Рассмотрение записей переговоров с разными дипломатическими миссиями, посетившими Москву в середине зимы 1658 г., приводит к однозначному выводу — русское правительство не проявило никакой склонности активизировать военные действия против шведов вместе с членами антишведской коалиции, напротив, явно обозначилась тенденция к поискам мира со Швецией.
Такая же тенденция нашла свое выражение в ходе контактов русских дипломатов с задержанными в Москве шведскими послами, начало которым в феврале 1658 г. положила инициатива Карла Густава.
10 декабря 1657 г. Карл Густав обратился с «письмом» к своим послам в Москве. Как видно из его содержания, в действительности оно было адресовано царю и его советникам и послы поступили правильно, передав его в Посольский приказ. Перевод документа был сделан 13 февраля 1658 г. На тексте перевода имеется помета: «Государю чтено и бояром»[1222]. В «письме» Карл Густав подчеркивал свое желание сохранить мир с Россией. Возникший конфликт он, как и ранее, считал результатом интриг австрийских дипломатов, хотя все споры «мочно было в добром совете успокоить». Он с негодованием говорил о поляках, которые под Вильно «не устыдились царя обмануть», предлагая ему польскую корону, одновременно обещали ее и императору Фердинанду III, и Ракоци.
Когда царь заключит мир со Швецией, он сможет «отомстить неправду, бесчестье и обман, которые поляки и с подущенья Дому Аустрейского ему учинили». Карл Густав также доказывал, что поляки царю «земель не поступятца, которые он хочет, се есть Белой Руси, Волыни, Подолии, а еще менши того — Литвы», а Карл Густав готов согласиться на то, чтобы в полномочных грамотах для его представителей на мирных переговорах в титул царя были включены названия этих земель. Когда будет заключен мир со Швецией, поляки скорее согласятся на русские условия. Карл Густав давал своим послам полномочия договориться «о месте и сроке» проведения мирных переговоров. В качестве посредников на них могли бы выступить английские и французские дипломаты. Английский представитель уже находится в Курляндии, скоро к нему может присоединиться французский.
«Письмо» Карла Густава оказалось первым (но далеко не последним в истории русско-шведских контактов) документом, исходившим от главы шведского государства, который содержал резкие нападки на А.Л. Ордина-Нащокина. На воеводу король возлагал всю ответственность за неудачу мирных переговоров с Делагарди. Король полагал, что царю следует «жестоко приказать воеводе Нащокину, чтобы он какими-нибудь затейками и ненадобными вымыслы» не помешал возобновлению мирных переговоров[1223].
В деле о пребывании в Москве шведских «великих» послов не сохранилось текстов, которые отражали бы прямую реакцию русского правительства на сделанные предложения. Однако в составе дела обнаруживаются данные, позволяющие об этой реакции судить. Шведская сторона настаивала на том, чтобы находящиеся в Москве шведские послы были освобождены и отправлены на границу для проведения мирных переговоров. В Москве на это не ответили. Но в деле после перевода грамоты Карла Густава помещена роспись поденного корма, который следовало давать этим послам «от Москвы до Великого Новгорода». Тогда же послам вручили подарки от царя (соболя и др.)[1224]. Эти факты ясно указывают на то, что в Москве совсем не прошли мимо предложений Карла Густава о проведении мирных переговоров.
Однако и возможный конфликт с Речью Посполитой и заключение мирного соглашения со Швецией были еще делом будущего. В настоящем на первый план выдвинулся вопрос о выполнении условий Виленского договора. Чего зимой 1658 г. ожидали в Москве от польско-литовской стороны, показывает текст грамоты Алексея Михайловича Яну Казимиру от 24 января 1658 г.[1225]. В грамоте была сформулирована новая принципиальная позиция русской стороны на этом этапе польско-русских контактов. Констатировав, что сейм до сих пор не созван и тем самым условия Виленского договора нарушены, царь заявил, что «за проволокою с вашие королевские стороны» он не намерен (как это предусматривалось договором) отправлять своих «великих» послов на сейм. Действительные мотивы такого решения лежали в иной плоскости. В сложившейся ситуации у русских политиков не могло быть уверенности, что сейм действительно завершится избранием Алексея Михайловича польским королем. В Москве хотели избежать возможного удара по престижу царя, если бы предложения его «великих» послов были бы отклонены. Вместо этого царь предлагал, «отложа хитростные проволоки», прислать в Москву послов Речи Посполитой, наделив их всеми необходимыми полномочиями для решения вопросов «без обсылки». Вместе с тем, очевидно понимая, что Речь Посполитая на такое предложение не даст согласия, царь предлагал и другой вариант — созыв нового съезда под Вильно, «в нынешнем лете, не откладывая». Царь, — говорилось в грамоте, — вышлет на такой съезд своих представителей «летным первым путем», так чтобы можно было бы начать переговоры «в июне месеце или июле в первых числах».
