящими предложениями сотрудничества против шведов прибыло в Москву датское посольство во главе с Гансом Ольделандом. Датское правительство начало войну, рассчитывая на то, что война Дании с Речью Посполитой, Австрией и Москвой задержит армию Карла Густава в Польше и Дании удастся довольно легко вернуть утраченные в последние годы Тридцатилетней войны владения. Однако дела не пошли так, как рассчитывали в Копенгагене. Достигнутые первоначально успехи оказались не слишком значительными, а когда в августе 1657 г. армия Карла Густава пришла в Голштинию, сами датские земли стали объектом нападения шведских войск[1195]. В этих условиях 20 сентября 1657 г. из Копенгагена вместе с покидавшим город Д. Мышецким в Москву отправилось датское посольство[1196]. Посланник должен был заявить в Москве, что датский король выступил против шведов в ответ на привезенные Д. Мышецким русские предложения «на общего неприятеля на свейского короля стояти заодин»[1197]. Он должен был также сообщить, что Фредерик III затратил большие средства на снаряжение флота, который не позволит шведам «водяным путем никакие помочи… чинить» своим прибалтийским владениям. Кроме того, он подчеркивал, что Карл Густав двинулся в Данию «со всею своею силою», не оставив значительных войск на других фронтах военных действий. Он должен был призывать царя использовать сложившееся положение и направить против шведов свои войска. Этим пожелания датской стороны далеко не ограничивались. Ссылаясь на то, что снаряжение флота потребовало больших средств, датский король просил прислать ему на помощь несколько бочек золота, а также ржи и других товаров, нужных для королевского войска и королевского флота. И такую помощь следовало «ежегод давати, покамест война стоит»[1198].
Соглашение о союзе против шведов датская сторона хотела бы скрепить специальным договором. Некоторые его возможные условия были названы уже на первом этапе переговоров. Так, стороны должны были взять на себя обязательство не заключать сепаратного мира со Швецией. Другое условие предусматривало, что, если русские войска в ходе войны займут остров Сааремаа и Таллин, они должны передать их Дании «волно и бес помешки», «безо всяких отговоров и ответов»[1199]. Запись переговоров с датским посольством сохранилась лишь в начальной части, но уже в самом начале переговоров фиксируется очень сдержанное отношение русской стороны к датским просьбам о помощи. Датскому дипломату указали, что русские войска начали войну ранее датчан и уже успели нанести большой ущерб шведам, и датскому королю эту «многую дружбу и большое против неприятелей вспоможенье надобно памятовать и воздать такими ж мерами»[1200]. 11 февраля Г. Ольделанд еще находился в Москве, добиваясь ответа на свои предложения