Русское правительство, как видно из этого документа, стремилось как можно скорее провести мирные переговоры с Речью Посполитой. Тот или иной их исход прояснил бы ситуацию и позволил бы принять решения о будущей политике по отношению к Польско-Литовскому государству.
Материалы сношений с Бранденбургом показывают, что в Москве вовсе не рассматривали такие переговоры как простую формальность, а рассчитывали на то, что при определенных условиях на них можно будет добиться успеха. На переговорах в Москве посланец курфюрста от имени своего государя обещал, что тот будет содействовать успешному завершению мирных переговоров[1226]. После этого было принято решение обратиться к курфюрсту с рядом просьб. В тексте наказа, подготовленного для посланника, отправленного в Бранденбург, содержалась просьба, чтобы он добился созыва во время переговоров под Вильно сейма, «и о том, как утвердят на сейме, на Виленской же б комиссии, то и совершить». Успеху переговоров должны были содействовать и послы курфюрста на сейме[1227]. О надеждах на успешное завершение переговоров говорит и эпизод русско-бранденбургских переговоров, связанный с Богуславом Радзивиллом. В особой грамоте, врученной Борентину, курфюрст ходатайствовал о возвращении его близкому родственнику и наместнику в Восточной Пруссии его владений и владений его покойного брата Януша[1228]. Поддерживая это ходатайство, посланец курфюрста обосновывал это тем, что Б. Радзивилл на сейме будет способствовать принятию решений о избрании царя. В этом «ручаетца по нем курфистр и князь курлянской»[1229]. Эти аргументы подействовали. В тексте наказа для посланника в Бранденбург было внесено сообщение, что «грамоты на те маетности посланы к нему, Бугуславу Радивилу, за красными большими печатьми»[1230].
Вместе с тем в Москве считали вполне реальной перспективой, что мирные переговоры окажутся безрезультатными и, чтобы добиться заключения мира, который закрепил бы за Россией благоприятные результаты русско-польской войны 1654–1655 гг., придется вести войну с Польско-Литовским государством. Об этом достаточно ясно говорит, как уже отмечалось выше, содержание наказа, врученного Б.М. Хитрово при его отправлении на Украину. Новые свидетельства в пользу такого вывода дает запись переговоров с послами бранденбургского курфюрста. У Фридриха фон Борентина настойчиво интересовались, «если нечто какими мерами содержанье не учинитца Виленской комиссии с королевские стороны… учинитца какая ссора», станет ли в этом случае Фридрих Вильгельм помогать польскому королю[1231]. Этот вопрос занял свое место и в наказе русскому посланнику в Бранденбург. Ему следовало добиваться, чтобы, если между Россией и Речью Посполитой «какая учинитца ссора и дойдет до войны», курфюрст «польскому вспоможенья никакова не чинил»[1232].
Сведения, полученные во время переговоров от послов курфюрста, как представляется, стали для русских политиков еще одним свидетельством реальности такого развития событий.
Задачи, которые поставил перед своим дипломатом, посланным в Москву, курфюрст, не ограничивались стремлением добиваться того, чтобы Русское государство продолжало войну со Швецией. Важной задачей было сохранить не только мирные, но и дружественные отношения с Русским государством, границы которого подошли теперь совсем близко к Восточной Пруссии. С этой целью бранденбургским дипломатом был сделан ряд ответственных заявлений. Дело не ограничивалось сообщением о том, что курфюрст разорвал союз со Швецией и заключил мир с Речью Посполитой, следуя советам царя. Посланник курфюрста заверял, что Фридрих Вильгельм будет добиваться того, чтобы именно Алексей Михайлович стал преемником Яна Казимира[1233]. Он заверил, что одно из условий мирного договора между Польско-Литовским государством и Бранденбургом предусматривает, чтобы «договорные статьи, что учинены под Вильнею, ни в чем были не нарушены»[1234]. Более того, в дальнейшем посланник заявил, что если в Речи Посполитой «того дела совершить не похотят», то и курфюрст «не должен им своих статей додерживать»[1235]. Эти сообщения никак не соответствовали реальным фактам, но их появление ясно говорит о стремлении курфюрста добиться установления дружеских отношений с царем.